Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд
Должно быть, Меттерних, читая это письмо в Шёнбрунне, улыбался. Разве мог он либо его повелитель находить удовлетворение в таких заверениях со стороны человека, дважды за последние восемь лет занимавшего Вену и во втором случае увезшего с собой эрцгерцогиню из рода Габсбургов, родившую ему сына, который, как надеялся отец, увековечит его завоевания?
Три великие армии сближались. Застывшей в ожидании Европе казалось, что происходит увеличенный до гигантских масштабов поединок древнеримских гладиаторов: Россия и Пруссия держат сети, Франция — меч. К северу и югу от поля боя Швеция и Австрия колебались, не решаясь вступить в это состязание в силе и мастерстве. Англия, последний гладиатор, сделала выбор, но находилась слишком далеко от арены битвы и была способна лишь на отвлекающие диверсии. Для объективного наблюдателя борьба казалась крайне неравной: три, а может быть, и пять против одного. Но для ее участников все было не так просто. Человек, наступающий на них, имел репутацию, более чем восполнявшую разницу в численности. Это была далеко не первая проба сил, и в прошлом именно он, а не его противники, всегда выходил победителем.
Глава 4
На Саксонской равнине
I
Великая Саксонская равнина, на которой разворачивалось гигантское противоборство, представляет собой живописную страну со множеством рек. В 1813 году пейзажи здесь были вполне пасторальными: луга, поля, широкие пастбища среди холмов, дубовые и каштановые рощи, орошаемые притоками Эльбы, которая рассекает равнину надвое. Условия для маневров, особенно кавалерийских, здесь были прекрасные, а население состояло из крестьян, мелких торговцев и ремесленников, которые причиняли так мало беспокойства покорившим их французам, что Наполеон сказал: «Здесь не был убит ни один мой солдат». Летом тут можно было отдыхать и мечтать или же растить хлеб и жирный скот. Старые города процветали, медленные спокойные реки походили своим характером на крестьян. К северу лежала граница Пруссии, а к югу — горы Чехии, соответственно аванпосты немецкого фанатизма и австрийской бдительности, но в местах основных боев, вдоль дороги от Вейсенфельса до Лютцена и от Лейпцига до предместий Дрездена, партизан почти не было, и ситуация, конечно, была не сравнима с теми трудностями, которые испытал Эжен при отступлении из Восточной Пруссии. Беззаботному саксонцу, в сущности, было все равно, кто им правит, пока ему не мешали обрабатывать свое поле и заниматься своими делами, и бедствия его повелителя, вынужденного бежать из собственной столицы — Дрездена, его мало тревожили. Он привык к передвижениям наполеоновских армий и к постою войск во всех городах и деревнях между 1806-м и 1813 годом. Отношения между расквартированными солдатами и хозяевами были в общем дружескими. Позже ветераны Великой армии с ностальгией вспоминали о дававших им кров толстых немцах, и гарнизонная служба в стране, где не было опасностей, зато в изобилии еда, представляла приятный контраст по сравнению с пустынями Египта, Испании и России.
15 апреля Наполеон выехал в экипаже из Сен-Клу. Императора сопровождал его старый спутник Коленкур, привыкший к неожиданным откровениям своего повелителя, так как он проделал вместе с императором эпическое путешествие из Сморгони в Париж, во время которого Наполеон непрерывно говорил обо всем, что приходило ему в голову. Впереди были новые откровения и афоризмы. Устраиваясь на сиденье, Наполеон сказал: «Я завидую последнему бедняку в моей державе. К старости он уже заплатил свой долг стране и может спокойно сидеть дома с женой и детьми. И только одного меня неумолимая судьба снова и снова гонит на поле боя».
Но вздохи императора не взволновали Коленкура. Конечно, верно, что после второго брака Наполеона и рождения законного наследника император начал жаловаться на не дающие ему покоя войны и мечтал, как буржуа, посидеть в шлепанцах у камина, но по сути своей он был человеком действия и всегда им оставался; брошенный вызов никогда его не устрашал. Невзирая на явные недостатки своих новых батальонов, он сохранял прежнюю уверенность в себе. Он так часто и с такой легкостью бил врагов, что их военные перспективы в грядущей кампании не могли его испугать. Пусть ему не хватает тяжелой артиллерии и боевых офицеров, а особенно — кавалерии, чтобы развивать успех, но подчиненные ему генералы были самыми опытными в мире, и среди них были люди, чьи имена уже стали легендой среди профессиональных военных во всей Европе, Америке и на Ближнем Востоке. Даву и Вандамм шли на Гамбург, чтобы усмирить ганзейские города. Ней, герой отступления и идол новобранцев, был уже в поле, выступив из Франции в марте, словно не было 550-мильного марша от Москвы до Гумбиннена. Бертье занял привычное место начальника штаба и спал прямо в огромной карете, мотавшейся туда и сюда по Европе, словно ею правил дьявол. Здесь же были маршалы Макдональд и ветераны Мортье и Удино, а также Виктор, а вокруг них собралась еще сотня воинов, надеявшихся заслужить в грядущей войне маршальский жезл. Суэм, Бертран, Рейнье и Рапп — вот лишь четверо из этой отборной команды ветеранов. В распоряжении императора находился старый друг и опытный артиллерист Мармон, готовился вести в бой своих баварцев Ожеро. В Галиции действовал Понятовский со своими поляками, сохранившими полную верность империи, в целом двенадцать корпусов — достаточно для противостояния русским и пруссакам с их посредственными начальниками: Витгенштейном, Шварценбергом и семидесятидвухлетним Блюхером.
И при всем этом Наполеон, садясь в свой экипаж и завидуя последнему бедняку в своих владениях, мог задуматься о серьезной нехватке боевого материала, так как для молодых призывников даже дойти до Саксонии по пути, в изобилии оснащенном складами, было тяжелым испытанием. Большинству из них не исполнилось и двадцати лет. Они родились в 1793-м и 1794 годах, когда их страну раздирали революция и гражданская война, народ голодал, и потому были не такими выносливыми, как бойцы, покорившие Италию, прошедшие туда и обратно по Синайской пустыне и торжествовавшие при Маренго, Аустерлице, Фридланде и Ваграме.
Господа Эркман-Шатриан[2] в своем превосходном документальном романе «История призывника 1813 года и Ватерлоо» рисуют живую картину переживаний этих мальчишек, попавших в такую передрягу. Оба автора родились в 1822 году и росли среди ветеранов
