Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы - Герберт Фейс
На конференцию была приглашена музыка, чтобы создать праздничную атмосферу вокруг столов заседаний. Может быть, она также была противоядием от скуки или защитой от опасностей задушевной беседы. Во время обедов и после них, когда главы государств общались между собой, музыка заглушала тосты; это была не тихая, звучавшая где-то вдалеке мелодия, но музыка оглушительная — джаз и хоровое пение. Трумэн подал пример на первом же вечернем мероприятии, на которое он пригласил пианиста в военной форме Юджина Листа. Президент пожелал, чтобы исполнитель сыграл его любимый вальс Шопена. Поскольку у пианиста не было времени выучить его наизусть, президент сел рядом и переворачивал ноты, когда тот играл. Сталин, чтобы не ударить в грязь лицом, вызвал из России артистов Москонцерта на свой официальный обед. Черчилль, которому надоела эта музыка, пригласил замечательный оркестр Королевских ВВС.
Вследствие ли одной из тех причин, что я назвал, или принятого решения, что такой путь может привести к успеху, но только главы правительств вместо обсуждения основных проблем, чем они и занимались в Тегеране и Ялте, стали уделять больше внимания результатам деятельности министров иностранных дел. Они, скорее, пытались урегулировать существовавшие разногласия, но не выступали инициаторами новой политики. Они обычно выжидали, когда министры иностранных дел начнут разбирать тот или иной вопрос и, после рассмотрения его, передадут его им. И тогда они приступали к системному обсуждению проблемы. Трумэн руководствовался краткими резюме Бирнса; он оказывал на президента большее влияние, чем в свое время какой-либо работник администрации на Рузвельта. А Сталин более активно использовал Молотова и давал ему больше полномочий.
Пока это снижало возможность возникновения конфликта на политической почве и не давало перерасти расхождениям во мнении в личные столкновения, подобная процедура была оправдана. Вполне возможно, она способствовала более слаженному ведению дел и более тщательному рассмотрению вопроса, исключавшим случайный результат. Но все же историк может только сожалеть о том, что этот упорядоченный метод не позволил достичь подлинного примирения и возродить доверие между тремя государственными деятелями, обеспокоенными судьбой всех стран мира.
Единственно между кем сохранилось, и даже укрепилось, сотрудничество в Потсдаме, были штабные офицеры и командиры американской и советской армий. Среди американцев были генералы Эйзенхауэр и Маршалл и его коллеги из Объединенного комитета начальников штабов. Сближению способствовало в наибольшей степени обещание Советского Союза вступить в войну с Японией. Тем самым это решение могло бы помочь американцам быстрее и без больших потерь выиграть войну.
Следует заметить, что, в то время как американские и советские военные в Потсдаме подробно обсуждали общую стратегию в войне с Японией, оценка политической ситуации была противоречивой. Трумэна удовлетворили краткие и устные заверения Сталина, что он не собирается требовать большего для России, чем было оговорено в ялтинском соглашении. Сталин не пытался добиться от Трумэна определенных гарантий о будущем государственном строе Японии и контроле над ней. План о совместной опеке над Кореей не был преобразован в оперативную программу.
Все, казалось, говорило о том, что рассмотрение этих и других политических вопросов в регионе Дальнего Востока откладывалось на некоторое время. Возможно, отчасти это было связано с представлением о том, что никто не знал, как долго будет продолжаться война с Японией. И лишь после ее окончания появится шанс провести переговоры по актуальным вопросам. Или же желание избежать любых дискуссий было преднамеренным, так как события на Дальнем Востоке приблизились к кульминационной точке. Американцы могли рассчитывать, что их позиция на переговорах значительно упрочится после того, как проявит себя мощь атомного оружия и американские войска высадятся в Японии. В то же самое время русские могли надеяться на упрочение своего положения после того, как их войска изгонят японцев из Маньчжурии и Кореи и, возможно, войдут в Китай.
Подобно тому как это было в Тегеране и Ялте, основное окончательное соглашение принималось в спешке. После первой решающей недели аналитическое рассмотрение проблемных вопросов постепенно переросло в поиск приемлемого компромисса. Во время двух важных последних дней конференции (31 июля и 1 августа) Трумэн и Сталин использовали все свои еще остававшиеся политические аргументы. Эттли, только что возглавивший правительство Англии, и Бевин, министр иностранных дел, были, казалось, более энергичны, а последнему удавалось находить убедительные слова для выражения своих взглядов. Но они не выдвинули новых основополагающих концепций и предложений на конференции. Больше всех устали помощники и советники, которые работали день и ночь над составлением коммюнике и текстом протокола.
Несмотря на то что главы трех союзных держав накануне завершения конференции в полной мере оценили свое дружеское сотрудничество в Потсдаме, никакого даже намека на взаимопонимание не чувствовалось в их словах. Все трое призвали мир верить, что созданное ими нерушимо и прочно. Но их заявления, я думаю, выражали надежду, а не убеждение.
Такими словами Трумэн выразил свое впечатление от свершившегося события: «Только когда я уже собирался вернуться на родину, я в полной мере осознал, что мы добились заключения нескольких важных соглашений. Но более важными для меня были некоторые выводы, к которым я пришел самостоятельно, и понимание того, что необходимо сделать для формирования будущей иностранной политики». Было принято решение не сообщать Советскому Союзу о наличии атомного оружия до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение о его контроле и инспекции, и не дать возможности советской стороне влиять на положение в Японии.
Черчилль, как уже говорилось, выглядел усталым и был в угнетенном состоянии задолго до того, как покинул Потсдам. Поражение на выборах заставило его почувствовать, что в его судьбе произошел неожиданный поворот. Он провел свою страну через самый опасный этап ее исторического пути, и теперь у него появилась возможность добиться прочного мира. Но в самом конце этого трудного пути он оказался лишенным возможности исправить некоторые ошибки, которые, как полагал, он все же допустил. Он снова высказал свои гневные суждения, обличая зловещий характер советского режима.
Из всех трех персонажей, возможно, Сталин был доволен больше всех остальных достигнутым в Потсдаме результатом. Ему удалось отстоять советские интересы в отношении некоторых стран Европы. Однако Потсдамская конференция вряд ли могла выглядеть в представлении Сталина и его соратников как
