Тайны и герои 1812 года - Арсений Александрович Замостьянов
План Наполеона был во многом авантюристическим, но не сумасбродным. По прежним кампаниям — по Прейсиш-Эйлау, по Фридланду, даже по Аустерлицу — он знал упорство русского солдата. Но держался невысокого мнения о полководцах, да и императора Александра не считал твёрдым правителем. Плацдармом для нашествия стала вся Европа, кроме британских островов. Полумиллионная Великая армия с блистательной репутацией при смелом блицкриге казалась несокрушимой силой. Кто устоит перед натиском Нея и Даву — надёжных проводников воли Наполеона? А в русской армии даже единоначалия не было! Вырисовывалась вполне достижимая перспектива: разгромить в генеральном сражении основные силы русских, принудить Александра (или его преемника, если гвардия с горя устроит в Петербурге очередной переворот) к капитуляции. Россия превратилась бы в очередного сателлита могущественной Франции. В поставщика пушечного мяса, лошадей и хлеба для новых походов — против Британской империи.
В колоссальной по тем временам армии Наполеона природных французов было меньше половины. Поляки, баварцы, итальянцы, датчане, голландцы… Надменный Евросоюз, сыны воинской интеграции. Даже недавние союзники императора Александра — пруссаки и австрийцы — теперь готовы были сражаться под знамёнами Наполеона. Ему (как и основателю несостоявшегося «Тысячелетнего Рейха») многое удавалось по праву сильного, до поры до времени, а точнее — до вторжения в Россию.
Презрение к России, к её святыням, к её героям было идеологической основой нашествия 1812 года. Заставить полумиллионное войско сражаться в тысячах километров от родных мест — технически непростая задача для первой половины Х1Х века, когда главным транспортным средством оставалась лошадь. Вот Наполеон и попытался возродить дух крестовых походов, когда религиозная ярость помогала превозмогать лишения. Наполеон — дитя Французской революции, он не был религиозен. Значит, требовалось доказать собственной армии, что Россия — мировой агрессор, коварное и жестокое государство, а уничтожение России — великое благо для нынешних и будущих поколений цивилизованных европейцев. Французы намеревались приструнить и подчинить варваров, таково было кредо той войны — и потому неизбежно впадали в недооценку противника. И потому не могли наладить деловые отношения с жителями оккупированных территорий. «Благородные» рыцари Наполеона вели себя в России как поработители: им внушили презрение к русскому «скоту». Гордыня помогла Наполеону успешно ввязаться в драку вдали от родной Франции. Но гордыня помешала ему победить Россию.
Антикрепостническая пропаганда мало кого убедила, а вот бесчинства оккупантов народ оценил по заслугам и без промедления. Для мужика Наполеон был антихристом, воплощением зла — и это не только результат умелой агитации Ростопчина и подобных ему проницательных вельмож. Это шло от души, от сердца: идти на басурмана. Как будто ветры Куликова поля задули над страной, всколыхнули историческую память, заставили встать за землю русскую. Крестьяне сжигали хлеб, оставляли захватчикам пепелища. «Не доставайся злодею!», — таков был народный лозунг того лета. Что это — дикость или великий патриотический подвиг? Для французов — первое, для нас, безусловно, второе.
С двухсотлетней исторической дистанции воспринимаем ту Россию в духе героической идиллии. А в XIX веке судьбы Отечественной войны были предметом острых споров. В наше время то и дело подвергается сомнениям официальная патриотическая версия Великой Отечественной 1941 — 45-го, продолжаются дипломатическое противостояние по результатам Второй Мировой. Всё это было и в XIX веке. Говорили и о воровстве интендантов, которые довели русскую армию до голода. И о том, что за патриотическими словесами дворяне и купцы прятали корыстный интерес. Известен такой беспощадный отзыв о российской элите 1812 года: «Не покрыло ли оно себя всеми красками чудовищнейшего корыстолюбия и бесчеловечия, расхищая всё, что расхитить можно было, даже одежду, даже пищу, и ратников, и рекрутов, и пленных, несмотря на прославленный газетами патриотизм, которого действительно не было ни искры, что бы ни говорили о некоторых утешительных исключениях». Неужели «не искры»? Как же в таком случае устояла Россия? Как одолела Великую армию? Изворовавшаяся страна непременно распалась бы, раскололась под ударом. Будем судить по результатам. Несмотря на все ошибки и пороки, несмотря на показуху и интриги, несмотря на отсутствие признанного «военного вождя», Россия оказалась в 1812-м году сильнее всех в мире по стойкости патриотического духа. Случайных побед не бывает. А очернить можно любую страну — как и любую семью.
Император Александр в год нашествия, по собственному признанию, только начал читать Священное Писание — впервые, хотя ему шёл тридцать пятый год. До войны 1812 года любимый внук Екатерины «учился понемногу» и разговаривать по душам с Православной Русью не мог. Потому в годину великих испытаний государственным секретарём, правой рукой государя стал Александр Семёнович Шишков — адмирал, учёный, будущий министр Просвещения, патриот, яростный борец с иностранщиной в русском языке и в русской жизни. Кто, если не Шишков, написал приказ по русской армии, подписанный императором 25 июня:
«Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах нашей империи, не нарушая мира, а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого нами спокойствия. Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается нам ничего иного, как призвав на помощь свидетеля и защитника правды. Всемогущего Творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами.
