Сражение за Берлин. Штурм цитадели Гитлера, 1945 - Вернер Хаупт
Генерал Вейдлинг возвратился на свой командный пункт около 16.00 того же дня. Полковник фон Дувфинг доложил:
– Боевые приказы готовы, герр генерал. Но прежде, чем вы их подпишете, герр генерал, я обязан вам сообщить еще об одном обстоятельстве. Звонил комендант Берлинского оборонительного района. Последний приказ вызвал у него очень большое беспокойство. Он считает, что корпус должен защищать Берлин…
– Ерунда, – резко заявил Вейдлинг. – Я отдал приказ об отходе на юг – так оно и будет!
– Может быть, вам самому переговорить с комендантом, герр генерал?
– Ну, если вы так считаете, – ответил Вейдлинг, в то время как Дувфинг помогал ему снять куртку мотоциклиста. – Тогда попытайтесь связаться с ним. Только я хочу сначала умыться.
Вскоре после этого удалось установить связь с Берлином. К аппарату подошел начальник штаба Берлинского оборонительного района полковник Рефиор. Генерал Вейдлинг разъяснил ему задуманную операцию 9-й армии и коротко описал общее положение корпуса.
– Герр генерал, – сказал Рефиор, – генерал Кребс просит немедленно прислать в рейхсканцелярию одного из офицеров вашего штаба с картой и нанесенной на ней обстановкой.
– Об этом не может быть и речи, – возразил Вейдлинг. – У меня каждый человек на счету. Хотя постойте. Скажите генералу Кребсу, что я приеду сам. Поскольку главное командование сухопутных войск приняло новое решение, будет лучше, если приеду я сам!
Генерал Вейдлинг быстро проглотил скудный ужин. Тем временем Дувфинг и Кнаппе рассказывали ему о сложившемся на данный момент положении. Полковник Вёлерман также доложил о своем возвращении и теперь информировал командира корпуса о положении с боеприпасами в артиллерии. Генерал подписал приказы и встал.
– Итак, сейчас я еду в Берлин. Я хочу посмотреть, что собирается делать с нами высокое начальство. И, – генерал сделал небольшую паузу, – господа офицеры, если я не вернусь…
– Но, герр генерал! – возразил Вёлерман.
– Никаких но! Вчера Буссе хотел меня расстрелять. Вполне возможно, что сегодня Гитлер захочет взять меня за горло. Но не бойтесь. Меня так быстро не сломаешь. Вёлерман, ведь у вас есть капитан, знающий данную местность? Он должен сопровождать меня во время поездки в пасть ко льву. А теперь, – генерал окинул взглядом своих офицеров, – я хотел бы несколько минут побыть один.
Вейдлинг облегченно вздохнул, когда вокруг стало тихо. Лишь издали слабо доносился грохот орудий и рев моторов. Пол слегка вибрировал. Возникало ощущение, словно стоишь рядом с вулканом – незадолго до извержения. Оконные стекла тихо дребезжали. Вейдлинг даже удивился, что в окнах вообще сохранились целые стекла. Он удивленно покачал головой, расстегнул ворот мундира и вставил в дальнозоркий глаз монокль. Потом он подтянул к себе свой портфель и открыл его. Оттуда выпали бумаги, кружась в воздухе, они упали на пол. Генерал нагнулся, поднял письмо, узнал свой собственный почерк. Это было письмо жене. Так и не отправленное.
Жена. Вейдлинг задумчиво смотрел на письмо. Где могут быть сейчас его жена и дочь? Возможно, в Мекленбурге, а может быть, в Шлезвиг-Гольштейне. Он не знал этого. Точно так же его офицеры и солдаты не знали, где находятся их жены.
А его сын? Его сын офицер и сейчас сражается на Восточном фронте. Где? Этого Вейдлинг тоже не знал.
Он развернул письмо и стал читать, что же написал жене несколько дней тому назад: «Любимая!.. Сумасшедшая война! К сожалению, самое худшее – это не русские, а недальновидность и некомпетентность вышестоящих командных инстанций. Мы не заслуживаем другой судьбы. Глубоко трагично и горько говорить такое, но при теперешних обстоятельствах это именно так и есть… Как старые солдаты, мы пытаемся сделать все, что в человеческих силах… Вряд ли я смогу описать, какое доверие в дивизиях питают к штабу нашего корпуса. Это постоянно поднимает мой дух! Правда, при этом я часто рискую головой… Эти бойцы должны и в дальнейшем быть уверены в том, что ими руководят… А то, с чем мы сталкиваемся здесь, так ужасно… Все просто чудовищно… Как живется тебе, как там Люттен и Ханнес? Снова и снова мои мысли возвращаются к вам. С каждым днем война будет приближаться и к вашему тихому уголку. Всем нам, неразрывно связанным с Германией, придется испить чашу!.. Ах, душа моя, я всегда с тобой! Что бы ни принесло будущее, наша большая любовь победит все несчастья и беды!»
Генерал выпустил письмо из рук. Он поднял с пола второе письмо: «Моя самая лучшая и самая любимая кисонька!.. Прямо-таки плачевное командование! Совершенно не отвечающее требованиям войск! Они просто не хотят видеть факты, считают, что всего можно достичь одной только верой в победу… Законченные идиоты!.. Если бы все не было так бесконечно печально, можно было бы умереть со смеху. Мы действительно заслужили такую судьбу!.. Однако хватит предаваться унынию! Мы обязаны каким-то образом выстоять!.. Что можно было бы сделать с русскими, если бы у нас было достаточно боеприпасов!.. Пожалуй, не стоит говорить, что творится у нас на душе!.. Не будем долго прощаться! Я твердо убежден в том, что мы где-нибудь и когда-нибудь снова увидимся. Где-то у Гомера говорится: «Вечная осторожность всеведуще управляет счастьем и несчастьем смертных людей…»
Тут раздался стук в дверь. Генерал поднял голову, встал из-за стола, поспешно засовывая бумаги в портфель.
– Войдите!
В комнату вошел полковник фон Дувфинг. За ним следовал капитан Гебхардт. Оба офицера отдали честь.
– Все в порядке, – махнул рукой Вейдлинг. – Я готов! Герр Дувфинг, если сегодня вечером я не вернусь, отошлите этот портфель моей жене. Если это будет невозможно, уничтожьте.
– Слушаюсь, герр генерал!
– Тогда в путь, – сохраняя самообладание, произнес Вейдлинг и застегнул поясной ремень.
После рискованной поездки по разрушенным улицам города генерал Вейдлинг и сопровождающий его офицер около 18.00 стояли у входа в подземный гараж бункера рейхсканцелярии. Генерал и его спутник должны были сначала предъявить свои документы. Потом офицер-адъютант в форме войск СС повел их по нескольким лестницам, и они оказались в подземном ходе под внутренним двором рейхсканцелярии. Тонкое бетонное перекрытие во многих местах было повреждено попаданиями авиабомб. В плохо освещенном подземном коридоре по щиколотку стояла вода. Офицеры вынуждены были балансировать на положенных здесь досках, чтобы не запачкать сапоги. Затем они прошли через мойку при кухне и через два зала столовой для рядового состава.
Перед каждой дверью стояло по двое часовых, вооруженных автоматами. Снова тщательный контроль. Сопровождающий офицер-ординарец представлял генерала и его спутника, которые должны были предъявить часовым свои документы. Затем их тщательно обыскивали в поисках оружия. После того как был
