Ефим Черняк - Тайны Англии
В соседней Бельгии (австрийских Нидерландах) послом был лорд Торрингтон — полнейшее ничтожество, пользовавшийся услугами некоего Ллойда, которого из Лондона еще в 1785 году приказали рассчитать за ненадобностью. В 1791 году и в последующие годы Ллойд присылал отдельные письма Питту из Франции, но так и не был снова принят на службу.
В июле 1789 году Торрингтон покинул Брюссель, а находившийся там с 1789-го по 1792 год полковник Гардинер занимался сбором информации о самой Бельгии. В его бумагах не сохранилось никаких сведений о Франции. Вообще Брюссель стал важным источником сведений о французских делах только после отзыва в августе 1792 года английского посла из Парижа. Донесения британских дипломатов из других, соседних с Францией стран свидетельствуют о скромных тратах на секретную службу.
Британское адмиралтейство посылало с разведывательными целями офицеров в различные французские гавани. Расходы оплачивало министерство внутренних дел. Наиболее активным из таких офицеров был Ричард Окс, занимавшийся шпионажем еще в годы войны против американских колонистов. В 1787 году он сообщил из Брюсселя о французских кораблях, отправлявшихся в Индию. В 1790 году Окс был в Париже, добывая информацию о франко-испанских отношениях. (В это время возникли споры между Лондоном и Мадридом, и поэтому было важно знать, считает ли себя Франция связанной союзным договором с Испанией.) Другим разведчиком был генерал-майор Дэлримпл, сообщавший в 1787—1788 годах сведения о состоянии французского флота и воинских частях, которые предполагалось послать в Индию.
К числу разведчиков относился Филипп д'Овернь родом с острова Джерси. Он начал карьеру в качестве протеже адмирала Гоу. В 1779 году корабль «Аретуза», где д'Овернь служил первым помощником капитана, потерпел крушение, и он очутился во французском плену. Министр морского флота де Сартен обратил внимание герцога Булонского на то, что военнопленный носит ту же родовую фамилию д'Овернь, что и сам герцог, а единственный наследник этого знатнейшего вельможи не имел шансов прожить долго. С ним должен был прекратиться герцогский род. Вернувшись в Англию после обмена пленными, д'Овернь продолжал морскую службу. В 1784 году в Лондон приехал герцог Булонский. Он пригласил, капитана д'Оверня во Францию и вскоре усыновил его. Тогда же, в 1784 году, д'Овернь объехал районы, прилегающие к Ла-Маншу; командуя в 1787—1788 годах фрегатом «Нарцисс», д'Овернь разведывал Французское побережье между Сен-Мало и Гавром, работы в Шербуре и составлял отчеты для адмирала Гоу. В 1792 году д'Овернь посетил французские порты. Помимо выяснения состояния военного флота, он занимался насаждением там британской агентуры.
В предреволюционные и первые революционные годы еще несколько офицеров — капитан Дюмареск, капитан Фил-липе, капитан Генри Уорр, лейтенант Монк и др. — посылали в Лондон разведывательные донесения о французском флоте и военных портах. Целый ряд военных кораблей занимался наблюдением за французскими гаванями. Министерство внутренних дел финансировало и действия противников французского господства на Корсике.
Упорно повторявшиеся слухи о связях с Лондоном орлеанской партии, то есть сторонников герцога Орлеанского, не имели никакого основания, даже по мнению Лялюзерны. На начальных стадиях революции в ней действительно принимало участие небольшое число английских подданных. Это были, как правило, английские и ирландские демократы, участники революционнной войны в Америке. Об их жизни и деятельности известно немного. Ясно только, что они не имели никаких связей с британской секретной службой.
ГИНЕИ И ПОРОХ
В XVIII веке Англия, по известному выражению, использовала другие европейские государства как «хорошую пехоту». Поэтому наблюдение за тем, как использовались английские субсидии, составляло одну из задач британской разведки. В одних случаях «товар» с готовностью поставлялся — известно, что немецкие князья, когда они не могли торговать изделиями своих подданных, научились бойко торговать их кровью, продавая своих солдат, чтобы те умирали, сражаясь за Англию. Но в других случаях субсидии приходилось навязывать и, главное, опасаться, пойдут ли они по назначению. Стремление воевать чужими руками сопровождалось у Лондона ревнивым желанием видеть своими глазами, как воюет закупленное пушечное мясо.
До вступления Англии в войну шпионаж, как уже говорилось, носил рутинный характер и заключался преимущественно в наблюдении за французскими гаванями. Это отражало и близорукое мнение в Лондоне, что потрясаемая революционными бурями Франция на долгое время перестала быть опасным соперником, и существовавшее отсюда нежелание британского кабинета связывать себя поддержкой одной из враждующих французских партий.
Положение стало круто меняться только с осени 1792 года, то есть со времени падения монархии во Франции и подъема демократического движения в самой Великобритании (а также ряда действий, предпринятых французским правительством под влиянием жирондистов, особенно в отношении Бельгии, которые заведомо вели к столкновению с Англией). До этого же времени колебания «коварного Альбиона» ограничивали размах активности британской секретной службы.
Много неясного остается в связях английской разведки с известным роялистским заговорщиком бароном де Батцем. Во всяком случае, Батц получал от англичан значительную часть тех миллионов — считая, правда, не падающие в цене бумажные ассигнации, которые он затратил на попытки сначала спасти Людовика XVI, а позднее — организовать бегство королевы Марии-Антуанетты. В апреле 1793 года в Париж прибыла англичанка Аткинс, поддерживавшая переписку с самим премьер-министром Уильямом Питтом и другими членами британского правительства. По некоторым сведениям, она передала Батцу 20 млн. ливров. Впрочем, большие деньги Батц мог добывать и с помощью финансовых спекуляций, участвуя через подставных лиц в поставках для армии, и другими подобными способами.
С помощью роялистского подполья английская разведка получала подробную информацию о заседаниях высшего органа революционного правительства — Комитета общественного спасения. Сведения из Парижа поступали к главе роялистской секретной службы графу д'Антрегу, а от него — к английскому посланнику в Генуе Фрэнсису Дрейку, направлявшему их в Лондон. Надо лишь оговориться, что оборотистый д'Антрег ухитрялся одновременно продавать свои бюллетени также в столицы других европейских государств, участвовавших в антифранцузской коалиции. Вероятно, в данном случае британская секретная служба и не претендовала на монополию, поскольку поступавшая в Мадрид, Вену или Петербург шпионская информация служила полезной — с точки зрения Лондона — цели нанесения максимального ущерба революционной Франции (да и расходы на оплату агентуры д'Антрега можно было поделить между всеми заинтересованными сторонами). Что же касается вреда, который мог быть причинен Франции, его поистине трудно измерить. На заседаниях Комитета общественного спасения утверждались военные планы, то, есть речь шла о военных кампаниях, о жизни десятков тысяч солдат, о судьбах самой республики.
В конце 1793 года Комитет общественного спасения случайно узнал об утечке информации. На одном из его заседаний был подвергнут критике французский поверенный в делах в Константинополе Энен. Об этом обвинении из бюллетеней д'Антрега стало известно в Мадриде, и испанский дипломат Симон Лас Казас уведомил своего давнего приятеля Энена о выдвинутых против него обвинениях. Француз немедленно написал негодующее письмо в Париж, оправдывая свои действия, и таким образом Комитет общественного спасения узнал, что сведения о его секретных заседаниях поступают во вражеские столицы. Члены комитета были убеждены, что предателем мог быть только кто-то из их среды, а не один из служащих. У комитета не было постоянного секретаря, который присутствовал бы на всех заседаниях. Подозрения пали на члена комитета дантониста Эро де Сешеля, и когда тот через несколько месяцев был арестован в числе других лидеров дантонистов, ему было предъявлено обвинение в передаче сведений о заседаниях комитета за границу. Однако вне зависимости от того, был ли вообще связан Эро с иностранными разведками, информация о Комитете общественного спасения исходила от какого-то другого лица. Она продолжала регулярно поступать и после казни Эро в апреле 1794 года.
Историки подвергли внимательному анализу бюллетени д'Антрега. Выявилось, что в них содержатся порой неправдоподобные сведения. А. Матьез, изучая архив Людовика XVIII, который во время революции находился в эмиграции и был главой роялистов, выяснил, что д'Антрег существенно менял содержание донесений, получаемых от своих агентов, с целью подстрекнуть иностранные державы к усилению борьбы против якобинцев. Тем не менее основу этих бюллетеней нельзя считать продуктом фантазии самого графа или даже его парижской агентуры. Некоторые сведения, вначале казавшиеся выдумкой, при проверке их другими документами неожиданно находили полное подтверждение. Можно предположить, что источником информации был все же кто-либо из служащих Комитета общественного спасения, который на некоторых заседаниях присутствовал сам в качестве секретаря, а о других выспрашивал у коллег. В одной из депеш, посланных в Лондон, Фрэнсис Дрейк намекает, что роялистским разведчиком являлся один из секретарей комитета. Однако эта депеша была отправлена до личной встречи Дрейка с д'Антрегом, и вряд ли осторожный шеф роялистской разведки доверил бы бумаге, несмотря ни на какие шифры, столь решающую для него тайну. Но нельзя сбрасывать со счетов и того, что члены Комитета общественного спасения, конечно, лучше других осведомленные об обстановке, в которой проходили заседания, считали, что изменником мог быть только кто-то из их среды. Отталкиваясь от этого немаловажного факта, отдельные историки пытались методом исключения определить имя предателя. Учитывалось, что большинство членов Комитета не раз находились в командировках, другие часто не присутствовали на заседаниях или не могли располагать такой детальной информацией о состоянии революционных армий, какой обладал корреспондент д'Антрега. Единственным из членов комитета, который несомненно имел все эти сведения, был Лазарь Карно. На Карно как на источник своей осведомленности указывал позднее в конфиденциальной переписке д'Антрег. Однако граф слишком часто был не в ладах с правдой, ему было слишком выгодно представить своим агентом одного из руководителей республики, чтобы это утверждение д'Антрега имело особый вес. Подозрения, высказанные в исторической литературе в отношении Карно — «великого Карно», «организатора победы», — вызвали негодование среди влиятельных буржуазных ученых во Франции. Они правы в том, что эти подозрения никак не доказаны. Тем не менее нельзя не учитывать политической позиции Карно, явно не верившего в прочность революционного правительства и 9 термидора бывшего в рядах тех, кто участвовал в его свержении, а впоследствии установившего связи с роялистами. Загадка остается пока неразгаданной, несмотря на все старания исследователей…
