Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд
Крайним напряжением сил майнская и эльбская армии были полностью перегруппированы. Северную колонну Нея, состоявшую из Второго, Третьего, Пятого и Седьмого корпусов — 80 тысяч пехотинцев и 4800 кавалеристов, — возглавляли маршал Виктор и генералы Лористон и Рейнье. Наполеон, наступающий по более южной дороге, вел гвардию, гвардейскую кавалерию и Четвертый, Шестой, Девятый и Двенадцатый корпуса под командованием соответственно генерала Бертрана и маршалов Мармона, Макдональда и Удино — первоклассных солдат с двадцатью годами активной службы за плечами. Кавалерийские силы этой армии составляли 12 тысяч, а ее пехотные полки вместе с гвардией — 107 тысяч человек.
Несмотря на временное численное преимущество, Наполеон по-прежнему был весьма склонен к компромиссу, если его удастся достигнуть минимальной потерей территории и престижа. Именно с таким настроением он встретил прибывшего в лагерь австрийского эмиссара и отправил к царю своего опытного дипломата Коленкура. Он считал возможным использовать на благо Франции недоверие Австрии и разногласия между союзниками.
Как выяснилось, его оптимизм был чрезмерным. Противники, сильно потрепанные в поле, тем не менее не были готовы уступать императору победу, в то время как Меттерних, ведя тонкую игру, продолжал заламывать невозможную, по мнению Наполеона, цену за австрийский нейтралитет — ни много ни мало как восстановление власти Габсбургов в Иллирии и Далмации на Адриатике, вывод французских войск из Польши и Нидерландов и независимость ганзейских городов на севере. Такую цену император не был готов платить даже за поражение, и переговоры на эту тему превратились в пустую болтовню.
В русском лагере за Баутценом русские дипломаты просто отказали Коленкуру в аудиенции царя, по-прежнему настаивая, чтобы все переговоры о мире велись через Австрию. Трения среди врагов Франции были еще не слишком велики, но Наполеон, оценивая в Дрездене текущую ситуацию, решил, что еще одна крупная победа решит его проблемы, вызвав раскол новой коалиции и в третий раз после 1800 года оставит архиврага императора, Великобританию, в изоляции. Имея это в виду, он изучил военные карты и отправил свои батальоны в наступление. Если удастся охватить русско-прусскую армию в Баутцене и ударить на нее с флангов, он сможет диктовать условия, как диктовал их в 1807 году в Тильзите, а затем весной 1809 года после Ваграма. Под напором армии Нея с северо-запада и мощным ударом самого императора в центре союзники вынуждены будут отступить на австрийскую территорию, а тогда удастся разоблачить предательство императорского тестя. Если Австрия действительно нейтральна, беглые армии будут разоружены. Если же Меттерних убедит нерешительного Франца начать войну, французская гвардия обрушится на Вену неудержимой лавиной, и тогда вся Европа, включая Швецию Бернадота и уделы немецких князьков, будет вынуждена сделать выбор в пользу императора. Снова восстановив контроль над Европой, французские ветераны смогут вернуться на Пиренейский полуостров и загнать Веллингтона в Португалию. Еще одно усилие — и дело сделано. Будущее династии будет обеспечено, и триколор станет развеваться от Вислы до Торрес-Ведрас. Нею был отправлен приказ оставить два корпуса для прикрытия Берлина, а остаток армии сосредоточить у Баутцена. Сам же Наполеон со своей гвардией и четырьмя корпусами вышел из Дрездена, направляясь точно на восток к Шпрее.
II
Принц Эжен, вице-король Италии, в письме к своей обожаемой жене Августе, дочери баварского короля, сообщал, что собирается подать прошение о месячном отпуске и ожидает получить его в течение восьми дней. На самом же деле он получил целых два месяца, даже не подавая прошения, поскольку по прибытии в Дрезден сразу был послан в Италию собирать новую армию. Наполеону не меньше, чем новобранцы в казармах, была нужна убедительная демонстрация, и он приложил все усилия, чтобы его пасынок четко понял ситуацию. «Собирай войско открыто, — сказал император, — и позаботься, чтобы в Австрии наверняка узнали о твоей деятельности». Новая Итальянская армия, набранная на западном фланге империи Габсбургов, должна была обеспечить нейтралитет Меттерниха, пока судьба Европы решается на Шпрее. Это был превосходный ход, но сразу после него Наполеон сделал психологическую ошибку, которая в итоге стоила ему кампании.
Помня о невеликих стратегических талантах Нея, он послал ему советника в лице швейцарского военного теоретика, генерала Жомини. Учитывая темперамент Нея, выбор был особенно бестактным. Ней вообще не любил теоретиков, а Жомини скорее, чем любой из них, привел бы маршала в ярость, потому что его Ней терпеть не мог и не доверял ему.
Взаимоотношения двоих этих людей когда-то были очень тесными. Именно Ней стал покровительствовать хитроумному офицеру-наемнику, который пропагандировал свои трактаты о военном искусстве во французских лагерях в эпоху консулата. Потом они сотрудничали в Швейцарии, а еще позже, когда намечалось вторжение в Англию, Жомини стал начальником штаба Нея в булонской армии вторжения. Но с тех пор маршал и генерал постоянно ссорились, и теперь Ней рассматривал присутствие Жомини как сомнение в своих способностях военачальника. Очень чувствительный, когда речь шла о его военной репутации, Ней был раздосадован таким назначением. И в грядущие решающие дни его недовольство приведет к очень серьезным последствиям на поле боя.
Рассчитывая на своевременную поддержку на левом фланге, основная часть Великой армии приближалась к Шпрее, где авангард Макдональда уже имел возможность познакомиться с сильными позициями русско-прусской армии. Ожидая прибытия Наполеона, маршал прибег к проверенной временем уловке, чтобы враг принял его войско за главные силы французов. Он приказал разжечь на левом берегу реки бесчисленные костры. Неизвестно, обманул ли этот прием союзного главнокомандующего Витгенштейна, но, во всяком случае, тот не стал рисковать. Получив под Баутценом подкрепления в виде 16 тысяч русских солдат под командованием Барклая-де-Толли (одного из героев 1812 года) и 11 тысяч пруссаков во главе с Клейстом, союзники не высовывали носа из своих траншей, не более чем демонстрируя готовность к сопротивлению, когда французы вели разведку их позиций. Это было 19 мая, через семнадцать дней после Лютценской битвы и через двадцать один день после первой стычки у Вейсенфельса.
План Наполеона был так же прост, как и большинство его крупных наступлений. Для наполеоновской стратегии нехарактерны усложнения ни в замысле, ни в исполнении. Обычно она сводилась к тщательному выбору места главного удара, сосредоточению сил, достаточных для осуществления решительной атаки, и приведению в расстройство главных сил врага ударом по самому слабому сектору его обороны. Но во всех великих битвах Наполеона в конечном счете все зависело от точного расчета времени, и именно этот фактор стал решающим 20-го и 21
