Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине) - Кожемяко Иван Иванович
– Ладно, на этом покончим. Сотника в обиду не давать. Тихонько, чтобы порядок знал, от меня порицание объявите. Но в личное дело не вносите. Ему это для воспитания. А не для острастки.
Но от Троекурова его уберу, Вы уж, голубчик, не обессудьте. Не даст он ему жизни, а на эскадрон назначу. Иначе – какой же я командир корпуса? А это ведь уже военачальник. Большая власть и большая ответственность дадена. Обязан своё слово держать. Иначе устройство армии порушается.
Так, в судьбе Каледина произошли крутые перемены. Но он не жалел об этом даже не в силу высокой должности, которую он обрёл раньше даже мыслимого срока, а потому, что дивизией, взамен генерала Пепеляева, назначенного ведать военным училищем, был определён дорогой его сердцу полковник Кошелев Юрий Алексеевич.
И, представляясь новому командиру дивизии, уже в генеральских погонах, Каледин не скрывал своей счастливой улыбки.
Не стал ворошить прошлое и начальник дивизии. Единственное, что сказал:
– Смелее берите эскадрон в руки. И жду от Вас дерзновенных решений. На широкую дорогу, если хотят достигнуть цели, выходят рано утром.
***
Забегая далеко вперёд отметим, что окончательно история с Царевским разрешится для Алексея Максимовича в годы Великой войны.
Его славная 8-я армия, находясь на острие Брусиловского прорыва, несла тяжёлые потери.
В один из дней генерал Каледин находился в боевых порядках головной дивизии.
В ходе наступления особенно стремительно и красиво действовал правофланговый полк.
Сразу было видно, что управляет боевыми действиями грамотный и подготовленный командир, который зря людей не подвергал ненужной опасности, умело использовал складки местности и огонь артиллерии для обеспечения наступления полка.
Командующий и направился в этот полк со своими чинами штаба.
Дрогнула рука командующего, которую он, как всегда тщательно и строго поднёс к виску, принимая доклад пожилого, в возрасте, командира полка.
– Ваше… Высокопревосходительство, 112 Измаильский полк ведёт наступление. Задача дня к 15.00 выполнена. Сопротивление противник оказывает слабое. Предлагаю, используя сложившуюся ситуацию – в полосе наступления полка ввести главные силы корпуса, что позволит развить успех войск всей армии.
За командира полка войсковой старшина Царевский.
Каледин легко соскочил с лошади и его штаб в недоумении застыл – командующий заключил в объятия войскового старшину и трижды его расцеловал.
Тот, в совершеннейшем расстройстве, не мог сказать ни одного слова, и только ошалело смотрел на командующего, а на его правой щеке при этом непроизвольно билась синяя жилка.
– Ваше Высокопревосходительство, – наконец опомнился войсковой старшина, – как старший по чину – вступил в командование полком за гибелью командира и его заместителя. В строй напросился сам, Ваше Высокопревосходительство, из запаса. Сидеть не мог в такой обстановке в тылу.
– Виктор Николаевич, я очень рад, что в пору испытаний для нашего Отечества, мы с Вами вместе. А … наши заблуждения молодости – оставим истории. На её суд.
И тут же повернувшись к начальнику штаба, повелительно произнёс:
– Командира полка на полк не искать. Лучше мы не найдём. Я лично знаю войскового старшину. Прошу сейчас же, мне на подпись, приказ о его назначении командиром полка. Кроме того – представление на производство в очередной чин и ходатайство о достойной награде за высокое воинское мастерство и мужество. Полагаю, Георгиевский крест, не меньшего, достоин герой.
По благословению командующего полковник Царевский вскоре буден назначен командиром дивизии, получит генеральское звание и погибнет в марте 1917 года.
Предотвращая глумление толпы дезертиров над генералом Духониным, он будет поднят ими на штыки.
Алексей Максимович глубоко скорбел по утрате даровитого военачальника, с которым его столь странным образом свела судьба, и молил Господа о его вечной памяти и о прощении ему грехов – вольных и невольных.
***
Но до этих событий пройдёт ещё много лет. А сегодня молодой сотник Каледин принимал эскадрон.
Первое же знакомство с эскадроном показало, что он значительно слабее того, где он непродолжительное время исполнял обязанности командира за отпуском Васильчикова.
«Ну, что ж, – подумал Каледин, – значит выше будет и честь, если смогу обучить людей, подготовить их к выполнению стоящих боевых задач».
И начались его командирские будни.
Не хватало дня, чтобы всё успеть, а ещё ведь и почитать надо было, ежедневно готовиться к занятиям, поговорить с людьми.
Сначала люди даже роптали, не привыкли к таким нагрузкам, а когда поняли смысл своей службы, когда их эскадрон стал всё чаще хвалить командир полка, а пару раз за полугодие – и начальник дивизии, все подтянулись, стали выполнять требуемое не по принуждению, а по убеждению.
Какой же благодарностью к людям наполнилось сердце Каледина, когда в один из дней, к нему на квартиру пришла представительная делегация – все унтер-офицеры эскадрона, с вахмистром Денисовым , Георгиевским кавалером во главе.
Каледин был удивлён. Людей он не сторонился, был постоянно с ними, но коль это произошло и все его помощники были у него на квартире – значит, в этом была острая нужда.
– Прошу вас, заходите, – пригласил он унтер-офицеров, топтавшихся у порога.
Велел ординарцу подать всем чаю с сушками и приготовился слушать.
Выпив чашку чаю, с непривычки смешно оттопыривая мизинец, осмелев, вахмистр Денисов, наконец, решился.
– Так что, Ваше Благородие, предложение у нас. Ну, что мы с энтими мешками на брюхе ползаем? Оно, конечно, выгода большая, враг не увидит, но тяжело, несподручно, да и ноша – в походе лишняя для коня. А мы тут покумекали – и придумали необычную одёжу.
– Вы бы, Ваше Благородие, посмотрели, сподручней, нам кажется, будет – шаровары и куртка – воедино, можно сверху формы надевать, с балахоном на голову.
Каледин как-то даже нервно, нетерпеливо произнёс:
– Ну, что вы, Денисов, тянете, показывайте, показывайте быстрее.
Денисов вышел в прихожую и зашёл с ряженым – шорник Скориков был обряжен в необычный балахон, который гораздо позже назовут комбинезоном.
По полевой ткани были нашиты обрывки маскировочной сети, кое-где – пакли, куски каких-то тряпиц, что создавало полную иллюзию какого-то необычного куста.
«Да, подумал Каледин, – какие же молодцы! Как же я не додумался. Так очевидно и так просто, а вместе с тем – просто здорово!»
Но не был бы он командиром, если бы не увидел и недостатков в костюме:
– Чудесно, друзья, вы превзошли мои самые смелые надежды и ожидания в этом. Костюм – заглядение. Лёгок, удобен. Вот если мы к манёврам нашьём таких на весь эскадрон, да в тайне, чтоб никто не знал – облегчение нам буде серьёзное при выполнении стоящих задач.
На мой взгляд – три недостатка вижу в вашем костюме: надобно удлинить брюки, чтобы они не в сапоги заправлялись, а были сверху сапог, до пола; второе – в сам капюшон, по краю, вшить резинку, тогда он с головы сползать не будет, и не будет мешать, а с другой стороны – и не видно будет совершенно головы; и третье, самое главное – а ну-ка, если в походе нужда прихватит? Что тогда – весь костюм снимать? Поэтому он должен расстёгиваться спереди – на пуговках ли, на каких-то завязках – но непременно, чтоб расстёгивался.
Казаки изумлённо взирали на своего командира, даже глаза вытаращили:
«Фу, ты, ну, малец, мы всем обществом обсуждали, а до этого не дошли. А он – взглянул лишь – и нате вам! Ай, голова, ай, да умница!»
И они удовлетворённо посматривали на своего командира.
Тот, почуяв особое настроение унтер-офицеров, позвал ординарца и распорядился:
– Пётр, прошу тебя – всем по доброй чарке водки. И закусить что-нибудь.
Казаки одобрительно загудели:
– Спасибо, Вашбродь! Спасибо! Вот – уважил, так уважил!
