Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы - Герберт Фейс
«Нет, спасибо», — ответил Трумэн. Его внимание привлекло одно место в заявлении премьер-министра, где говорилось о том, что де Голль смог бы достичь соглашения, которое, гарантируя независимость Сирии и Ливана, «признало бы культурные и коммерческие интересы французов». Трумэн сказал на это, что он не думает, что Франция заслуживает особого отношения ввиду ее поведения в конфликте. Все должны иметь равные права. Черчилль объяснил, что британское правительство в момент слабости обещало Франции, что у нее будут предоставлены преференции, если Сирия и Ливан согласятся на это. В конце концов, действия Франции восходят к временам Крестовых походов. У французов даже была песня «Nous partons pour la Syrie». Но после высказывания Трумэна, что он уверен в том, что сирийцы не предоставят французам особых прав, Черчилль решил откланяться. Великобритания, сказал он, не может ни принуждать других, ни предпринимать упорных усилий для обеспечения французам таких прав. Однако, «если они получат их, Британия не будет возражать, она только благосклонно улыбнется, признавая их достижения».
Сталин, видимо, потерял всякий интерес к этому вопросу. Заметив, что сирийцы вряд ли проявят особое уважение к французам, он сказал, что он снимает советское предложение. Черчилль и Трумэн были довольны, так как они боялись, что Советский Союз вмешается в конфликт, который, как они надеялись, близился к завершению.
К этому времени советское правительство начало проявлять живой интерес к итальянским колониям на побережье Средиземного моря. Сталин и Молотов высказали пожелание, чтобы Советский Союз взял в опеку одну из них — возможно, Ливию. Если бы они добились этого, то русские впервые заняли бы стратегическую позицию в районе к югу от Турции и Персидского залива.
На первом заседании глав правительств Сталин заявил, что Советский Союз хотел бы принять участие в управлении подопечными территориями. Что конкретно он имел в виду, он прояснил в ответе Черчиллю. Речь шла о взятии в опеку «ряда территорий, принадлежавших потерпевшим поражение в войне государствам». Он уже подготовил письменное предложение, которое предусматривало уполномочить совет министров иностранных дел разработать необходимые меры для того, чтобы на практике могла быть применена система опеки, о которой говорилось в Уставе ООН. Совет «должен руководствоваться необходимостью найти в ближайшем будущем решение проблемы, касающейся условий опеки над бывшими колониальными владениями Италии в Африке и в Средиземноморье. Необходимо предусмотреть возможность введения системы опеки, которая осуществляется отдельными государствами или же совместно СССР, США и Великобританией».
На заседании глав правительств 22 июля Молотов заявил, что он признает невозможность рассмотрения данного вопроса во всех деталях в рамках этой конференции. Однако было возможно добиться некоторого прогресса. Они могли бы начать обсуждение этой проблемы с вопроса о дальнейшей судьбе итальянских колоний. Молотов сказал, что он встретил в иностранной прессе такое утверждение, «что Италия потеряла свои колонии раз и навсегда. Вопрос был только в том, кому они будут переданы и где этот вопрос будут решать».
У Черчилля подобные слова вызвали возмущенный ответ. Он сказал, что британская армия завоевала эти колонии, за исключением Туниса, завоевала их своими силами и это произошло в то время, когда их островная родина подвергалась массированным атакам. Более того, несмотря на тяжелые потери Британии, она не выставила никаких территориальных притязаний — ни на Кёнигсберг, ни на страны Прибалтики, «никаких». Это был наглядный пример прямоты, с которой правительство Великобритании подошло к вопросу об итальянских колониях. В своей речи в палате общин Иден сказал, что Италия потеряла эти колонии. Он имел в виду, что Италия потеряла право притязать на них. Однако это не исключало возможность, что мирная конференция могла восстановить ее права на некоторые из них. Он не сказал, что одобрил бы такой шаг. Совет министров иностранных дел и мирная конференция имели прерогативы обсуждать этот вопрос при заключении мирного договора с Италией. В настоящее время Британия владеет этими колониями. Кто еще желает их? Если найдутся претенденты, то «они должны представить свои требования».
Президент поспешил заявить, что Соединенные Штаты не претендуют ни на них, ни на опеку над ними. Ну что ж, спросил тогда Черчилль, может, Сталин потребует себе одну из этих колоний Италии? Сталин не ответил прямо на заданный ему вопрос. Что он хотел выяснить для себя, сказал он, это будет ли мирная конференция рассматривать вопрос итальянских колоний. Если Италия их лишится, тогда можно будет решать, каким странам они будут передаваться в опеку; если же еще преждевременно решать проблему, они могут подождать. Военный опыт, объяснил он, показал, что советские суда, которые были повреждены или пытались уйти из-под огня противника, не смогли найти убежище вблизи пролива Дарданеллы. По этой причине он полагал, что желание русских иметь свою базу на Средиземноморском побережье Африки вполне оправдано. Черчилль мрачно прокомментировал, что «он не рассматривал такой возможности, что Советский Союз пожелает приобрести большой участок африканского побережья. Если в этом все дело, то подобное требование должно обязательно рассматриваться вместе со многими другими проблемами».
Министры иностранных дел продолжили обсуждение на следующий день. После того как Бирнс подчеркнул, что вопрос о дальнейшей участи итальянских колоний не может быть урегулирован до начала работы мирной конференции, была достигнута договоренность обсудить эту проблему на первой встрече совета министров иностранных дел в сентябре, в связи с заключением мирного договора с Италией. Эта резолюция была внесена в протокол.
Советское ходатайство о получении в свое распоряжение колонии или базы на африканском побережье Средиземного моря (возможно, в Ливии) под видом подопечной территории Бирнс расценил как явный сигнал о наличии у советского руководства плана обеспечить себе стратегически важную позицию, с которой Советский Союз мог угрожать Западу. Это не имело никакого отношения к безопасности Советского государства, в отличие от тех территорий, которые примыкали к бывшим советским границам. У государственного секретаря сложилось также впечатление, что советская вылазка в регион, где британцы проявили свою боевую доблесть, расположенный столь близко к Суэцкому каналу и Персидскому заливу, потрясла Черчилля больше, чем все остальные события на конференции.
Это был не единственный регион на Средиземноморском побережье, куда попытался проникнуть Советский Союз. Он обращался с просьбой получить доступ в группу, которая должна была контролировать город Танжер и зону в его окрестностях, расположенную
