Том Кокс - Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами
Ему прописали розовые пилюли – по две за раз. Как я их только в Джанета не заталкивал! Заворачивал его в полотенце, чесал шейку, угощал паштетом, даже игрушечным духовым ружьем пользовался. Самым удачным способом, пожалуй, оказалось прятать пилюли в баночке с рублеными мясными консервами. Однако и это срабатывало не всегда. Словом, хоть у меня есть прекрасные друзья, и на них можно положиться в беде, я обязан себя спросить: существует ли такая степень близости, при которой я рискнул бы попросить друга целую неделю ковыряться в рубленом мясе?
Теперь Медведь с Джанетом официально состарились. Но процесс старения проходил у них очень по-разному. Медведь уже при нашей первой встрече был раздражительным увядшим старцем с непомерным чувством собственного достоинства. Если он на несколько дней исчезал, то обязательно приходил назад с какой-нибудь новой хворью или боевым шрамом. Однако с тех пор Медведь заметно помолодел.
Конечно, его походке не хватает юношеской бодрости. Она больше похожа на поспешное бегство кота от воображаемой адской гончей (или заскучавшего Шипли). Зато морда и манеры Медведя сделали ставку на молодость, которой у него толком не было. Он и раньше всегда смотрел мне в глаза, что котам не свойственно, однако со временем взгляд его становился все ярче, а шерсть – по крайней мере между приступами блошиной аллергии – все роскошнее. Медведя иногда путают с Шипли – к большой досаде первого, – но лишь те, кто плохо его знает. Медведь выглядит куда экзотичнее: напоминает одновременно лисенка и поросенка.
К пятнадцати годам Медведь, насколько мне известно, так и не убил ни одной живой души, зато стал намного игривее. Когда он жует-мутузит одну из своих многочисленных сигар с кошачьей мятой, то временами нервно посматривает через плечо – словно понимает, что такое поведение ниже его достоинства. Поэтому он бдит, как бы коты, уступающие Медведю в интеллекте, не застукали его за столь примитивным занятием. Медведь по-прежнему держится ото всех в стороне и мастерски прячется, но порой проявляет новую склонность – к эксгибиционизму. Как-то я купил своим мурлыкам затейливую когтеточку с патетическим названием «Кискины танцы у шеста». Медведь, не теряя равновесия, тут же умостил попу на центральной жердочке – нашел свой эквивалент Четвертого постамента с Трафальгарской площади. С этого места он может свысока наблюдать за разными отбросами общества и размышлять о жизни. Если в доме полно гостей, Медведь теперь выходит к ним гораздо чаще, чем раньше: выбирает себе самого возбужденного или самого грустного человека и целенаправленно трусит к нему фирменной вихляющей походкой, пристально глядя в глаза.
Почтенный возраст подарил Медведю любовь – в «лице» Печеньки, немолодой упитанной рыжей кошечки. Ее хозяева, Дебора и Дэвид, живут рядом с нами и уверяют, что этот роман не заходит дальше бесед через забор, пламенных взглядов сквозь соседское кухонное окно (подглядывает Медведь) и кокетливо-ворчливых упреков (ворчит Печенька). Такое вот у наших котов бабье лето. Прошло уже два года, а пламя их любви и не думает угасать.
С Джанетом все совсем наоборот. Жизнерадостный увалень в молодости, он к 2008 году превратился в капризного сумасброда и заметно сдал физически. С той самой минуты, когда юный Шипли впервые увидел Джанета, они хотя бы раз в день обязательно находили время для борцовского поединка. Драки эти больше напоминали игру, в них превосходство Джанета проверялось, но не оспаривалось – не то что во время стычек Ральфа с Пабло. Иногда, конечно, в ходе поединка коты оббивали головой мебель, а в воздухе летали клочья шерсти, но противники никогда не загоняли друг друга в угол, не шипели оттуда и не рычали. Теперь же Джанет стал уклоняться от предложений Шипли помериться силами – он смущенно убегал, прятался под стол или стул и сидел там, взволнованно и тяжело дыша. Одновременно Джанет начал больше есть. Он чаще, чем раньше, подкарауливал меня на лестнице: кидался под ноги, колотил меня передними лапами, просунув их между перилами. Уже много лет при любых неприятностях Джанет издавал своеобразный «пуко-шип». Выходило у него это непревзойденно и в прошлом частенько вызывало у нас недоумение: каким местом он производит сей дивный звук? Теперь же сомнения исчезли: вопль сделался громче и проникновеннее.
В мае того года во время обычного осмотра ветеринар приложил к груди Джанета стетоскоп и мрачно посмотрел на меня.
– К сожалению, у нее шумы в сердце, – сказал он.
Я открыл было рот, чтобы по привычке объяснить очередному врачу – Джанет «он», а не «она» (в ответ врачи обычно пожимали плечами: «Там столько шерсти, ничего не разберешь»), но передумал.
– Что это значит?
– Пока ничего страшного. Громкость сердечных шумов оценивают по шкале от одного до шести. У вашей кошки три балла. Лекарства пока не нужны. Вы не замечали у нее одышки?
– Замечал, и часто.
– Берегите ее от волнений. Это очень важно.
Я упаковал Джанета назад в огромную корзину, выслушал несколько яростных «пуко-шипов» и принялся обдумывать совет ветеринара. Что волнует Джанета? И как его от этого уберечь? Не могу же я усадить кота перед собой и трагическим голосом сообщить – мол, пришло время тебе умерить свои аппетиты, начинай обходить стороной заманчивые норфолкские стрип-бары. Его активная жизнь в основном протекает без меня, в таинственном ночном мире. Значит, буду делать то, что в моих силах: защищать Джанета от Шипли и не подпускать к кошачьей мяте.
Я стал кормить сердечника отдельно от остальных котов, в сторонке. Однако, сколько бы угощения я ни положил, ему все было мало. Он постоянно хотел есть, нервно терся мне об ноги, просил еще – еще чего-то, но явно не любви и ласки.
Помимо неутолимого голода, болезнь Джанета проявилась еще одним неожиданным симптомом: чистоплотностью.
Каждый кошатник знает: кошки – животные необычайно чистые. Все потому, что они мастерски умеют обтирать грязь с себя об вещи или людей. Джанет в этом отношении невероятно талантлив: придя с улицы, он оставляет все лишнее на ковре и одеяле, причем «лишнее» образует чуть ли не треть массы кота. Джанет с самого начала подходил к вопросу чистоты весьма тщательно, с болезнью же процесс обострился. Ветеринар говорил, такое поведение – признак стресса. В нашем случае я, правда, не уверен: очень уж странным было новое увлечение Джанета.
Благодаря конструкции дома, забору перед ним и холму, в который дом встроен, наш двор труднодоступен для незваных гостей. Зато мусор в него притягивается как магнитом. По пятницам, когда наступает славная ист-мендлхемская ночь в стиле Дикого Запада, во двор залетают бутылки и пенопластовые лотки, вязнут в глинистой почве на правом склоне. Мало того, к берегу озера в конце участка часто прибивает пакеты из-под чипсов, бутылки, жестяные банки. Не считая двух этих «горячих точек», наш сад всегда был чистейшим местом. Как вдруг в последние недели мусор начал непостижимым образом расползаться.
До того как дом стал нашим, он долго пустовал. Въехав, мы нашли на веранде жевательную резинку, обертки от презервативов, окурки – верный признак того, что бесхозное жилье облюбовали подростки. Неужели теперь, спустя четыре с половиной года, они вернулись? Вряд ли – те дети наверняка выросли и стали как минимум студентами, которым уже не до шатания по чужим дворам. Тогда кто принес столько мусора к самым окнам? Ветер? Сомнительно. Откуда на каменных плитах позади дома возникло пять пакетов от острых томатных чипсов? Единственное объяснение – на каменных плитах позади дома кто-то чужой наглым образом съел пять пакетов острых томатных чипсов.
Я стал бдеть. Я держал ухо востро и не спускал со двора глаз, подумывал даже ночью тихонько прокрасться вниз, выскочить на улицу и закричать: «Ага, попался!» Без толку. Мусор возникал непонятно откуда, в одном и том же месте – под задней дверью и окнами моего кабинета. Скоро утилизация мокрых упаковок из-под печенья и мятых заплесневелых пакетов из-под хлеба стала неотъемлемой частью моего утреннего ритуала. Я делал это так же привычно, как готовил кофе, включал в раковине тонкой струйкой воду – напоить привередливую Бутси – и ругался на ведущих «Завтрака с Би-би-си» – мол, нечего разговаривать со мной как с недоумком.
Душу мне леденило не только появление мусора, но и его возраст. Я, конечно, знал, что по Ист-Мендлхему гуляет немало устаревшей продукции – в ларьке с шаурмой, например, только недавно перестали продавать «ретро»-колу в ярко-красных жестянках. Пить ее было откровенно страшно. Однако большинство марок, квартировавших на моей клумбе, не поступало в магазины годов с девяностых – со времен последнего правительства консерваторов. «Разве такие булочки еще продают?» – недоумевал я. Как-то мне попался «Крем быстрого приготовления» фирмы «Бёрд»: последний раз я видел его в 1984 году. Во время семейного турпохода мама запустила таким десертом в папу с дядей Тони.
