Николай Непомнящий - Военные катастрофы на море

— Эй, «водоглаз», тебе много приходилось бродить в своих свинцовых бутсах по дну морскому и заглядывать в трюмы затонувших кораблей. Много ли видел покойников?

Старый водолаз стоял у большого окна к нам спиной и ответил не сразу.

— Много раз, милок, начиная с испанской войны в 1937 году у Пиренейского полуострова, а потом и у себя на Черном море, например, после гибели линкора «Новороссийск» в Севастопольской бухте.

Напомню, что «Новороссийск» подорвался в половине второго ночи 29 октября 1955 года. Взрыв был столь мощный, что в этом госпитале воздушной волной вышибло окна.

Корабль стал крениться, но держался на плаву. Берег был рядом и многие, сиганув за борт выбрались на сушу. Из внутренних помещений тревожно докладывали, что в трюмы интенсивно поступает забортная вода, и оставшийся вместо съехавшего на берег командира корабля каперанга А.П. Кухты старпом Хуршудов дал спасительную и весьма разумную команду: отработать задний ход и выброситься кормой на берег у Госпитальной стенки. Однако примчавшийся на корабль прямо с постели с выпученными глазами ВРИО командующего Черноморским флотом вице-адмирал В.А. Пархоменко, матюкаясь направо и налево, отменил эту команду: «Винты погнем», — крикнул он офицерам, а тем, кто из-за увеличивающегося крена предлагал срочно эвакуировать личный состав, закричал: «Застрелю!» — и прогнал внутрь, где они все и погибли…

Я потом под водой с трудом мог открыть только некоторые двери с задрайками, за которыми сплошной стеной стояли утопшие матросики и офицеры. Страшная, доложу я вам, картина…

Только в мае 1988 года газета «Правда» опубликовала впервые небольшую статью, посвященную гибели линкора «Новороссийск», с воспоминаниями очевидцев трагедии, где описывалось героическое поведение матросов и офицеров, оказавшихся внутри перевернувшегося корабля, дополнявшую рассказ водолаза Ивана Петровича Прохорова.

Свидетельствует старшина 1 статьи Л.О. Бахши:

— Столб взрыва прошел через наш кубрик, метрах в трех от моей койки… Когда я очнулся — тьма кромешная, рев воды, крики. Первое, что я увидел: лунный свет, лившийся через огромную рваную пробоину, которая как шахта уходила вверх.

Я собрал все силы и закричал тем, кто остался в живых: «Покинуть кубрик!» Первый, кого увидел, — Сербулов. Помощник командира. Он стоял над проломом без фуражки, обхватив голову, повторял: «Ребятки, спокойно… Спокойно, ребятки!..» Я увидел его возле развороченных шпилей и сразу как-то успокоился.

Едва одевшись, мы бросились помогать товарищам, что в низах. Они подпирали брусьями переборки. Вода хлестала из всех щелей. Матросы работали споро, без паники.

Свидетельствует дежурный по низам, лейтенант К. Жилин:

— Спрыгнув с койки, натянул брюки уже на ходу… Первый трап, второй трап, верхняя палуба. Темно. Огляделся. Перед носовой башней — вспученное корявое железо палубы. Зажатый труп… Все забрызгано илом… Бросился на ют — к вахтенному офицеру.

Объявили аварийную, затем боевую тревогу. Но корабль обесточен. Все пакетники вырубились. Колокола громкого боя молчат. Сначала послали рассыльных с боцманскими дудками. Засвистели. Ударили в рынду…

Между тем вода взламывала переборки, затапливала отсеки корабля. После получения пробоины линкор продержался на плаву 1 ч 40 мин.

А дальше было вот что…

Иван Петрович, скрестив руки и поглаживая небритый подбородок, помолчал, как бы восстанавливая в памяти давно прошедшее. В палате воцарилась тишина, и все молча не сводили глаз с рассказчика.

— А дальше было вот что, — продолжал он негромким голосом. — Дрожащий от страха Пархоменко решил отбуксировать линкор в сухой док, который был по носу на Северной стороне. Завели троса. Из трюмов сообщили, что их заливает вода. Корабль уже имел правый крен 15 градусов… В наглухо задраенных помещениях полно людей, включая БЧ-2 главного калибра, где были установлены орудия небывалого калибра 320 мм , и броня толщиной 406 мм .

Корабль стоял перпендикулярно берегу бухты, и Пархоменко, не представляя размеров пробоины, дал команду буксировать в док и этим погубил корабль, один из лучших, который, правда, как говорят, за всю жизнь так и не сделал ни одного боевого выстрела и не участвовал ни в одном морском сражении, но которым итальянские «марини» гордились…

Едва линкор сдвинулся с места, крен быстро начал увеличиваться до угрожающего, а затем вся эта стальная громада длиной 168 метров и массой 24 600 тонн сыграла «оверкиль»! Кто был на палубе, посыпался в воду, как горох, а кто половчее, сиганув через леера, перебежали по борту и очутились на мокром киле.

— Было уже около трех часов утра. Из топливных танков в воду хлынули потоки мазута, которые с головой накрывали плавающих в воде отчаянно орущих людей. Потеряв остойчивость и перевернувшись вверх днищем, корабль довольно долго был на плаву, возвышаясь над водой на 2 — 3 метра .

Когда стальные мачты с вертикальной броней более 40 см , описав дугу, стали погружаться в воду, образовался мощный водоворот… Один из спасенных, матрос-новобранец, сильно заикаясь (его колотила дрожь), рассказывал пассажирам остановленного поезда:

— Я прыгнул в воду, когда корабль стал медленно крениться на правый борт. Едва вынырнул, увидел, что меня накрывает палубными постройками, после чего в страшно бурлящей воде затянуло на большую глубину, и я потерял сознание. Очнулся я еще в воде, внутри большого воздушного пузыря и успел сделать несколько вдохов… Этот же пузырь меня выбросил на поверхность с другого борта, где и подобрали спасательные катера…

После взрыва корабельные врачи стали делать срочные операции пострадавшим и погибли все до единого вместе с ранеными уже под водой через несколько дней…

Меня с несколькими другими водолазами вызвали к «Новороссийску» на второй день после трагедии, и мы сразу же приступили к подводным работам 30 октября. Под водой картина была страшная… Мне по ночам потом долго снились лица людей, которых я видел под водой в иллюминаторах, которые они силились открыть. Жестами я давал понять, что будем спасать. Люди кивали, мол, поняли… Погрузился глубже, слышу, стучат морзянкой, — стук в воде хорошо слышен: «Спасайте быстрее, задыхаемся…» Я им тоже отстукал: «Крепитесь, все будут спасены». И тут началось такое! Во всех отсеках начали стучать, чтобы наверху знали, что люди, оказавшиеся под водой, живы! Передвинулся ближе к носу корабля и не поверил своим ушам — поют «Варяга»!

Стал осматривать пробоину. Она была чудовищных размеров: примерно 27ґ8 метров с правого борта, то есть разворочено более 160 кв. метров брони ниже ватерлинии. Сила взрыва была столь неимоверной, что ее хватило пробить восемь палуб — в том числе три бронированные! Даже верхняя палуба была искорежена от правого до левого борта…

Нетрудно подсчитать, что для этого понадобилось бы несколько более тонны тротила. Даже донная, так называемая «цементная мина» не обладает такой мощью. Если предположить, что это работа морских диверсантов (известно, что у них имеется в Италии первоклассное заведение подобного рода), доставка такого количества взрывчатки с подводной лодки аквалангистами — задача неимоверной сложности.

Однако мне было известно, что за неделю до катастрофы линкор стоял в Донузлаве, на северо-западе Крымского полуострова, и покинул свою стоянку после того, как летчики доложили командованию, что на небольшой глубине просматривается субмарина. Оперативный дежурный по флоту доложил командованию, что близ Донузлава наших подводных лодок не должно быть.

Повторный поиск лодки результатов не дал. Решили, что летчикам померещилось…

По краям пробоины броня была завернута и наружу, и внутрь. У меня сложилось впечатление, что взрыв был изнутри по 27-метровой длине, а затем отраженная от грунта ударная волна гидроударом вмяла броню внутрь. Поэтому спасенные матросы уверяли, что взрывов было два, с интервалом в секунду-две.

Я невольно обратил внимание, что из страшной пробоины непрерывно струится нечто, похожее на «розовый дым», и вдруг понял, что это человеческая кровь в воде — в этом месте за броней были матросские кубрики, где койки были в три яруса. У итальянцев команды, экипаж больших кораблей располагаются на берегу, а на кораблях, стоящих у причала, несут только вахту службы. В случае похода, учений экипаж располагается на корабле, на подвесных койках, вот почему в помещениях у итальянцев очень тесно…

Так вот, из пробоины в бухту вытекала из кубриков кровь людская, которая в воде напоминала «розовый дым». Еще до погружения под воду я знал, что в помещениях внутри корабля оказалось около тысячи человеческих душ…