Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых
Корыто опустело с поразительной быстротой, но, прежде чем отойти, могучая свинья тщательно его вылизала. По-видимому, соломенное ложе ее не манило, и она начала прогуливаться по закутку, время от времени проверяя, не осталось ли в корыте пива, и поглядывая на три лица над бревенчатой загородкой.
И тут я, к своему полному изумлению, вдруг заметил, что свирепый огонь в ее глазках погас и они выражают теперь только тихое благодушие. Мне даже почудилось, что она улыбается.
С каждой минутой ее движения становились все более неуверенными. Она начала спотыкаться, а затем, громко и откровенно икнув, плюхнулась на солому и перекатилась на бок.
Дед Холлин, немелодично насвистывая, несколько секунд смотрел на нее, потом перегнулся через загородку и ткнул свинью в мясистое бедро, на что она только блаженно хрюкнула и даже не шевельнулась.
Гертруда наклюкалась в лежку.
Старик махнул на картонный ящик:
– Тащи поросят.
Уилл принес в закут одну барахтающуюся охапку, потом вторую. Как всем новорожденным, им не требовалось объяснять, что они должны делать дальше. Пятнадцать изголодавшихся ртов прильнули к материнским соскам, и я со смешанным чувством созерцал картину, которая, увы, ничем не была обязана моему самому современному ветеринарному искусству, – длинный рядок розовых поросят, наполняющих свои брюшки животворной жидкостью.
Что поделаешь! Я оказался бессилен, и восьмидесятилетний фермер утер мне нос с помощью двух галлонов портера. Настроение у меня было далеко не радужное.
Я смущенно закрыл ящик с флаконами "усмирина" и уже тихонько отступал к машине, но тут меня окликнул Уилл Холлин:
– Заходите в дом, мистер Хэрриот. Выпейте кофе на дорожку. – Голос звучал дружески, словно я не проторчал тут весь вечер без малейшего толку.
Я повернулся и пошел на кухню. Когда я направился к столу, Уилл ткнул меня локтем в бок.
– Да вы поглядите! – Он приподнял эмалированное ведро, на дне которого плескалось пиво. – Это получше кофе будет. Наберется на две добрые кружки. Сейчас я их достану.
Он нырнул за дверцу буфета, и тут в кухню вошел дед Холлин. Он повесил шляпу и палку на крючок в углу и потер руки.
– Достань-ка и третью кружку, Уилл, – распорядился он. – Кто пиво-то в корыто лил? Так я на троих его и сберег.
Возможно, на следующее утро я продолжал бы мучиться из-за своего тягостного фиаско, но на рассвете меня вызвали к корове с выпадением матки, а против хандры нет средства лучше, чем часок-другой отчаянных усилий.
В Дарроуби я вернулся около восьми часов и решил заправиться бензином на рыночной бензоколонке. В приятном рассеянии мыслей я смотрел, как Боб Купер наполняет мой бак, но тут издали донеслись протяжные звуки:
– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у…
Содрогнувшись, я обвел взглядом площадь. Она была пуста, но душераздирающий вой неумолимо приближался; и вот из-за дальнего угла показался автомобиль мистера Берсфорда и свернул к бензоколонке.
Я попытался спрятаться за пожарный кран, но тщетно! Меня увидели, и машина, запрыгав по булыжнику, под визг тормозов остановилась рядом со мной.
– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у!
На близком расстоянии вой был нестерпимым.
Я выглянул из-за крана и прямо перед собой увидел выпученные глаза управляющего банком, который опустил стекло в дверце. Он выключил мотор, и Коко на заднем сиденье, тотчас успокоившись, дружески завилял мне хвостом. Однако у его хозяина вид был отнюдь не дружеский.
– Доброе утро, мистер Хэрриот, – сказал он угрюмо.
– Доброе утро, – ответил я хрипло и, растянув губы в улыбке, нагнулся к окну: – Доброе утро, миссис Берсфорд.
Она испепелила меня взглядом и открыла было рот, но муж опередил ее:
– Рано утром я по вашему совету дал ему одну из новейших чудотворных таблеток… – Подбородок у него задрожал.
– Ах так?
– Да, так. И она совершенно не подействовала, а потому я дал ему вторую! – Он помолчал. – Поскольку результат оказался таким же, я дал третью, затем четвертую.
– Неужели?.. – Я с трудом сглотнул.
– Вот именно. – Его взгляд стал ледяным. – А потому я вынужден прийти к заключению, что таблетки эти бесполезны.
– Ну… э… да, конечно, судя по…
Он предостерегающе поднял ладонь.
– Мне некогда слушать объяснения. Я и так уже сильно задержался, а мне предстоит проехать триста миль.
– Я искренно сожалею… – начал я, но он уже поднял стекло и включил мотор, а Коко тотчас замер, задрал морду, словно миниатюрный волк, и стянул губы в кружок. Я смотрел, как автомобиль мистера Берсфорда проехал площадь и исчез из виду за поворотом южного шоссе, но до меня еще долго доносились вопли Коко:
– У-у-у, у-у-у, у-у-у, у-у-у.
Внезапно ослабев, я прислонился к крану. Сердце у меня сжалось от сочувствия к мистеру Берсфорду. Я уже говорил, что миг он казался очень порядочным человеком.
Собственно говоря, он мне даже нравился, и тем не менее я с большой радостью подумал, что мы вряд ли когда-нибудь еще встретимся.
Наши свидания с мистером Барджем обычно происходили раз в три месяца, и вновь во главе нашего обеденного стола я увидел его только в середине июня. Он попивал кофе, ронял вежливые фразы, и летнее солнце озаряло его серебристую голову. Наконец, утерев губы салфеткой, он неторопливо пододвинул нам свой каталог. Беря в руки увесистую книжку, Зигфрид задал неизменный вопрос:
– Что-нибудь новенькое, мистер Бардж?
– Любезный сэр! – Улыбка старца яснее всяких слов говорила, что наивность юности хотя и ставит его несколько в тупик, но тем не менее восхитительна. – Фирма "Каргилл и сыновья" никогда не посылает меня к вам без изобилия новых лечебных средств, многие из которых уникальны и все без исключения весьма действенны. Могу предложить вам огромный выбор чудодейственных лекарств.
Вероятно, я приглушенно охнул, потому что он повернулся ко мне и, затопляя меня волнами снисходительной благожелательности, осведомился с чуть шутливой улыбкой:
– Мистер Хэрриот? Вы, кажется, что-то сказали, мой юный и уважаемый друг?
Я раза два сглотнул, открыл было рот, но, по обыкновению, оказался бессилен против его неколебимого и невозмутимого достоинства.
– Нет… ничего, мистер Бардж, – ответил я, понимая, что у меня никогда недостанет духа рассказать ему про чудодейственность "усмирина".
48
Течение нашей жизни определялось внезапными тревогами и неожиданными происшествиями.
Тристан, впрочем, был выше всего этого. Как-то вечером мы с ним сидели в гостиной Скелдейл-Хауса, и вдруг наш покой нарушил пронзительный звон телефона.
Тристан, не вставая с кресла, протянул руку к трубке:
– Аллоу? Ктоу говоритто?
Несколько секунд он внимательно слушал, потом потряс головой:
– Нетто, нетто, извинитто. Мистероу Фарноно дома нетто. Хорошоу, я сказай, когда он приходитто. Наше-ваше с кисточкоу!
Он положил трубку. Я изумленно смотрел на него со своего места по другую сторону камина. Этот нелепый акцент был лишь одним из проявлений его твердой решимости отыскивать крупицы развлечений в чем бы то ни было. Конечно, так он забавлялся отнюдь не всегда, но фермеры нет-нет да и упоминали, что с ними говорил "какой-то иностранец".
Тристан уютно устроился с "Дейли миррор" и вскрыл новую пачку сигарет, но тут опять затрезвонил телефон, и ему пришлось взять трубку.
– Та, та, тобры фетчер, как поживайт. Што фам укотно?
В трубке басисто зарокотало, и Тристан вдруг выпрямился. "Дейли миррор" и сигареты соскользнули иа пол.
– Да, мистер Маунт, – быстро сказал он. – Нет, мистер Маунт. Да, конечно, мистер Маунт, я немедленно передам. Благодарю вас. Всего хорошего. – Он откинулся на спинку кресла и перевел дух. – Это был мистер Маунт!
– Я догадался. И он-таки заставил тебя поджать хвост, Трис.
– Ну… Да… я как-то не ожидал… – Он поднял сигареты и задумчиво закурил.
– Вот именно, – сказал я. – А зачем он звонил?
– Просит завтра утром посмотреть какую-то его рабочую лошадь. У нее с задними ногами неладно.
Я сделал запись в блокноте и поглядел на Тристана:
– Не берусь судить, как ты выкраиваешь время в бурном вихре своих любовных увлечений, но последнее время ты крутишь с его дочкой, а?
Тристан вынул сигарету изо рта и внимательно оглядел тлеющий кончик.
– Действительно, я несколько раз приглашал Дебору Маунт в кино и на танцы, а что?
– Да так. Уж очень у нее папаша внушительный, только и всего.
У меня перед глазами всплыл мистер Маунт – такой, каким я его видел в последний раз: настоящий человек-гора под семь футов ростом. Над плечами, которые походили на отроги холма за его фермой, поднимался могучий утес головы с каменным подбородком, скулами и лбом. А таких широких ладоней я в жизни не видел – раза в три шире моих.
– Ну и пусть его! – отозвался Тристан. – Человек он вполне приличный.
– О, вполне. Я о нем ничего плохого сказать не хочу. (Мистер Маунт отличался большой религиозностью и был, по слухам, суров, но справедлив.) Просто мне бы не хотелось, чтобы он потребовал от меня отчета, на каком основании ты кружишь голову его дщери.