Басмачество: правда истории и вымысел фальсификаторов - Александр Израилевич Зевелев
Пытаясь обосновать истоки и закономерности басмачества в советское время, «советологи» 20-х гг. обращались к истории дореволюционной России, в частности к восстанию народов Средней Азии в 1916 г. Кастанье, например, считал главной причиной этого восстания прибытие в Туркестан большой массы немецких и австрийских военнопленных, контакт которых «с туземным населением означал интенсификацию антирусской пропаганды. Эта пропаганда и мобилизация туземцев на тыловые работы европейского фронта привели к Джизакскому восстанию 14/VII — 1916 г.»[381]. При этом совершенно игнорировались его классовые, социальные, национальные корни.
Что же в действительности произошло в 1916 г. в Средней Азии?
Известно, что непосредственным поводом выступления народных масс явился царский указ от 25 июня 1916 г. о наборе на работу в тылу действующей армии 400 тыс. человек из коренного населения Туркестана, Казахстана, Сибири и Кавказа, представителям которого царизм не доверял оружия, и поэтому они не служили в действующей армии. В их числе из Туркестана должно было быть направлено на тыловые работы до 200 тыс. узбеков, таджиков, туркмен, киргизов, казахов, каракалпаков и др.[382]
Царский указ, изданный в условиях роста забастовочной борьбы 1915–1916 гг. в городах Центральной России, волнений в армии, преимущественно среди солдат запасных частей, а также в обстановке бедственного положения дехкан и ремесленников, усугубившегося войной и угнетением, вызвал повсеместное возмущение. Негодование возросло и в связи с тем, что феодально-байская верхушка и купцы получили возможность откупиться от набора, а духовенство и их дети были вовсе освобождены от призыва.
Во многих городах и селах Туркестана проходили митинги и собрания, где звучал протест против указа, а в ряде населённых пунктов Ферганской, Семиреченской и Сырдарышской областей вспыхнули народные волнения и восстания, в которых участвовали десятки тысяч дехкан и ремесленников. Основу участников восстания составляли дехкане, городская беднота, выступавшие не только против национально-колониального гнета, но и против полуфеодальной, хищнической эксплуатации со стороны местных баев, манапов и ростовщиков.
Выступления народных масс были направлены против царского самодержавия и отчасти против местных феодалов и эксплуататоров. В силу этого восстание 1916 г. по своему политическому содержанию и движущим силам было антивоенным, антиимпериалистическим, а в некоторых районах и антифеодальным[383].
Вместе с тем в наиболее отсталых районах Средней Азии, где жили преимущественно скотоводы-кочевники, а также в ряде населенных пунктов с особенно отсталым населением феодалам и духовенству удалось разжечь национальную вражду, религиозный фанатизм и подвернуть выступления на реакционный путь. Именно здесь выдвигались лозунги, призывавшие к истреблению всего русского населения края, отделению Туркестана от России и восстановлению ханской и эмирской власти. Но это направление не приобрело массового характера, и восстание 1916 г. осталось по своему содержанию народным и справедливым.
Хотя восстание было жестоко подавлено царским правительством, оно в конечном итоге способствовало свержению царизма, укрепило в совместной борьбе с самодержавием союз трудящихся Средней Азии с русским народом.
Антикоммунистические версии Чокаева и других авторов 20–30-х гг. о восстании 1916 г. были подхвачены в 50-е гг. Р. Пайпсом, А. Парком, Б. Хаитом, в 60-е — С. Зеньковским, А. Беннигсеном, Э. Беккером, Э. Каррер д’Анкосс, а в 70–80-е гг. — С. Уимбушем, Э. Арнольдом, М. Олкот и другими «советологами».
Б. Хаит видел в басмачестве «продолжение освободительной борьбы» 1916 г. Он писал, что басмачество является «борьбой против русского господства и коммунизма»[384].
Хаит также заявлял, что, «так как Советы не проявили симпатии к борцам за свободу Туркестана при царском режиме, нельзя было ожидать, что они смогут оценить природу национального движения при советском правлении»[385]. В связи с этим он отмечал, что «неверно рассматривать басмаческое движение как гражданскую войну», ибо последнее понятие характерно для войны внутри одной нации, а «туркестанцы сражались с русскими войсками»[386]. В этом положении четко прослеживается методологическая несостоятельность буржуазной историографии — отождествление форм классовой борьбы (а гражданская война — одна из ее наиболее высших и острых форм[387]) с существованием одной определенной нации. Более того, Б. Хаит даже провел аналогию между басмачеством и борьбой алжирских патриотов с колониальной Францией в начале 60-х гг. XX в.[388]
Немаловажна и еще одна черта «советологии»: басмачество отрывается от хода всей гражданской войны в Средней Азии и изображается как самостоятельное национально-освободительное движение. Наделяя реакционное, антисоветское, антисоциалистическое басмачество в Средней Азии «народным характером», буржуазная историография исходит из клеветнической концепции «колониалистской политики», проводимой якобы Советской властью по отношению к народам Туркестана. Это утверждение подкрепляется версией буржуазных историков о «безучастном» и даже «враждебном» отношении коренного населения региона к Октябрьской революции.
В 20-е гг. Валиди, Кастанье, Чокаев, а в последующие десятилетия Зеньковский, Каррер д’Анкосс, Монтей, Пайпс, Парк, Паулейдс, Рислер, Хаит и ряд других западных авторов стремились и стремятся доказать, будто бы установление Советской власти в Туркестане явилось простой «заменой» старого колониального режима новым, сменой «вывесок». Отсюда логически вытекает мысль: «оккупация Средней Азии регулярными советскими войсками» привела к возникновению басмачества[389]. Упрочение Советской власти в среднеазиатских республиках, разгром основных сил басмачей буржуазная историография трактует как «второе завоевание Средней Азии русскими войсками»[390].
Однако известно, что никакой «оккупации» не было и в помине. В 1917 г. в Средней Азии победил Великий Октябрь, а в 1919 г. произошло соединение войск Туркреспублики с войсками центра страны во главе с М. В. Фрунзе. Только упоминание этих дат показывает несостоятельность указанных версий. Что же касается «второго завоевания», то об этом скажем ниже.
Подавляющее большинство буржуазных авторов, и среди них Чокаев, Кэроу, Парк, Уилер, Зеньковский, Пайпс, Олкот, Хаит, обусловливали «национальный характер» басмачества тем, что оно возникло «под знаменем защиты «Кокандской автономии»», которая «представляла интересы мусульман» и сплотила массы местных национальностей Туркестана[391]. Но эти выводы опровергаются (правда, со значительными оговорками) даже некоторыми буржуазными авторами.
Стоило С. Зеньковскому обратить внимание на диспропорцию в представительстве делегатов из различных областей на IV Чрезвычайном краевом мусульманском съезде в Коканде[392], принявшем решение о создании автономии[393], как он пришел к выводу, что это лишает «заправил автономии права говорить от имени народов Туркестана» и что «сфера влияния Кокандского правительства была мала, так как местное мусульманское население оставалось равнодушным к конфликту». Еще более определенен вывод Р. Пайпса, сделанный им в начале 50-х гг.:
