Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых
– Тигр! Это Тигр! Тигр!
Лицо их отца словно осветилось изнутри. Он быстро прошел через комнату и нежно провел заскорузлой ладонью по пестрому меху.
– Здорово, малый! – сказал он и обернулся ко мне с сияющей улыбкой: – Это он, мистер Хэрриот. Он самый. А выглядит-то как!
– Вы его звали Тигром? – спросил я.
– Ага, – ответил он радостно. – Из-за рыжих полосок. Это ребята его так прозвали. Просто извелись, как он пропал.
Тут мальчуганы повалились на пол, а Оскар прыгнул к ним и, восторженно мурлыча, принялся игриво бить их лапами.
Сеп Гиббонс снова опустился на стул.
– Вот так он с ними всегда играл. Возились на полу целыми днями. Очень мы без него скучали. Такой кот хороший.
Я взглянул на обломанные ногти, царапающие кепку, на простое открытое честное лицо одного из тех йоркширских тружеников, которые внушали мне неизменную симпатию и уважение. Работники вроде него получали в те дни тридцать шиллингов в неделю, что яснее ясного подтверждали залатанная куртка, потрескавшиеся, хотя и начищенные, сапоги и одежда мальчиков, которую они явно донашивали после старших братьев.
Но все трое выглядели чистыми и умытыми; волосы мальчиков были тщательно расчесаны и приглажены. Хорошая семья, подумал я, не зная, что сказать.
За меня это сказала Хелен:
– Так что же, мистер Гиббонс! – Тон ее был неестественно бодрым. – Конечно, берите его.
Он нерешительно спросил:
– А вы-то как, миссис Хэрриот?
– Ничего… Он же ваш.
– Да ведь говорят, раз нашел, так и твои. По закону вроде бы. Мы ведь пришли не затем, чтобы его назад требовать или там…
– Да-да, конечно. Я понимаю, мистер Гиббонс. Но ведь он у вас вырос, и вы его столько времени искали. Не можем же мы его у вас отнять.
Он быстро кивнул.
– Большое вам спасибо. – Он помолчал, сосредоточенно хмурясь, потом нагнулся и подхватил Оскара на руки. – Ну, нам пора, а то опоздаем на восьмичасовой автобус.
Хелен взяла мордочку Оскара в ладони и несколько секунд смотрела на него. Потом погладила мальчиков по голове.
– Вы ведь будете о нем хорошо заботиться?
– Да, миссис, спасибо. Вы не беспокойтесь! – Они поглядели на нее и заулыбались.
– Я вас провожу, мистер Гиббонс, – сказал я.
Пока мы спускались по лестнице, я щекотал пушистую скулу, прижимавшуюся к широкому плечу, и в последний раз слушал басистое мурлыканье. В дверях я пожал Гиббонсу руку, и они пошли по улице. На углу они остановились и помахали мне. А я помахал им – мужчине, двум мальчикам и коту, который глядел на меня через плечо прежнего хозяина.
В ту пору моей жизни я взлетал по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, но на этот раз я поднимался по ней, еле волоча ноги, как старик. Горло у меня сжималось, глаза пощипывало.
Выругав себя сентиментальным дураком, я с облегчением подумал, что Хелен приняла случившееся на редкость хорошо. Ведь она выходила этого кота, горячо к нему привязалась, и, казалось бы, такой непредвиденный удар должен был страшно ее расстроить. Но нет, она вела себя в высшей степени спокойно и разумно. Конечно, с женщинами никогда не угадаешь, но все-таки легче…
Значит, и мне нужно взять себя в руки. Изобразив на лице подобие бодрой улыбки, я твердым шагом вошел в комнату.
Хелен сидела, прижав лицо к столу, одной рукой обхватив голову, другую бессильно протянув перед собой. Ее тело сотрясалось от отчаянных рыданий.
Я впервые видел ее такой и, совершенно растерявшись, забормотал какие-то утешения, но рыдания не стихали.
Я беспомощно придвинул стул к столу и начал поглаживать ее по голове. Возможно, я и нашел бы что сказать, но только на душе у меня было так же скверно.
Но все проходит. Ведь Оскар жив и не потерялся, убеждали мы друг друга, а просто поселился у добрых людей, которые будут хорошо о нем заботиться. Собственно говоря, он вернулся домой.
И ведь нам остался наш любимый Сэм. Правда, в первые дни утешения от него было мало: он все время тоскливо обнюхивал место, где прежде лежала подстилка Оскара, а затем опускался на коврик с унылым вздохом.
А у меня зрел план, который я собирался сообщить Хелен в надлежащую минуту. Примерно месяц спустя после этого рокового вечера мы в мой свободный день поехали в Бротон посмотреть новый фильм. После конца сеанса я поглядел на часы.
– Еще только восемь. – Сказал я. – Может быть, навестим Оскара?
Хелен удивленно на меня посмотрела:
– Ты хочешь поехать в Уидерли?
– Да. Это же всего пять миль.
Она нерешительно улыбнулась:
– Как бы хорошо! Но ты не думаешь, что им будет неприятно?
– Гиббонсам? Конечно, нет. Так поехали?
Уидерли – большая деревня, и домик Гиббонса находился в дальнем ее конце, за методистской молельней. Я открыл калитку, и мы прошли по дорожке к двери.
На мой стук ее отворила невысокая женщина, вытиравшая руки грубым полотенцем.
– Миссис Гиббонс? – спросил я.
– Да.
– А я – Джеймс Хэрриот. И вот моя жена.
Она ответила мне недоуменным взглядом. Наша фамилия ей явно ничего не сказала.
– У нас некоторое время жил ваш кот, – добавил я.
Она вдруг широко улыбнулась и махнула полотенцем.
– Ну да, конечно! Сеп же мне про вас говорил. Да входите, входите!
Большая кухня, она же гостиная, красноречиво повествовала о жизни на тридцать шиллингов в неделю с шестью детьми. Видавшая виды мебель, штопаное-перештопаное белье на веревке под самым потолком, прокопченная плита и неописуемый беспорядок.
Сеп встал со стула у огня, положил газету, снял очки в стальной оправе и потряс нам руки.
Он усадил Хелен в продавленное кресло.
– Очень приятно опять с вами свидеться. Я про вас хозяйке частенько рассказывал.
Его супруга подхватила, вешая полотенце:
– Верно! А вот теперь я с вами и познакомилась! Сейчас поставлю чайку.
Она засмеялась и унесла в угол ведро с мутной водой.
– Вот отстирываю футболки. Мальчишки взяли да и подсунули их мне. Будто у меня других дел нет!
Пока она наливала воду в чайник, я украдкой оглядывал кухню и Хелен тоже косилась по сторонам. Но тщетно. Никаких признаков кота обнаружить нам не удавалось. Неужели он опять сбежал? С нарастающей тревогой и растерянностью я вдруг сообразил, что мой заветный план может привести к совсем обратным результатам. Но коснуться жгучей темы я решился, только когда чай был заварен и разлит по чашкам.
– А как… – спросил я робко, – как поживает… э… Тигр?
– Лучше некуда, – бодро ответила миссис Гиббоне и взглянула на часы, украшавшие каминную полку. – Он вот-вот вернется, тогда сами посмотрите.
Не успела она договорить, как Сеп поднял палец:
– По-моему, уже заявился.
Он направился к двери, открыл ее, и наш Оскар переступил порог со всем своим величавым изяществом. Увидев Хелен, он мигом вспрыгнул ей на колени. Она радостно вскрикнула, поставила чашку и принялась гладить пестрый мех, а кот под ее ладонью выгнул спину и кухню огласило знакомое мурлыканье.
– Он меня узнал! – шептала Хелен. – Он меня узнал!
Сеп радостно закивал.
– А как же! Вы ведь его вызволили из беды. Он вас никогда не забудет. И мы тоже, верно, мать?
– Да уж само собой, миссис Хэрриот, – ответила его жена, намазывая маслом ломтик имбирной коврижки. – Вы же такое доброе дело для нас сделали! Обязательно к нам заглядывайте, как еще будете в наших краях.
– Спасибо, – ответил я. – Непременно. Мы часто бываем в Бротоне.
Я нагнулся, почесал Оскару шею и опять обернулся к миссис Гиббоне:
– Кстати, ведь уже десятый час. Где он пропадал весь вечер?
Она перестала намазывать коврижку и уставилась в одну точку:
– Погодите, дайте сообразить. Нынче же четверг, верно? Значит, йогой занимался, не иначе.
Вот и кончилась еще одна глава моей жизни, подумал я, захлопнув дверь купе и втискиваясь на сиденье между толстушкой в форме женской вспомогательной службы военно-воздушных сил и крепко спящим капралом.
Вероятно, я выглядел типичным демобилизованным солдатом. Голубую форму у меня забрали, выдав взамен "увольнительный костюм" – жуткое одеяние из бурой саржи в лиловую полоску, в котором я смахивал на старомодного гангстера. Зато мне оставили форменную рубашку с галстуком и блестящие сапоги – они теперь казались добрыми старыми друзьями.
Мои скудные пожитки, включая "Ветеринарный словарь" Блэка (я не расставался с ним все время моей летной карьеры), лежали на полке в фибровом чемоданчике того типа, который пользовался особой популярностью у низших чинов. У меня не было даже пальто, о чем я не замедлил вспомнить, потому что в вагоне скоро стало холодно, а путь до Дарроуби мне предстоял неблизкий.
Под конец я сменил поезд на автобус – тот же самый маленький, тряский, дребезжащий автобус, который несколько лет назад вез меня в неведомое будущее. И шофер был тот же самый. А потому, когда в голубой дали вновь начали подниматься холмы, время, разделявшее эти две поездки, словно исчезло: в свете раннего утра я видел знакомые фермы, каменные стенки, убегающие вверх по травянистым склонам, и деревья, клонящие ветви над рекой.
