Радиошпионаж - Анин Борис Юрьевич
Тем временем специалисты из Кранца сжимали тиски. Прежде всего они исключили Германию и Францию, а затем Голландию. Оставалась Бельгия. По их мнению, «РТХ» посылал сигналы откуда-то с бельгийского побережья, скорее всего из Брюгге. Туда и отправились несколько немецких осведомителей, которые должны были обнаружить ниточки, ведущие к радисту. Большая охота началась.
С появлением техники человечество лишилось возможности испытывать некоторые острые ощущения. Например, охота стала совсем не той, что прежде. Однако техника создала взамен чрезвычайно увлекательную разновидность самой жестокой и древней из охот — охоту на человека. В ней роль зверя играл «пианист», который, затерявшись в большом городе, становился также неуловим, как зверь в густом лесу. Чтобы напасть на след зверя, нужны были собаки, которые могли почувствовать его запах. Радист тоже оставлял свой «след» — волны, посылаемые в эфир. Уловить их было несложно. Более того, по ним можно было определить направление излучения, а по серии радиопередач — местонахождение рации.
Как преследуемый зверь, «пианист» старался запутать свой «след». Он работал на определенной длине волны, принимающая станция ждала его в назначенное время на той же волне. Как только радист обнаруживал себя, на его волну настраивались и «охотники». Но радист мог отказаться от своего обычного «маршрута» в эфире, то есть сменить длину волны, хотя это было трудным делом, поскольку предполагало полную согласованность действий с принимающей радиостанцией, которая не должна была из-за этих трюков потерять эфирный «след» передатчика. Вот, например, план передачи одного советского радиста. Он передавал свои позывные на волне 43 метра. Москва подтверждала прием на волне 39 метров. Тогда «пианист» передавал радиограмму на волне 49 метров. Еще одна хитрость: переходя с 43 на 49 метров, «пианист» изменял позывные, чтобы сбить с толку «охотников», заставить их поверить, что заработал еще один передатчик.
С помощью этих уловок выигрывалось время, но в конце концов противник их разгадывал. Приходилось изобретать все новые приемы. Технически это было осуществимо, но человеку — явно не под силу,, поскольку запутаться в лабиринте сложного плана передачи очень легко.
Можно было поменять место ведения передачи. «Охотники» за «пианистами» отвечали на это участившимися облавами. Тогда радисты оставляли свои передатчики на месте, перемещаясь сами. Приходилось либо иметь несколько «музыкальных шкатулок» для каждого «пианиста», либо устанавливать для «пианистов» очередность в использовании одной и той же «музыкальной шкатулки».
«Пианисты» скрывали свой «след» в эфире, постоянно сокращая продолжительность передач. А «охотники», глуша передачи, заставляли их по несколько раз повторять радиограммы, вынуждая растрачивать ценный запас минут. В ответ «пианисты» расставляли вокруг своего «логова» наблюдателей, следивших за появлением машин с брезентовым верхом, под которым прятались пеленга-торные станции. Но «охотники» очень скоро стали маскировать свои автомобили под машины «скорой помощи» и грузовики булочников.
Без передатчика разведывательная сеть была бесполезной. Имевшая своей целью сбор секретных данных, она давала нужный эффект только тогда, когда добытые ею сведения своевременно попадали по назначению. Но передатчик, придававший смысл существованию разведсети, одновременно ставил ее под удар. К примеру, руководители абвера и не подозревали о советской разведсети, функционировавшей в Бельгии, а тем более в Германии, пока «пианисты» не навели их на ее след. Задачу немецким «охотникам» облегчила Москва, которая обязала «пианиста» «РТХ» вести передачу по пять часов в сутки. Это был безрассудный приказ, равнозначный смертному приговору. И его последствия не заставили себя долго ждать.
Почему берлинский передатчик работал с перерывами? По мнению функабвера, это делалось нарочно, чтобы затруднить обнаружение. В действительности же перерывы были вызваны неопытностью «пианиста». Рацию, переданную ему служащими советского посольства перед их вынужденным отъездом из Берлина, он по ошибке включил не в ту розетку и сжег. Когда же сломанный передатчик починили, «пианист» запутался в инструкциях, которые должен был выполнять. Эти указания оказались не по плечу дилетанту. Наконец нашелся один ветеран-коммунист, который еще до войны окончил курсы радистов в Москве и преподал новичку уроки мастерства. Но тут новая беда: команды функабвера начали бешеную охоту за берлинским передатчиком. В октябре он был вынужден замолчать. В соответствии с приказом из Москвы все сведения, добытые берлинской сетью, пошли через Брюссель.
Потерпев неудачу в Берлине, функабвер заметил, что «РТХ» сильно активизировался. Судя по числу и длине переданных радиограмм, радист «РТХ» возложил на себя обязанности своего берлинского собрата, вынужденного умолкнуть. Благодаря скрупулезной работе специалистов в Кранце и Бреслау, было окончательно установлено, что передатчик находился где-то в Брюсселе. Функабвер незамедлительно выслал туда свою спецгруппу, оснащенную автомашинами с пеленгаторами, а также переносным пеленгаторным устройством. С помощью мобильных пеленгаторов дело быстро пошло на лад. Один аппарат немцы даже погрузили на самолет и пролетели над городом. Очень помог и тот факт, что подпольный передатчик работал чрезвычайно долго — по пять часов кряду.
Ночь с 12 на 13 декабря 1941 г. ознаменовалась первым успехом. В доме № 101 на улице Атребатов в пригороде Брюсселя немцами были захвачены радист и шифровальщица. В оставленную в доме засаду попали еще двое. Разведывательную сеть, членами которой являлись арестованные на улице Атребатов, в докладе о достигнутой победе окрестили «Красным оркестром».
Однако, несмотря на ошибки берлинского «пианиста» и провал в Бельгии, «Красный оркестр» не прекратил исполнение своей «симфонии». Функабвер был просто в ярости. Захват передатчика на улице Атребатов — удар мимо цели. Что толку от ликвидации одного «пианиста», если разведывательная сеть продолжала существовать? Арестованные упорно молчали, шифровальщица покончила с собой. Жалкие трофеи...
Раз не удалось заставить заговорить людей, оставалось одно — попытаться прочесть шифрованные радиограммы «РТХ», записанные за последние несколько месяцев службой перехвата. Криптограммы, полученные из функабвера, привели в отчаяние дешифровальщиков вермахта. Шифрсистема, которую использовал «Красный оркестр», была чрезвычайно сложна для вскрытия. С ее помощью можно было зашифровать до 5 тыс. радиограмм, прежде чем появились бы первые повторы, которые обратили бы на себя внимание.
Но функабвер не сдавался. В работу включились его собственные дешифровальщики. Был специально приглашен известный эксперт профессор Клудов и 15 студентов, математиков и филологов, которых он взялся обучить своему искусству.
Перехваченные радиограммы находились в Брюсселе. Функабвер потребовал немедленно их возвратить. На это требование Брюссель беззаботно ответил, что их бросили в огонь, так как не было никакого смысла держать криптограммы, не поддававшиеся дешифровке. Все пропало? Нет, поскольку немецкие посты прослушивания обязаны были хранить копии перехваченных радиограмм в течение трех месяцев. Один из офицеров функабвера был послан обследовать все четыре поста, слушавших «РТХ». Поначалу урожай оказался весьма скудным, однако в Кранце офицера привели в подвал, где хранились огромные мешки, до отказа набитые радиограммами, предназначенными для уничтожения. После нескольких дней, потраченных на разбор этих бумаг, офицер вернулся в Берлин с добычей: ему удалось спасти около 300 радиограмм. Но этого по-прежнему было недостаточно.
Кроме радиограмм у Клудова в распоряжении оказались документы, найденные во время обыска в доме на улице Атребатов. Радист бросил их в печку, но бдительный полицейский успел выхватить бумаги из огня. После нескольких дней упорной работы Клудову удалось разобрать одно слово. К счастью для Клудова, это было имя собственное — «Проктор», которое принадлежало герою книги. Советская разведка нередко применяла способ шифрования с помощью книги, один экземпляр которой находился в Москве.
