Борис Рябинин - Твои верные друзья
Редкая прогулка обходится без этих любознательных провожатых. Мои собаки обычно пробегают мимо них, не обращая внимания.
Ребята, видя их незлобивость, смелеют и, хотя все еще с некоторой опаской, лезут поближе, некоторые, самые храбрые, пытаются даже погладить. Снукки этой фамильярности не выносит. Она сердито отскакивает в сторону и внезапно разражается звонким лаем. Чтобы не испугать ребят, приходится скомандовать ей «фу». Джери же благосклонно разрешает прикоснуться к себе, иногда сам задерживается около мальчишек.
Ни разу он не позволил себе обидеть, испугать их.
Помню такой случай. Мы шли мимо дома, у ворот которого стояла молодая мать и карапуз лет двух-трех. Малыш держал в руках длинный тоненький прутик.
Мать засмотрелась, и в ту минуту, когда мы поравнялись с ними, малыш неожиданно и для меня и для нее задорно замахнулся на Джери прутиком. Джери покосился и молча пробежал мимо, но, сделав несколько шагов, вдруг повернулся и направился прямо к нему.
Женщина, вообразив, что собака собирается броситься на ребенка, вскрикнула от ужаса. Но Джери и не собирался нападать. Он просто взял из рук опешившего малыша прутик и опять направился своей дорогой. Он нес этот прутик несколько кварталов, потом переломил и бросил.
Если в лесу, ночью на безлюдной улице мои животные (в особенности Джери) всегда были злобны и недоверчивы, то в толпе, среди скопления людей, будь то в магазине или на оживленном бульваре они держались скромно и незлобиво. Им можно было наступить на хвост, невзначай ударить по морде,ткнуть в бок, — они только подвинутся в сторону и даже не попытаются огрызнуться. В этой замечательной черте характера своих грозных друзей я имел возможность убедиться много раз.
Конечно, много значит инстинкт. Но дело не только в нем. Здоровый инстинкт нужно подкрепить правильным воспитанием. Не увлекаться развитием слепой злобы (как это, к сожалению, еще делают многие), наоборот, сдерживать ее, направлять, вызывая лишь тогда, когда это действительно необходимо.
Лишь при таком воспитании ваш пес будет послушным, исполнительным, будет обладать большим достоинством и никогда не причинит никаких неприятностей, обладая в то же время всеми качествами настоящей служебной собаки.
СКРИПУНЫ
Можно представить удивление Джери, когда однажды в конце зимы, придя в комнату, он обнаружил в углу под столом, где обычно лежала Снукки, каких-то черных копошащихся толстых зверюшек. Неуклюже переползая по подстилке, они тихонько пищали. Снукки лежала рядом и любовно вылизывала малышей языком.
Джери так и замер в дверях, увидев эту картину. Когда же он попробовал сунуться со своим носом под стол, Снукки так сердито окрысилась на него, что он едва успел отдернуть морду.
Чтобы не раздражать ее, пришлось отойти на весьма почтенное расстояние. Он стоял, не шевелясь, и с любопытством смотрел на то, что делалось под столом.
А там завелась новая жизнь. Отогнав Джери, Снукки легла. И тотчас же черные зверюшки окружили ее, подползли под теплое брюхо матери и принялись сосать. Сосали они очень забавно. Отталкивали друг друга, карабкались, настойчиво пищали. Насосавшись, отваливались тугими ленивыми комочками и тотчас засыпали. Они были настолько малы и беспомощны, что приходилось следить, как бы мать нечаянно не задавила их.
Первое время Снукки целыми днями лежала в гнезде. Ласково вылизывала малышей, соблюдая самую строгую чистоту. Выходила она лишь за тем, чтобы съесть чашку корма. Ела торопливо, глотая целиком огромные куски и все время прислушиваясь. Стоило пискнуть одному, как она бросала еду и опрометью бежала к своему, семейству.
Чтобы она не оставалась голодной (а пищи ей в этот период требовалось много), пришлось чашку с кормом ставить около гнезда.
На четвертый день после рождения щенят я пригласил знакомого хирурга. Снукки заперли в соседней комнате, а щенят вытащили из гнезда на стол. Хирург тщательно вымерял вершковые, похожие на черных упругих червяков, хвостики. Нащупывая позвонок, выстриг ножничками на каждом хвостике кольцом шерстку и потом этими же ножничками, предварительно обмазав их иодом, отхватил у каждого щенка по полхвосту.[28] Бедные малыши не могли даже оказать никакого сопротивления, только пискнули. Чтобы не появилось кровотечение, ранки стянули шелковой ниткой.
— Вот и вся недолга. Навели фасон! — пошутил хирург и пошел на кухню мыть руки.
Так маленькие эрдельчики четырех дней отроду приобрели вид, какой полагалось им иметь по принятому в собаководстве «стандарту».
Щенят снесли в гнездо, впустили Снукки. Она бросилась к ним, тревожно обнюхала каждого и принялась зализывать ранки. А малыши попищали немного, насосались доотвалу материнского молока и опять уснули.
Первое время семья все больше спала. Во сне щенята тихонько попискивали. Иногда начинали пищать все разом и тогда получалось какое-то забавное поскрипывание. Из-за этого у нас их и прозвали «скрипунами».
Спали щенки, сбившись в тесную кучу. Каждый старался во что бы то ни стало залезть как можно выше. Это напоминало известную игру «куча мала». В довершение сходства самые маленькие всегда оказывались на самом низу, а самые крупные и сильные — наверху. Иногда, правда, удавалось и менее сильному взгромоздиться наверх. Но ненадолго. Куча распадалась, и щенята раскатывались в разные стороны.
Не один Джери интересовался щенками. Целыми часами высиживал перед гнездом кот. Он сидел неподвижно, аккуратно составив вместе передние лапки, и сосредоточенно наблюдал за возней малышей. На некоторое время он перестал интересоваться даже мышами и игрой.
Через неделю-полторы щенки стали заметно прибавляться в росте. Хотя глаза их все еще были затянуты тусклой сиреневой пленочкой, они начали вылезать из гнезда, а так как оно было сделано в виде неглубокого ящика, то обязательно запинались о борт и уморительно шлепались на пол. Иногда такой озорник выкатывался к самым ногам сидящего на своем наблюдательном пункте кота. Кот тревожно фыркал, подпрыгивал, как ужаленный, и стремглав летел прочь.
Со временем он, однако, начал сам заигрывать с ними. Быстро и грациозно трогал их бархатной лапкой и тотчас отскакивал. Со взрослыми собаками, как я уже говорил, кот жил в большой дружбе. И когда щенки подросли и сделались похожими на небольших собачек, кот стал пугаться их заметно меньше.
Через две недели щенки прозрели. А еще через несколько дней они уже научились лакать из блюдечка молоко. Достаточно было раз окунуть их мордочки в молоко, как они сразу освоились и принялись бойко работать язычками.
Скоро у щенят появились зубы. Теперь для матери наступили плохие времена. Щенки неимоверно тянули ее, царапали, кусали. Снукки болезненно вздрагивала и пыталась вырваться от маленьких мучителей. Теперь ее силой приходилось удерживать около них в часы кормления щенят. Когда кормление заканчивалось, она поспешно вскакивала и бежала в другую комнату. Иной щенок так присасывался к матери, что несколько шагов волочился за ней по полу.
Правда, с каждым днем щенки все больше переходили на самостоятельное питание, но матерью не переставали интересоваться, и ей приходилось отсиживаться в соседних комнатах, куда доступ щенкам был категорически запрещен.
Скоро, однако, щенкам стало тесно в их комнате. Пришлось разрешить им бегать по всей квартире.
Бегали они уморительно, не прямо, а как-то бочком. Казалось, задние лапы действуют отдельно от передних и стараются их обогнать.
Коту теперь не стало житья. Едва он показывался, как они во весь дух всем табуном катились к нему, окружали его, сбивали с ног. Кот исчезал под грудой щенят. Внезапно куча рассыпалась, из середины выпрыгивал одуревший, замусоленный Котька и, задрав хвост, бросался наутек, спасаясь самым позорным бегством.
Кот наш не боялся ни страшных подвальных крыс-«хомяков», ни драчливых, пронзительно орущих, соседских котов (первых он душил, вторым задавал крепкую трепку), но перед щенками он оказывался совершенно беспомощным.
Кот приуныл. Он ходил весь измазанный, затасканный. Щенки без всякого стеснения таскали его за хвост, дергали за уши. На полу не стало житья. Приходилось отсиживаться на шкафах. Только там можно было спокойно вздремнуть, отдохнуть от этих невзгод.
С раннего утра и до позднего вечера щенки носились по квартире. Игре они отдавались со всем пылом, на какой только были способны. Большие хватали маленьких, хватали за что попало, — за хвост, так за хвост, за ухо, так за ухо. Рвали и тянули так, что, казалось, вот-вот ухо не выдержит и оборвется. Схваченный пищит во всю мочь, а, вырвавшись, в ту же минуту сам норовит опрокинуть кого-нибудь на спину, хватает острыми зубками за голое брюшко братишки. А потом сам же ласково вылизывает его словно стараясь утешить после нанесенной обиды.
