Русская и советская кавалерия. Русско-японская, Первая Мировая, Гражданская - Алексей Владимирович Олейников
Она редко появлялась на поле боя, почти не атаковала в конном строю, а когда принимала русские конные атаки, то беспощадно уничтожалась.
Причин много. И первая причина в том, что ни венгерские, ни австрийские, ни тем более германские кавалеристы не имели того смелого духа, того высокого порыва самоотверженности и смелости, которыми в полной мере обладали русские казаки и кавалеристы. Во многом это заставляло их уворачиваться от конных атак и, соответственно, рукопашных схваток.
Австро-венгерская конница, в отличие от своего союзника, в начале войны пыталась действовать активно — доблестно атакуя русских и принимая атаки.
Можно вспомнить блестящие атаки венгерских гусар на 68-й пехотный лейб-Бородинский полк у Владимир-Волынского 3 августа 1914 г. Но высокий порыв — безумие храбрых — оказался бесполезным. Бородинцы со стойкостью и мужеством, природными качествами русской пехоты, приняли атаку. Против них на поле разворачиваются линия за линией блестящие гусары. Сверкают на солнце гусарские ментики, красные штаны, фыркают кони и мчатся линия за линией — на занятые серой пехотой окопы. Мчатся, чтобы лечь скошенными огнем винтовок и пулеметов. Рассеявшиеся по полю гусары мчатся обратно, их собирают вновь — и снова ведут в гибельную атаку, потом еще и еще раз.
Для чего это было сделано и что хотел этим доказать австро-венгерский начдив? Что атака кавалерии на пехоту невозможна? Если последнее — то напрасно, ибо совершенно обратное доказали атаки русской кавалерии и казаков, уничтожавшие австрийские и германские дивизии и бравшие пленных тысячами.
Можно вспомнить бой у Сатанова (Городка) — одно из наиболее ярких кавалерийских столкновений в Первую мировую войну[31]. 16-й Донской и 1-й Линейный казачьи полки дивизии генерал-лейтенанта А. А. Павлова наголову разгромили австро-венгерскую 5-ю кавалерийскую дивизию.
А можно упомянуть и кавалерийское сражение 10-й кавалерийской дивизии[32]. Очевидцы вспоминали, что как синие васильки спускались по зелено-желтому полю линия за линией австрийские гусары. Они двигались вниз по крутому косогору, а им навстречу мчались ингерманландские гусары и оренбургские казаки. И гусар, и казаков было так мало, что одно время все поле казалось синим и только кое-где среди синевы мундиров и ментиков серо-зелеными вкрапинами мелькали гусары и казаки. Они были как будто поглощены массой кавалеристов противника, окружены австрийцами, но кололи и рубили врага так, как учил их в мирное время начдив Ф. А. Келлер, — и по мере того, как сходились и расходились группы кавалеристов, все больше и больше наблюдалось поверженных на землю неподвижных австрийцев и все яснее на этом поле становились серо-зеленые русские. И австрийские кавалеристы не выдержали избиения — и стали отходить, преследуемые ингерманландцами. Новая волна австрийских эскадронов спускается с холмов, но во фланг им несется на маленьких лошадках дружная лава оренбургцев — и остатки австрийской дивизии «кажут тыл».
Как может случиться такое, чтобы сильнейшая, прекрасная конским и личным составами, воспитанная в рыцарском духе австро-венгерская конница так просто и беспощадно уничтожалась русскими кавалеристами и казаками, зачастую сидевшими на маленьких и беспородных лошадках?
Очевидец вспоминал, как 17 казаков 4-й сотни 10-го Донского казачьего полка под командою подхорунжего Фомина бросились на эскадрон из человек восьмидесяти австрийских улан. Австрийцы приняли эту атаку. Несколько мгновений казаки совершенно растворились в синей массе улан. Слышен был лязг оружия и стоны. Но вот эскадрон начал отходить, оставив на поле брани около 20 порубленных и поколотых. Остальные ускакали. Что же произошло? Очевидец, русский офицер, писал: «Вы видали тяжелые прямые австрийские сабли, подобные палашам, напоминающие наши морские палаши? Они сделаны из плохого железа, они плохо отточены. Австрийцы совершенно ими не умеют рубить, и, окруженные казаками, они делали только „защиту“ от пик и шашек и, конечно, не могли защититься от могучих ударов казаков. А сколь сильны были эти удары, показывали трупы людей, среди которых мы видели людей, разрубленных от шеи до поясницы вдоль.
— Мы бы их всех перерубили, — говорили казаки, — да меховой ментик их никак не прорубишь, так и завязает в нем шашка, пока догадались рубить в лицо — а они уже утекать стали».
Все же фактически единственным равноценным противником русских казаков, принимавшим удар, оказались именно венгерские гусары. Казачий офицер отмечал, что «умеют драться венгры!». И писал, что после окончания войны, когда в ореоле славы встанут факты и имена героев, то славе русских конных полков значительно помогут венгры, дравшиеся львами. Он вспоминал дебют венгерской дивизии, на горячих конях, в цветных сукнах и ярко горящих на солнце бляхах мчавшейся на русские стрелковые цепи и окопы. Земля грохотала, и навстречу венграм тысячами неслись глупые пули — под укусами которых люди и кони. Плавили воздух очереди шрапнелей, а позади прошедшей лавины все больше и больше оставалось на земле ярких пятен. Но она упорно шла. Уже видны длинные искры палашей и набавлявшие карьера взметы лошадиных тел. Что за гордая, чудная картина это была! Перед окопами застонала земля, и стрелки, не смогшие остановить огнем приближающийся вал, поспешно ушли из окопов на опушку леса, находившуюся сзади позиций, — чтоб с помощью толстых деревьев попытаться остановить бешеный рыцарский прилив…
А рыцари все шли!!
И в последний момент, когда передние кони мощными бросками уже перепрыгивали оставленные окопы — слева загудела земля…
И новая лавина с колеблющейся длинной щетиной пик вынеслась венграм во фланг, припав к шеям мчащихся во весь опор лошадей с одним желанием — доскакать и убить!..
Конницы сшиблись… И 2 часа — кровавое месиво людей, лошадей, ударов и брызг крови…
Многие из нас, отмечал казачий офицер, получившие тяжкие удары палашей, могут гордиться ими, так как получили удары от истинных рыцарей, красивых средневековой удалью. Вначале наши шашки скользили, бессильно скрежеща, по эполетам и твердым шапкам венгров… А потом, смекнув, в чем дело, шашки стали бить венгров по шеям, лицам, дробя хрящи, лохматя кожу и глубоко просекая мышцы…
Но не зевали и венгры. И дай Бог, восклицал офицер, рубить так всякому, как, например, рубнул один венгерский гусар — разбивший дульную накладку на винтовку и вогнавший свой тяжелый длинный палаш на целый ноготь в сталь винтовочного дула. Оценить этот удар может только тот, кто знает, что такое рубка. Но лихачу-гусару этот удар стоил жизни — которую выткнуло из него лезвие пики… Все участники этой битвы рыцарей — храбры. Но после этого дела, которое стоило венграм почти всей дивизии, больших боев больше нет[33].
Больше конница противника широкомасштабных атак русских казаков и регулярной кавалерии не принимала.
В бою 24 февраля
