Финал в Преисподней - Станислав Фреронов
Нюрнбергский процесс по сей день вызывает немало нелицеприятных вопросов. Суд победителей над побеждёнными не мог быть беспристрастным. Сомнительна справедливость ряда вердиктов, как суровых, так и мягких — скажем, мерзотный Штрейхер всё же никого не убивал, однако повешен, тогда как топивший гражданские суда Дёниц получил сравнительно мягкий приговор. Шахт и Функ были министрами экономки в разное время, но настолько ли принципиальна эта разница, чтобы одного пожизненно осудить, а другого освободить из-под стражи? У Шахта по ходу дела действительно испортились отношения с Гитлером, да и вообще респектабельный банкир презирал ночлежного бандита. Но под конец фюрер проклял как предателя и верного Геринга — что не помешало вынести рейхсмаршалу смертный приговор.
Международный военный трибунал задним числом отменил законы Рейха, которыми руководствовались подсудимые. Прежние правовые нормы разом превратились в преступные акты. Этот небывалый в мировой юридической практике шаг спровоцировал критические оценки как «правовой беспредел» победителей. Случались откровенные замалчивания серьёзных доводов защиты, проявлялась прямая тенденциозность. Так было блокировано представление риббентроповским адвокатом данных о Катыньском расстреле десятков тысяч поляков — совершённом советским НКВД, но переведённом на нацистов. Наконец, среди судей и обвинителей присутствовали лица, соучаствовавшие в деяниях, сходных с теми, что инкриминировались подсудимым. Иона Никитченко и Роман Руденко активно участвовали в советских репрессиях 1930-х годов, Фрэнсис Биддл организовывал американские концлагеря для японцев в начале 1940-х.
Суд над нацизмом и возмездие его главарям не было кристальным торжеством законности. Но Нюрнбергский процесс стал великим историческим актом. Осуждение НСДАП — более всего значим именно вердикт, вынесенный партии и «аффилированным структурам», а не девятнадцати бонзам — поставило вне закона идеи и структуры тоталитарного этатизма расистско-шовинистической окраски, ориентированные на войну как самоцель. Клеймо, припечатанное на один из видов партийного тоталитаризма, постепенно, но неминуемо распространилось и на другой — тот, что присутствовал в Нюрнберге на правах главного победителя. При строгом соблюдении всех юридических норм и формальностей этого не удалось бы добиться.
«…и с нуля началось»?!
Нацистского подпольного сопротивления в законопослушной Германии не возникло. Сокрушительная катастрофа глобально ушибла нацию. Нюрнбергские вердикты жёстко вбили осиновый кол. Но первые — поначалу региональные — организации, так или иначе восходящие к наследию НСДАП, стали возникать в западных землях буквально с конца 1945-го.
Цели поначалу ставились узко: обустроить немцев, изгнанных из Польши и Чехословакии, сбежавших из советской оккупационной зоны, защитить гражданские права жертв денацификации… Действовали они крайне осторожно, всячески избегая конфликтов с оккупационными властями, идеологически занимали консервативную нишу, справа от христианских демократов. Лишь настойчивый мотив «возрождения немецкого духа», «преодоления унижения» указывал на духовные истоки. Особенно на фоне кадрового состава, происходящего из низового аппарата НСДАП и младшего офицерства СС.
Но уже в 1949-м образовалась Имперская социалистическая партия. Её лидером и символом стал Отто Ремер, подавивший восстание 20 июля 1944 года и командовавший бригадой личного сопровождения Гитлера. Через три года партию запретили как откровенно нацистскую. Однако Ремер, занявшийся оружейным бизнесом и колесивший от Сирии до Испании, продолжал клеймить «предателя Штауффенберга», отрицать Холокост и прославлять доблесть воинов Рейха до самой смерти в 1996-м.
В 1964 году учредилась Национал-демократическая партия (НДП) во главе с обер-лейтенантом вермахта Адольфом фон Тадденом. Его сводная сестра Элизабет была казнена гестапо, но фон Тадден всячески осуждал «бесконечное копание в концлагерных историях», протестовал против «комплекса немецкой вины». НДП формально признала конституцию ФРГ и этим оградилась от запрета. Она существует по сей день как центр притяжения ультраправых группировок типа Немецкого народного союза, Немецкого социального союза, Республиканской партии. Последнее замеченное в мире выступление НДП и её лидера Удо Фойгта — заявление о поддержке России в Пятидневной войне с Грузией.
Прямого соответствия нацизму формально нет. Культ войны как таковой, расы и фюрера в программах прямо не записан. Сильная государственная власть, примат национальных интересов, яростный антимарксизм и антикоммунизм, социальный популизм против чиновника и толстосума, культ германского героя, традиционные ценности немецкого бауэра и бюргера — всё это ближе скорее к правому радикализму фёлькише, нежели к гитлеризму. Собственно, здесь общее характерологическое свойство послевоенного неофашизма почти во всех странах, не в одной Германии.
Однако не этими идеями НДП и её союзники хоть как-то привлекают избирателей. Реальный отклик, позволяющий даже создавать небольшие фракции в местных парламентах, находит самая злобная антииммигрантская риторика, напоминающая российское ДПНИ. В остальном германским ультраправым десятилетиями не удаётся вырваться из политического загона. Консервативная ниша прочно занята Христианско-демократическим союзом, а радикализм в Германии с некоторых пор не котируется. Молодые уличные отморозки, типа покойного активиста НДП Михаэля Кнохена, порой называющие себя «новыми СА», нападающие на гастарбайтеров (чаще всего турецких) и сходящиеся в замесах с анархистами и чегеваристами, поимённо известны полиции и Бюро по охране конституции.
Гораздо большего, по сравнению с неонацистами, добились неофашисты. Итальянское социальное движение активисты фашистской молодёжи создали уже в 1946 году. Само название партии отсылало к «Итальянской социальной республике», существовавшей под немецкой оккупацией на севере страны в 1943–1945 годах (Муссолини, свергнутый в Риме и вызволенный эсэсовской спецкомандой, поднял тогда радикальные знамёна раннего, просоциалистического фашизма). ИСД просуществовала почти пятьдесят лет, активно участвуя в итальянской политической жизни.
Жёстко изолированная, ненавистная левым и правым партия временами насчитывала около полумиллиона членов. Парламентская фракция оказывалась четвёртой после христианских демократов, коммунистов и социалистов, заметно опережая правых социал-демократов, либералов, традиционных консерваторов. Возглавляли ИСД бухгалтер Артуро Микелини и преподаватель древнеримской литературы Джорджо Альмиранте, успевшие побывать функционерами муссолиниевского режима. Микелини тяготел к респектабельному правоконсервативному лагерю. Альмиранте был радикальнее, в его выступлениях звучали и прогитлеровские мотивы. Однако в целом партия придерживалось умеренного курса, выступая за мирное восстановление фашистской корпоративной системы.
К ИСД примыкали радикальные молодёжные группировки типа «Нового порядка» журналиста Пино Раути и «Национального авангарда» страхового агента Стефано дела Кьяйе. Эти однозначно ориентировались не столько на фашизм, сколько на нацизм и ставили на уличный террор. Особенностью итальянской политики был интенсивный взаимопереток между «чёрными» и ультралевыми
