Марина Басанович - Дела собачьи
Все это пронеслось у меня в голове, а сосед, он же владелец этого «чуда», вошел ко мне в комнату с озабоченным видом. Я внутренне похолодела, потому что даже в страшном сне не представляла, каким образом можно подойти к этой кошке и тем более заниматься ее лечением. С обреченным видом я уставилась на него.
– Что-то она мне не нравится, – издалека начал хозяин, по-домашнему одетый в тренировочный костюм и тапочки на босу ногу.
– А в чем проблемы? – спрашиваю я деловито, но мы оба понимаем, что боимся одного и того же и одинаково.
– Какая-то она сонная и очень спокойная. Ест, правда, хорошо, но все время спит.
– Радоваться надо, что спит, – ехидно замечаю я, ожидая продолжения рассказа.
– И все грудные железы увеличены, – продолжает он.
– А естественные причины не подходят для объяснения? – Я невольно очень рассчитываю на естественный ход событий, потому что патология чревата неприятностями не только для пациентки, но и для нас, так сказать, присутствующих. От ее когтей мало никому не покажется.
– Нет, – довольно уверенно отвечает он.
– Неси сюда свое сокровище, – обреченно предлагаю я.
Через минуту появляются оба. У Мариши, по-видимому, действительно неплохое настроение. Я не успела надеть белый халат, да и не собираюсь это делать: моя строптивая пациентка не любит белого цвета. Ну а мне, поверьте, совсем не хочется вызвать ее раздражение.
Кошку осторожно и с должным уважением ставят на стол. Она не протестует и, не обращая на меня внимания, ласково трется о руку хозяина.
– Ну и дела! – только и говорю я. – Но подержи ее на всякий случай, как мгновенно меняется ее настроение, я уже видела.
Опять же, что держать, что не держать – последствия все равно непредсказуемы. Прощупывать ее живот предстоит мне, и, помолясь про себя, я осторожно начинаю пальпацию. И почти сразу пальцы моей руки ложатся на тельце. Оно хорошо ощущается даже через стенки живота. Дальше можно и не продолжать, потому что от количества детенышей диагноз все равно не изменится: кошка беременна. Мариша поворачивает головку и одаривает меня одним из своих загадочных взглядов.
Может, она и имеет в виду что-то другое, но я перевожу этот взгляд как последнее предупреждение. Оценив ее любезность, я не настаиваю на большем.
– Ну, дружок, она скоро будет мамой, – важно изрекаю я.
– Не может быть, – растерянно говорит хозяин, но, видя мою уверенную улыбку, добавляет: – Как же это? Ведь она разогнала всех женихов, а кое-кого до крови расцарапала.
– Кто-то ей все-таки понравился.
За посетителями уже захлопнулась дверь, а я еще продолжала улыбаться, стараясь не думать о возможности патологических родов. При сварливом и непредсказуемом характере Маришки роды могут стать серьезной проблемой.
Спустя неделю я случайно встретилась с хозяином Мариши на улице.
– А у нас прибавление – трое! – гордо доложил он, – два мальчика и девочка.
– Прекрасная новость! – от души порадовалась я… И мы тоже целы и без кожных повреждений.
Оставалось надеяться, что, будучи внешне похожими на мамашу, очаровательные детки не скопируют ее характер.
Аида
Они по-разному приходят к нам
Был конец рабочего дня. Обычно именно к концу всегда много посетителей. А тут, как ни странно, – никого! С одной стороны, ничего плохого в этом не было. Даже наоборот, никто не болеет, и это, согласитесь, приятно. С другой – ничего не мешает заняться бумажной работой. И это прискорбно, ибо что приятного корпеть над отчетами, подсчетами и прочей дребеденью?
Я обреченно вздыхала и с тоской поглядывала на кипу бумаг, которые Сэм, главный врач, еще с утра демонстративно положил на стол в моем кабинете. У нас с Сэмом – так я про себя стала его называть с самого первого дня работы в районной ветеринарной клинике – довольно странные отношения. Он много старше меня и, по-моему, в душе осуждает мой фанатизм в отношении собак, потому как сам ни собак, ни кошек не любит. Зато весьма благоволит к более крупным животным и к административной представительской работе.
Прошло какое-то время, прежде чем у нас негласно поделились обязанности. Сэм с облегчением оставил мне лечебную работу с собаками, с кошками мы работали поровну, а я не касалась прочих крупных и мелких рогатых и копытных. Таким вот образом установилось хрупкое равновесие, позволявшее нам жить, вернее, мирно сосуществовать. Разумное объяснение всему этому, конечно, было, но я его поняла не сразу. Тут не обошлось без «ножниц поколений». Еще в мои студенческие годы в академии нам ощутимо вбивали в голову, что, мол, мелкие домашние животные – это очень ограниченная сфера деятельности ветеринарного врача, тогда как «в сельском хозяйстве нашей страны существует постоянная нехватка кадров высшего звена для работы в колхозах и совхозах». Что уж тут говорить об его студенческих годах! [2] Но, когда подходило время отчетов месячных, квартальных, полугодовых и годовых, наступало «водяное перемирие». Бумажной отчетностью была в равной степени загружена вся лечебница…
Итак, закурив сигарету – один из лицемерных способов оттянуть неизбежное, – я взглянула в окно и про себя взмолилась: «Ну хоть кого-нибудь пошли, Господи!» И, что называется, допросилась. По дорожке к лечебнице шла женщина с коляской в сопровождении крупного черного дога.
Оставив коляску на газоне перед лечебницей, она вошла. Собака, чуть отстав, последовала за ней. А я успела рассмотреть догиню: крупная, по-видимому, молодая, черная, без единой отметины, она стояла чуть сзади хозяйки, пристально и напряженно изучая ее спину, в ожидании хоть какого-нибудь знака. Его не последовало, и собака замерла, не шевелясь, слегка поджав хвост и прижав уши. Она выглядела растерянной, но не больной. Кивнув женщине, я спросила:
– Ваша?
– Да. А что? – женщина тоже почему-то чувствовала себя неуверенно.
– Что-то случилось? – спросила я, помогая ей начать разговор.
– Я хочу, чтобы ее усыпили, – четко сказала она. Страшная фраза застыла в пространстве. Собака сжалась, как от удара хлыста, и сильнее поджала хвост. А я, боясь взглянуть в лицо женщины, пристально изучала ее мохеровую с длинным ворсом кофту какого-то мерзкого голубого цвета. Собственно, цвет был ни при чем. Не вызывала симпатии сама особа – крупная, располневшая, самоуверенная.
– Так что? – ее тон настаивал на ответе.
– Собака чем-то больна? В чем, собственно, причина такого шага? – еще не веря в происходящее, спросила я.
– Нет. Она здорова. Плохо себя ведет по отношению к моему сыну, – казенными сухими фразами отвечала она. – Куда ее отвести?
Больше мне нечего было выяснять. Приговор был окончательным. Я молча открыла перед ними двери служебного помещения.
В конце коридора в лечебнице был предусмотрен отсек с клетками, в которых передерживались животные в ожидании машины из горветотдела… Специальной машины…
Эта сторона работы ветеринарных лечебниц не особенно афишировалась, ее принято обходить молчанием, она пахнет предательством и лицемерием. Но все же существует.
Подобные блоки были в каждой лечебнице, и наша не была исключением. Два раза в неделю животных или трупы забирали и увозили на Центральную станцию. Далее происходила сортировка: здоровых отправляли в виварии больниц и научно-исследовательских институтов (к счастью, теперь этого нет), а больных и непригодных к опытам – усыпляли. Что уж говорить? Все это было очень и очень печально. И вот я вела по коридору собаку и думала о том, что исходом в данном случае будет смерть, хотя бы потому, что для опытов доги очень велики и потому – непригодны.
Женщина тем временем уже завела собаку в клетку, аккуратно сняла с нее поводок, ошейник, деловито убрала все это в сумочку, висевшую на плече. Я сдерживалась изо всех сил. Больше всего на свете мне хотелось оставить в клетке хотя бы на часок жирное, дебелое тело самой хозяйки. Не взглянув больше на собаку, женщина закрыла клетку и холодно спросила:
– Это, надеюсь, все?
– Нет, – машинально ответила я. – Еще кое-какие формальности в документах. Пойдемте в кабинет!
Подписав необходимые бумаги, она положила на стол родословную собаки и молча поднялась. Почти не надеясь на положительный ответ, я все-таки спросила:
– Вы не будете возражать, если я попытаюсь найти ей других хозяев?
– Это ваши трудности. Делайте все, что хотите, – последовал ответ, и дверь за ней захлопнулась.
Вытащив из пачки еще одну сигарету, я призадумалась, и было о чем. Машина по графику должна прийти завтра утром. И то неплохо, хотя и мало, мало времени. Значит, в запасе только вечер и ночь.
Прочитав собачьи документы, я выяснила, что догине год от роду и зовут ее Аида. Входная дверь снова хлопнула, и я замерла: а вдруг она передумала?.. Но это оказалась не она, а Костя Алексеев – собачник по жизни и по убеждениям, а заодно и наш участковый милиционер. Он частенько заходил и по делу, и без дела, просто поболтать. Благо в темах никогда недостатка не было.
