Джеймс Хэрриот - Собачьи истории
Да, миссис Уэстби не преувеличила: передо мной, казалось, была очень старая собака.
— Вы думаете, он навсегда таким и останется? — спросила она.
Я пожал плечами.
— Будем надеяться, что нет.
Но, садясь за руль, я не повторил про себя этих слов. Слишком уж часто мне приходилось видеть телят, перенесших пневмонию. Фермеры называли их «заморышами», потому что они навсегда оставались худыми и вялыми.
Проходили недели, месяцы. Бренди я видел изредка, когда миссис Уэстби выводила его на поводке погулять. Брел он за ней с большой неохотой, и ей все время приходилось замедлять шаг. А у меня сжималось сердце: неужели это — Бренди? Ну, что же, во всяком случае, жизнь я ему спас. А раз сделать больше не могу, то лучше поменьше о нем думать. И я отгонял всякую мысль о лабрадоре, что мне более или менее удавалось.
Как-то в феврале у меня выпал очень тяжелый день. Почти всю ночь я провозился с лошадью, у которой были сильные колики, и спать лег в пятом часу, утешаясь сознанием, что все-таки снял боль и животное чувствует себя лучше. Но тут меня потребовали к телящейся молодой корове с узким тазом. Мне удалось спасти теленка — очень крупного, но домой я вернулся совсем без сил, а ложиться спать уже не имело смысла.
После утренних вызовов у меня осталось ощущение, будто я совершенно выпотрошен, и за обедом Хелен раза два с испугом будила меня, когда мой лоб начинал склоняться в тарелку. В два часа в приемной сидело несколько собак. Осматривал я их, словно сквозь кисею, с трудом расклеивая веки. Когда дошла очередь до последнего пациента, я еле держался на ногах и совершенно не знал, на каком я свете.
— Следующий, пожалуйста, — промямлил я, открывая дверь приемной.
Вот сейчас появится собака на поводке… И действительно, вошел мужчина с маленьким пуделем. Но что это? Я даже глаза протер. Да, действительно, собака, гордо выпрямившись, идет ко мне на двух ногах.
Нет, я, конечно, сознавал, что сплю стоя. Но неужто дело дошло до галлюцинаций? Я еще раз вытаращился на пуделя. Да, шагает себе, выпятив грудь, держа голову прямо, как солдат на смотру.
— Будьте добры, идите за мной, — хрипло сказал я и поплелся к смотровой, но на половине дороги не выдержал и оглянулся. Нет, пудель, знай себе, шагает рядом с хозяином, передние лапы по швам.
Однако хозяин, видимо, перехватил мой недоуменный взгляд, потому что расхохотался и объяснил:
— Да вы не беспокойтесь, мистер Хэрриот. Он прежде в цирке выступал. Ну, я и люблю похвастать его трюками. А от этого его фокуса люди даже пугаются.
— Надо думать! — пробурчал я. — У меня прямо сердце оборвалось.
Пудель был здоров — ему требовалось только подстричь когти. Я поднял его на стол, взял щипчики и улыбнулся.
— На задних лапах он, наверное, все когти сам сточил, — сказал я и обрадовался, что еще не утратил способности шутить.
Но уже через несколько минут усталость навалилась на меня с прежней силой, и я с трудом проводил их до входной двери.
Пуделек затрусил по улице на всех четырех ногах, как и, положено собаке, а мне вдруг пришло в голову, что я уже очень давно не видел, чтобы собака проделывала что-нибудь забавное. Ну, как Бренди. Вот он мне и вспомнился! Я устало прислонился к косяку и закрыл глаза. А когда открыл, то увидел, что из-за угла выходит Бренди, таща на поводке миссис Уэстби. Его морду по самые глаза закрывала жестянка из-под томатного супа. Заметив меня, он бешено завилял хвостом и натянул поводок еще туже.
Нет, уж это действительно галлюцинация, никуда не денешься. Видение из прошлого. Надо немедленно лечь… Но я не успел отклеиться от косяка, как лабрадор взлетел по ступенькам и не лизнул меня в нос только потому, что его язык находился внутри жестянки, а удовлетворился тем, что бодро задрал ногу у стены.
Я уставился на сияющее лицо миссис Уэстби.
— Как?.. Что?..
Веселые искры в глазах и улыбка во весь рот придавали ей особое очарование.
— Видите, мистер Хэрриот? Ему лучше! Лучше!
Сон с меня как рукой сняло.
— А я… Вы привели его снять жестянку?
— Да, да, пожалуйста!
Я даже крякнул, поднимая Бренди на стол. Он стал тяжелее, чем был до болезни. Нужные щипцы я схватил, почти не глядя, и принялся отгибать зазубренные края наружу. По-видимому, к томатному супу он питал особую слабость — во всяком случае, сидела жестянка очень плотно, и мне пришлось с ней повозиться довольно долго. Но вот Бренди освободился, и я еле успел увернуться от его слюнявых поцелуев.
— Опять навещает мусорные баки, как я погляжу!
— Да. Чуть не каждый день. Несколько жестянок я сумела сама с него снять. И с горки опять катается! — Она блаженно засмеялась.
Я вытащил из кармана стетоскоп и прослушал его легкие. Кое-где легкие хрипы, но шарманка умолкла.
Присев на край стола, я оглядывал могучего пса и не мог до конца поверить в свершившееся чудо. К нему вернулась вся прежняя жизнерадостность, пасть расползалась в задорной усмешке, а в окно вливались солнечные лучи, золотя и без того золотую шерсть.
— Но почему, мистер Хэрриот? — спросила миссис Уэстби. — Что произошло? Отчего ему стало лучше?
— Vis medicatrix naturae, — ответил я с благоговением.
— Простите?
— Целительная сила природы. Никакой ветеринар не может с ней соперничать, если уж она вступает в действие.
— Ах, так. И предсказать заранее вы не можете?
— Нет.
Мы помолчали, поглаживая Брэнди по голове, ушам и спине.
— Да, кстати, — заговорил я, — интерес к синим джинсам тоже вернулся?
— Еще как! Они сейчас ждут в стиральной машине. Выпачканы в глине сверху донизу. Такое счастье!
Собаки вроде Бренди привносили в мою жизнь много света — собаки, способные на выходки, вызывающие смех. Он был прирожденным комиком, и даже его неприятности с мусорными бачками имели свою забавную сторону, однако его пневмония надолго стерла улыбку с моих губ. Приятно завершить книгу историей истинного собачьего оригинала, да к тому же историей со счастливым концом. Я и по сей день не знаю, почему он выздоровел, но разве это важно?
