Игорь Фесуненко - По обе стороны экватора

…Хроникальные кадры этого митинга Дунаев взял запевом, прологом к фильму об Андалузии. Получилось впечатляюще. Жаркое солнце, гневные лица. И стихи. Стихи Лорки и стихи, посвященные Лорке. Поэты читают, а вокруг — плотная стена жандармов. Они застыли в ожидании команды. Так и кажется, что сейчас прозвучит хлесткий крик командира, и солдаты вспомнят недавние времена. Взлетят дубинки, грохнут выстрелы…

Двадцать и два удара.Двадцать и три с размаху!Воды, воды хоть немного!Воды, где весла и солнце!Воды, сеньоры солдаты!Воды, воды, хоть на донце!Ах, полицейский начальник,Там, наверху, на диване,Таких платков не найдется,Чтобы эту кровь посмывали.

…Митинг в Фуэнтевакерос разгорался, как костер. А ведь это было спустя каких-то полгода после смерти Франко. С юридической точки зрения ничего еще тогда в Испании не изменилось.

Губернатор приказал разойтись через тридцать минут.

Митинг продолжался три часа. Три часа читали поэты стихи Лорки и стихи о Лорке. Вокруг стояли жандармы. И ничего не смогли сделать. Видно, и впрямь настали в Испании новые времена!

Эй, испанцы! Пробил час!Солнце светит и для нас!Настежь окна, души, двери:тень былого — не потеря,праха прошлого не жаль.Только будущее суще,сущи только смех грядущийи грядущая печаль.

Да, фашизму не удалось убить память о выдающемся поэте — сыне испанского народа. В первый же год после смерти Франко только здесь, в крошечном Фуэнтеваке-росе, вступили в еще не легализованную тогда коммунистическую партию триста человек. Триста новых бойцов партии, которая всегда была символом и боевым штабом антифашистского сопротивления. Триста новых коммунистов на родине Лорки, в маленьком Фуэнтевакеросе, который всемирно известная автомобильными шинами и туристическими путеводителями фирма «Мишлен» высокомерно не включила в свой путеводитель по Испании.

Мы возвращаемся из Фуэнтевакероса в Гранаду поздно вечером. Завтра утром через перевал Деспеньяперрос отправимся в Мадрид.

Я перебираю андалузское досье: записные книжки, газетные вырезки, фотографии, визитные карточки, выписки из советских и испанских книг. Вот она — еще одна цитата из Эренбурга, которую я искал. Удивительная вещь: случается иногда, что мысль, высказанная давным-давно, в данном случае — полвека назад, вдруг зазвучит сегодня, сейчас с какой-то оглушающей силой.

Побывав в Испании в начале 30-х годов, еще до Народного фронта, до франкистского мятежа, Илья Григорьевич закончил путевые заметки об этой стране словами, лучше и точнее которых не скажешь об Испании конца 70-х: «Теперь все спорят. Скульптор за красоту… коммунист за справедливость. Это спор 1931 года. Его сейчас повторяют в разных странах разные люди… Испания долго была в стороне. Она тешила мечтателей и чудаков гордостью, темнотой и одиночеством. Казалось, она вне игры. Так в Америке люди машин и ожесточенного труда устроили заповедник с девственными лесами и с диким зверьем. Однако в Испании не деревья и не звери, но люди. Эти люди хотят жить — так Испания вступает в мир труда, борьбы и ненависти. Она вступает вовремя».

…Алексей ведет машину спокойно. Сидит за рулем прямо. Сосредоточенно смотрит вперед. Не скажешь по нему, что за последние три недели он отснял, как говорят операторы, «материала», которого хватило бы на три полнометражных фильма. Мы возвращаемся в Гранаду. Солнце уже опустилось за изломанную отрогами гор линию горизонта, а ночь все медлит, собирается с силами и никак не решится хлынуть и затопить своей южной чернотой долину Дардо — «реки крови и слез». Ночь ничего пока не может поделать с солнцем: слишком уж ослепительно продолжают сверкать в его последних лучах снежные вершины Сьерра-Невады.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Спастись в Вашингтоне

В июле семьдесят девятого года, возвратившись из Португалии в Москву, я приступил к исполнению обязанностей политического обозревателя Центрального телевидения и Всесоюзного радио. С тех пор работа моя проходит в основном в родных стенах Останкинского телецентра. Но два-три раза в год, сломив упорное сопротивление начальства (оно почему-то глубоко убеждено, что рабочее место политического обозревателя — письменный стол, а зарубежная командировка является чем-то вроде дополнительного отпуска), мне, как и остальным коллегам, вышедшим на эту орбиту, удается выезжать в разные города и страны, чтобы освещать происходящие там важные события: встречи и переговоры руководителей государств, кризисные ситуации, конгрессы политических партий или международные конфликты. Например, войну Англии с Аргентиной из-за Мальвинских (Фолклендских) островов.

Правда, если уж говорить именно об этом событии, то по причине слишком уж затянувшихся размышлений начальства о том, стоит ли посылать в Буэнос-Айрес спецкора, я попал туда к шапочному разбору, к самому окончанию войны, но все же и эта поездка не пропала даром: она привела к появлению фильма «Буэнос-Айрес: город и люди».

Поскольку главной сферой моих творческих интересов по-прежнему остается «иберо-американский», или «латинский», мир, то есть Испания, Португалия и Латинская Америка, то подавляющее большинство моих командировок за последние годы приходятся именно на эти страны. Хотя однажды волею случая, который в судьбе журналиста играет немаловажную роль, я умудрился оказаться даже на юге Аравийского полуострова и вел из Адена репортажи с проходившей там конференции Организации солидарности народов Азии и Африки. Но это было исключением из правила, а в остальных случаях мои вояжи ограничивались уже упомянутым регионом: от Аргентины до Мексики и от Испании до Панамы.

В ходе этих поездок были сняты фильмы, подготовлены репортажи, написаны статьи и книги, собраны материалы для очерков уже опубликованных и еще не увидевших свет.

Пожалуй, больше всего запомнились мне четыре командировки в Никарагуа, а самой, как мне кажется, удачной журналистской работой в этой стране стал короткий репортаж для программы «Время». В эфире он занял три минуты. Снимался несколько дней. О нем хочу рассказать в следующей главе этой книги.

«Как держать в руках Никарагуа?» — так назвал однажды свой очередной репортаж, посвященный центральноамериканским проблемам, американский журнал «Ньюсуик». Для точности сообщу, что материал этот был напечатан в семнадцатом номере, датированном 29 апреля 1985 года на 34–35-й страницах. Открывался он большой — в треть страницы — фотографией: президент Рейган рядом с молодым никарагуанцем, на лице которого видны шрамы и следы ожогов. Президент глядит на своего никарагуанского друга с отеческой любовью. Прямо-таки изнемогает от нежности и сострадания.

А публикуемый под фотографией репортаж начинается рассказом о том, как этот никарагуанец по имени Байардо Сантаэлис Селайа был представлен президентом американской общественности в качестве почетного гостя на торжественном обеде, который Рейган закатил в Вашингтоне в честь своих никарагуанских друзей — «борцов за свободу и демократию». Как сообщил президент (далее я буду скрупулезно цитировать «Ньюсуик»), «Байардо Сантаэлис был обречен на гибель, когда никарагуанские солдаты ворвались в его дом, связали несчастного, а дом подожгли. Но от пламени загорелись веревки, которыми Байардо был связан. Ему удалось бежать, и в конце концов его доставили в Вашингтон, чтобы он смог рассказать здесь свою историю.

— Он пережил такое, — сказал Рональд Рейган, — что большинство из нас и вообразить себе не может. Я считаю, что Америка должна это узнать, Америка должна увидеть подлинное лицо Никарагуа».

Тут я позволю себе закрыть цитату, разглядеть получше фотографию и представить себе, как это было. Как гремел, подрагивая благородным негодованием, президентский баритон. Как смущенно потупился Байардо, когда на него обратили заинтересованные взоры самые высокопоставленные представители вашингтонского общества. Как, приглядевшись в молниях репортерских блицев и жарком свете телевизионных ламп к страшным рубцам и ожогам Байардо, жены министров и сенаторов прикладывали к глазам кружевные платочки: «Боже мой, какие же они чудовища, эти сандинисты!..»

«Он пережил такое, — сказал президент, — чего большинство из нас и вообразить себе не может». В этом смысле президент оказался прав. Никто из присутствовавших на банкете, включая самого Рейгана, не мог и вообразить, какой неожиданной окажется развязка этой истории, преподнесенной Америке с таким драматизмом.

…После описанных выше событий прошло несколько дней, и в начале мая того же года один из номеров журнала «Ньюсуик» от 29 апреля оказался в Манагуа в руках двадцатипятилетней медсестры Ким Вудкирк, американки из штата Иллинойс. К тому времени она вот уже полгода работала в Никарагуа, подобно сотням других честных американцев, которых в этой стране называют «интернационалистами».