Владислав Крапивин - Белый щенок ищет хозяина
Голод победил, и щенок остался. Лапами с длинными, отросшими когтями он стал разгребать сухую траву, которая устилала пол. Выкатилась и перевернулась картонная коробка. Ломтики сухого хлеба посылались на лапы щенка.
Если бы щенок умел читать и если бы в шалаше было светло, щенок заметил бы надпись на коробке: «Аварийный запас патруля».
Но он, конечно, ничего не заметил. Он просто съел много кусков очень сухого хлеба, а остатки зарыл в траве.
Потом щенок лег на подстилку и закрыл глаза. Ему уже не хотелось уходить. К щенку опять пришли Воспоминания.
Ему казалось, что так уже было. Был темный лес и дом из веток, построенный человеком. И пахло смолой, листьями и муравьями. Но тогда еще пахло дымом и мясом. А в щели между ветками залетали отблески огня. Огонь был добрый, непохожий на тот, который сжег ящики. Он только грел.
И еще были рядом люди. Они говорили и смеялись, а один гладил щенка большими Руками. Руки пахли смолой, рыбой и ружейным маслом…
Сейчас не было людей и огня. Был только темный лес и шалаш, а о людях напоминали их следы.
Щенку отчаянно захотелось, чтобы люди пришли и зажгли огонь. Чтобы кто-нибудь провел по его меху ладонью…
Щенок вспоминал Руки. Ему показалось даже, что он чувствует их. Но он теперь знал, что это неправда. И он впервые заскулил не от голода, не от боли, а просто от одиночества.
ПОЧТИ КОНЕЦ. НЕДОВОЛЕН ТОЛЬКО ВЬЮН, И ТО ПО ГЛУПОСТИ
Зверек вскочил на ветку, и его рыжий хвост вдруг превратился в огненные перья на голове чудовища. Чудовище замахало желтыми крыльями и грохнуло сапогами. Щенок завизжал и стал убегать, а лапы у него не хотели двигаться. Щенок с трудом полз по колючим прошлогодним иголкам.
Кругом падали железные обручи с сетками.
Щенок наконец рванулся и будто сбросил тяжесть. Он помчался к костру.
За соснами плясал красный огонь, а там были люди! Щенок летел к людям, к огню.
Но вдруг пламя выросло и ослепило щенка. Это горели ящики. Много ящиков, и они горели кругом. Это был дом из огня! Щенок заметался в нем, а потом зарылся в траву и зажмурился.
Он долго боялся открыть глаза, а когда открыл, то увидел, что лежит в шалаше, и огня никакого нет, а есть яркий свет, белый и неподвижный.
Светил большой круглый глаз, похожий на маленькое солнце.
Щенок испугался, но глаз тут же погас. Пришла темнота, и сначала щенок не видел ничего, только плавали красные пятна. Но он понял, что здесь человек. У людей не бывает горящих глаз, но все равно это был человек.
Щенок прижал уши и насторожился.
Свет еще раз ослепил щенка и снова погас.
Кто-то сказал:
— Снежок.
Красные пятна растаяли, и белый щенок увидел человека.
Человек стоял у входа в шалаш. За ним было зеленое небо, и он казался черным. Это был маленький человечек. Такой же маленький, как девочка, которая спасла щенка от людей с сеткой.
Щенок сначала подумал, что это и есть та девочка и что она пришла за ним.
— Снежок, — снова раздался тихий голос. — Ты как сюда попал? Снежочек, не бойся…
Щенок понял, что ошибся. Голос был немного не такой.
Маленький человек протиснулся в шалаш и сел у входа на корточки. Луна выглянула из-за его спины и все осветила: щенка, стены из веток и фанеры, брошенную коробку. Свет ее отразился от гладкого фанерного листа и упал на маленького человека. Заблестел в черных глазах и на голых коленках.
Мальчик бросил в угол палку с привязанным камнем. Щенок вздрогнул.
— Не бойся, — прошептал мальчик. — Не бойся. Снежок. Иди сюда. Теперь я тебя нашел.
Щенок не понял слов. Но понял, что его зовут. Он заколотил хвостом и пополз по траве, которая устилала пол. Он пополз и встретил руки мальчика.
Руки стали гладить голову и спину щенка. Щенок прикрыл глаза и замер.
Ему стало тепло. Будто недалеко зажгли костер, и теплый воздух окутал щенка. Маленькие руки не пахли рыбой и ружейным маслом. Пахли пока только смолой. Но они были добрые. Такие же, как те Руки, которые щенок помнил.
Он не знал, сколько времени прошло. Ведь щенки не умеют считать время.
Мальчик звонко сказал:
— Снежок! Ну, пошли.
Он выпрямился. Щенок забеспокоился и вскочил. Мальчик задел головой крышу, и посыпались сухие листья.
— Не бойся, — сказал мальчик. — Мы идем домой.
Он взял щенка на руки и выбрался из шалаша в лес, залитый луной. Щенок сидел тихо. Он успокоился, и ему было хорошо.
Но вдруг мальчик остановился.
— Постой! А доказательство? — Он объяснил щенку: — Они не верят.
Думают, что я побоюсь… Сами они синие верблюды.
Он перехватил щенка и держал его теперь одной рукой. В другой руке у него снова вспыхнул огненный глаз.
— Это папкин фонарик, — сказал мальчик щенку. — Я думал: он привезет мне собаку, а он привез фонарик. Ну и хорошо. Зачем мне две собаки?
Щенку стало неудобно висеть. Тонкая рука оплела его, как обруч и давила живот. Щенок задергал лапами.
— Ну, не царапайся, — попросил мальчик. — Я сейчас…
Из кармана ковбойки он вынул сложенный вчетверо листок. Развернул и наколол его на сучок у входа.
— Думают, мне страшно. Сказали, что не смогу второй раз…
Большая луна светила очень ярко, и на листке четко выделялись слова:
ВСЕ РАВНО Я НЕ БОЮСЬ ТЕМНОТЫ
Вот почти вся история. Уголек принес щенка домой. Проснулась мама.
— Смотри, — сказал Уголек. — Я его нашел.
Мама заломила руки.
— Боже мой, — тихо простонала она. — Где ты был? О-о! По крайней мере… вымой его. Я сойду с ума.
Но она успокоилась и с ума не сошла.
А Вьюн взлетел на буфет и басовито выл от негодования и ужаса.
Он еще не понял, что щенок принес ему освобождение.
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Машина прошла четыреста семьдесят километров. Оставалось еще пять.
Машина чихнула и встала. Шофер вспомнил всех знакомых чертей, поднял капот и по пояс залез в мотор. Когда он выбрался, на лице его была безнадежность.
Я понял, что самое лучшее — заканчивать экспедицию пешком. Мои друзья так не думали и остались в кузове под брезентом. За ночь, наверное, не выспались.
Шоссе петляло, и, чтобы сократить дорогу, я пошел в город через лес.
Был конец сентября. Лес на горных склонах уже не казался одинаковым.
Его синевато-зеленая шкура пестрела красноватыми и желтыми заплатами.
Сразу было видно, что в сосновом бору есть лиственные островки.
Березы стояли в желтых кольчугах. Кое-какие травы тоже увядали. На зеленом ковре то и дело мелькали кружевные разноцветные листья — золотистые, оранжевые, красные с черными точками. Но еще цвели мелкие ромашки. Они поднимались шапками и ярко белели среди темных камней.
Я шагал быстро, потому что рюкзак и ружье оставил в машине. Минут через тридцать я увидел знакомую вершину с большими круглыми камнями, а потом в просвете между соснами показались крыши Стрелогорска.
Начинался березняк. Желтые ветки хлестали меня по брезентовой штормовке.
Сквозь шорох листьев мне послышались чьи-то шаги. Я хотел оглянуться, но споткнулся о камень. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за ветку.
Она согнулась.
— Стойте!
Я выпрямился и ветку отпустил. Из кустов на меня выскочил мальчишка.
Небольшой, лет девяти, в форменной фуражке с ремешком на подбородке.
Глаза, большие и черные, как два угля, сердито блестели из-под козырька.
— Зачем вы ломаете ветки? — звонко и отчетливо сказал мальчишка. — Ветки вам мешают?
На животе у него висел фотоаппарат. Открытый объектив «Смены-8» смотрел на меня тоже строго и неприветливо. Как зрачок ружейного ствола.
Я люблю все живое. Я сам не терплю, когда ломают ветки. И потому ответил:
— Я чуть не упал, вот и схватился. Не нарочно. Смотри, она даже не сломалась.
Он старательно и долго осматривал ветку. Может быть, даже слишком долго. Наверно, мальчишке стало неудобно: зря напал на человека.
— Ну ладно, — сказал он чуть-чуть виновато и закрыл объектив. — Я же не знал. Ведь многие ходят и ломают деревья. Кто на веники, кто просто так ломает, ни за чем…
Я сказал, что понимаю, но что сам я не из таких. И хотел уже идти.
Но раздался шум, и с хохотом вылетел из кустов юркий веснушчатый мальчишка, такого же роста, как первый. За ним, хватая за штаны, мчался крупный белый щенок.
— Шуруп! — черные глаза моего знакомого вновь сердито загорелись. — Ну, Шуруп… Ладно, Шуруп! Тебе для этого дали собаку, да?!
Веснушчатый Шуруп остановился. Он улыбнулся.
— А чего? Ты взбесился, Уголек?
— Ты патруль или кто?
— Ну и пусть патруль, ну и что, — скачал Шуруп. — Я и слежу кругом.
— Так следят? Сам бегает и еще собаку портит. Я, Шуруп, Толику скажу. Узнаешь тогда.
Шуруп задумался. Наконец он ответил:
— Говори. Толька все равно не дерется.
— Тогда я сам могу…
— Ха… Помог один раз Курилыча оштрафовать и расхвастался. Все равно не ты штрафовал, а Сережа…
