Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – прекрасных и удивительных
Он слишком напрягся, засовывая руку в задний карман, и застарелый радикулит тут же дал о себе знать. Старик выпрямился в струнку, морщась от боли.
– В спину вступило, доложу я вам! Прострел чертов, и доктор с ним ничего поделать не может. Пилюль наглотался – прямо гремушку из меня делай, а толку чуть.
Блестящими умственными способностями я не отличаюсь, но порой меня осеняет.
– Мистер Пикерсгилл! – произнес я с глубокой серьезностью. – Сколько я вас знаю, вы страдаете радикулитом, и сейчас мне пришла в голову одна мысль. Мне кажется, я знаю, как вы могли бы от него избавиться.
Глаза фермера широко открылись, и в них засветилась детская доверчивость, без малейшего намека на иронию. Как и следовало ожидать. Раз люди больше полагаются на слова живодера или торговца костной мукой, а не на советы ветеринара, когда болеют их животные, вполне естественно, что они предпочтут рекомендации ветеринара, а не врача, когда речь идет об их собственных болезнях.
– Вы знаете, как меня излечить? – спросил он слабым голосом.
– По-моему, да. И никакого лечения не потребуется. Просто перестаньте доить!
– Доить перестать? Да какого дьявола?..
– Именно, именно! Вспомните: вы же каждое утро и каждый вечер сидите, согнувшись на низкой табуреточке. Человек вы высокий, и совсем подбородком в колени утыкаетесь, чтобы до вымени дотянуться. Конечно же, вам это вредно!
Мистер Пикерсгилл уставился перед собой, словно ему предстало дивное видение.
– Вы, правда, думаете…
– Безусловно. Во всяком случае, проверьте. А доить пока может Оливия. Она ведь всегда говорит, что отлично справится одна.
– Конечно, папа! – вмешалась Оливия. – Доить я люблю, ты же знаешь, а тебе пора и отдохнуть. Ты ведь с самых детских лет доил.
– Черт, молодой человек, а ведь вы, пожалуй, в точку попали, доложу я вам. И пробовать не стану. С этой минуты и кончу, мое решение принято. – Мистер Пикерсгилл откинул великолепную голову, обвел кухню властным взглядом и хлопнул кулаком по столу, словно только что подписал документы о слиянии двух нефтяных компаний.
Я встал.
– Отлично, отлично. Рецепт я захвачу с собой и составлю мазь. Вечером она будет готова, и, на вашем месте, я бы начал лечение без проволочек.
В следующий раз я увидел мистера Пикерсгилла примерно через месяц. Он величественно катил на велосипеде через рыночную площадь, но заметил меня и спешился.
– А, мистер Хэрриот! – сказал он, слегка отдуваясь. – Рад, что мы встретились. Я все собирался заехать к вам и сказать, что хлопьев в молоке больше нет. Как начали мы втирать мазь, так они и пошли на убыль, а потом и вовсе пропали.
– Прекрасно! А ваш радикулит?
– Вот уж тут вы маху не дали, молодой человек, доложу я вам, что спасибо, то спасибо! С того дня я ни разу не доил, так спина даже поднывать перестала. – Он ласково улыбнулся мне. – Для нее-то вы мне дельный совет дали, но чтоб вылечить мастику эту, пришлось-таки нам к старому профессору Маллесону вернуться, а?
Следующая моя беседа с мистером Пикерсгиллом произошла по телефону.
– Я по автоклаву говорю, – сообщил он придушенно.
– По авто…
– Ну, да. В деревне из будки. По телефону-автоклаву.
– А, да-да, сказал я. – Так чем могу быть полезен?
– Вы бы сейчас не приехали? А то тут у одного моего теленка сальный нос объявился.
– Простите?
– Сальный нос. У теленка.
– Сальный нос?
– Во-во! Тут давеча утром по радио как раз про него толковали.
– А-а! Да-да, понимаю. (Я тоже успел послушать эту часть передачи для фермеров – лекцию о сальмонеллезе у телят.) Но почему вы полагаете, что у него именно эта болезнь?
– Так прямо же, как объясняли: у него кровь идет из андуса.
– Из… А, да-да, конечно. Поглядеть его следует. Я скоро буду.
Теленку бесспорно было очень плохо, и кровь из заднего прохода у него действительно шла. Но не как при сальмонеллезе [1].
– Поноса у него нет, мистер Пикерсгилл, вы сами видите. Наоборот, впечатление такое, что у него трудно с проходимостью. Кровь же почти чистая. И температура не очень высокая.
В голосе фермера прозвучало явное разочарование:
– Черт, а я-то думал, что у него все точь-в-точь, как объясняли. Сказали еще, что следует пробы посылать в лабрадор.
– А…э?
– В следовательский лабрадор. Да вы же знаете!
– Да-да, совершенно верно. Но, думаю, анализы тут ничего не дадут.
– Ну, а что же у него тогда? С андусом непорядок?
– Нет, нет, – ответил я. – Но где-то кишечник у него закупорился, и это вызывает кровотечение. – Я поглядел на понурого, горбящего спину теленка. Он весь был сосредоточен на неприятных внутренних ощущениях и время от времени напрягался и слегка кряхтел.
Конечно, конечно, мне следовало бы сразу понять в чем дело, ведь картина была на редкость четкой. Но, вероятно, у каждого из нас есть свои слепые пятна, не дающие различить то, что прямо в глаза бросается, и несколько дней я, как в тумане, пичкал бедняжку то тем, то этим – даже вспоминать не хочется.
Но мне повезло. Он выздоровел вопреки моему лечению. И только когда мистер Пикерсгилл показал мне комочек некротизированной ткани, вышедшей с экскрементами, я, наконец, понял.
И пристыженно повернулся к фермеру.
– Это обрывок омертвевшей кишки, которая сама в себя втянулась. Инвагинация. Обычно она приводит к гибели животного, но, к счастью, ваш теленок избавился от препятствия естественным путем и теперь должен совсем поправиться.
– Но как вы сказали? Что у него было-то?
– Инвагинация.
Губы мистера Пикерсгилла зашевелились, и я ожидал, что он вот-вот повторит новое словечко. Но попытка, по-видимому, не удалась.
– А! – сказал он только.– Вот, значит, что у него было!
– Да, но в чем заключалась причина, определить трудно.
Фермер презрительно фыркнул.
– Хотите об заклад побиться, я вам скажу! Я с самого начала, доложу вам, говорил, что расти он будет слабеньким. У него из пупка кровь шла, потому что родился-то он в проценте!
Но мистер Пикерсгилл со мной еще не кончил. Не прошло и недели, как я вновь услышал в трубке его голос:
– Поскорее приезжайте! У меня тут свинья безик устроила.
– Безик? – Я даже замигал, отгоняя от себя видение двух хрюшек, затеявших перекинуться в картишки. – Боюсь, я не совсем…
– Я ей микстуру от глистов дал, а она запрыгала и ну на спине валяться. Говорю же вам, самый настоящий безик.
– А… да-да, я… да-да. Сейчас приеду.
Когда я приехал, свинья немного угомонилась, но все еще страдала от боли: ложилась, вскакивала, кружила по закутку. Я ввел ей гран гидрохлорида морфия и через несколько минут движения ее замедлились, а затем она улеглась на солому и уснула.
– По-видимому, все обойдется, – сказал я. – Но какую микстуру вы ей дали?
Мистер Пикерсгилл неохотно протянул мне бутылку.
– Тут один заезжал – продавал их. Сказал, что любых глистов изничтожит, какие только есть.
– Вот и вашу свинью тоже чуть не изничтожило, верно? – заметил я, нюхая жидкость. – И неудивительно. Судя по запаху, это же почти чистый скипидар.
– Скипидар? Ох, черт, только-то? А он-то божился, что средство самое новейшее. И деньги с меня содрал кардинальные.
Я вернул ему бутылку.
– Ну, ничего. Дурных последствий, мне кажется, не будет, но место этой бутылке в мусорном ведре, поверьте.
Садясь в машину, я поглядел на мистера Пикерсгилла.
– Я вам, наверное, порядком надоел. Сначала мастит, потом теленок и вот теперь свинья. Целая полоса незадач.
Мистер Пикерсгилл расправил плечи и поглядел на меня с монументальным спокойствием.
– Молодой человек, – сказал он, – я на это просто смотрю. Со скотиной без беды не обойтись. А я, позвольте вам доложить, по опыту знаю, что беда – она всегда ходит циклонами.
7
– Послушай, Джим, – сказала Хелен, – нам никак нельзя опаздывать. Миссис Ходжсон удивительно милая старушка, она ужасно огорчится, если мы задержимся и ее ужин перестоит.
Я кивнул.
– Ты абсолютно права, этого допустить нельзя. Но у меня после обеда только три вызова, а вечер взял на себя Тристан. Так что я не задержусь.
Подобные тревоги из-за простого приглашения на ужин могут кому-нибудь показаться преувеличенными, но для ветеринаров и их жен, особенно в те времена, когда человек работал один или с единственным помощником, опасность оказаться грубо невежливым была вполне реальной. Мысль, что кто-то приготовит для меня угощение, а потом будет сидеть в напрасном ожидании, необыкновенно меня пугала, но такое случалось со всеми нами. Этот страх воскресал во мне всякий раз, когда нас с Хелен куда-нибудь приглашали, – тем более если приглашали люди вроде Ходжсонов. Мистер Ходжсон, на редкость симпатичный старый фермер, был очень близорук, но глаза его за толстыми стеклами очков смотрели на мир безмятежно и ласково. Его жена, такая же добрая душа, как он сам, лукаво покосилась на меня, когда я за два дня до этого заехал к ним.
