Элвин Тоффлер - РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО
На сегодняшний день в способе мышления Европейского союза доминируют ключевые принципы стандартизации, концентрации, максимизации масштабов и централизации. Таким образом, в то время, как основанные на знании экономики движутся от массификации к демассификации продуктов и рынков — и этот процесс сопровождается ростом социального и культурного разнообразия, — Евросоюз нивелирует национальные различия. Восхваляя принцип разнообразия на словах, он на самом деле пытается «гармонизировать» буквально все — от налогов до косметики, от резюме при приеме на работу до правил управления мотоциклом. Вводя общие правила для всех, он на деле выбирает для себя наименее гибкую версию развития.
В Японии и повсюду успех в наукоемкой экономике требует все более и более гибких подходов в бизнесе и правительственных организациях, но Евросоюз специализируется в навязывании негибких, сверху донизу контролируемых систем — даже применительно к бюджетам и принятию решений в финансовой сфере стран-участниц.
Согласно Маастрихтским соглашениям, каждая нация, пользующаяся евро в качестве национальной валюты, обязана сократить бюджетный дефицит до трех процентов своего валового продукта. Это было сделано под давлением Германии, которая в итоге обнаружила, что это ограничение слишком жестко, и сама постоянно нарушала этот негибкий пакт, навязанный ею другим. В 2004 году «Интернэшнл геральд трибюн» отметила, что «приблизительно 6 из 12 членов еврозоны постоянно нарушают эту договоренность».
В 2005 году граждане Франции и Голландии отвергли предложенную Европарламентом конституцию, этот шедевр бюрократического мастерства размером в 400 страниц. Критики отмечали, что авторам конституции США потребовалось менее десяти страниц, включая Билль о правах.
Торопясь медленно
Увеличивающийся разрыв между Западной Европой и США, кроме всего прочего, отражает два противоположных подхода к глубинной основе времени.
Европа и Америка живут на разных скоростях. Европа отстает от Соединенных Штатов в организации работы на дому, которая позволяет служащим распределять рабочее время удобным для себя образом. Европа даже в таких местах, как магазин или офис, не спешит вводить гибкий график, круглосуточную работу без выходных и прочие нарушения традиционных норм промышленной эры.
Гибкость в использовании рабочей силы необходима фирмам, чтобы успешно конкурировать на сегодняшних глобальных рынках. Однако европейские работники и наниматели остаются в капкане жесткой временной организации.
Дело не только в более длительных отпусках, как правило, более короткой рабочей неделе и вообще более медленном темпе жизни, чем европейцы, особенно французы, чрезвычайно гордятся. Та же тенденция просматривается в отношении к еде. Америка — родина индустрии быстрого питания, Европа породила движение за медленную еду, нацеленное на борьбу с фаст-фудом.
Это движение, зародившееся в 1986 году в Италии почти как шутка, сегодня насчитывает в своих рядах 80000 членов в ста странах. Оно организует театрализованные акции, публикует книги о питании и всячески прославляет хорошую (и медленную) еду.
Движение в защиту медленной еды (не быстро) породило ответвление под названием «читтаслоу», предполагающее поддержание медленной жизни в маленьких городах. Оно поддерживает производство местных продуктов и стабильность образа жизни и настолько преуспело в приверженности медлительности, что к 2002 году ни один из 30 итальянских городов, способствовавших его возникновению, не вступил в него. «Никто и не ожидает, что они быстро определятся с членством, — поясняет один из основателей движения. — Этот процесс может занять годы».
Возникнет ли еще одна организация, предназначенная для тех, кто готов менять темп жизни в зависимости от ситуации и в спешке не побрезгует гамбургером, а за ужином не спеша насладится лобстером, — покажет время.
Пока же бретонцы в поисках еще большего покоя и неторопливого стиля жизни слетаются в деревни вроде Ажинкура на севере Франции.
Это стремление, безусловно, стимулируется низкими ценами на жилье и, возможно, транспортными удобствами — туннелем через Ла-Манш и дополнительными авиарейсами. Комментируя ситуацию, агент по недвижимости Мэгги Келли воскликнула: «Мне сегодня и оглянуться некогда!» Она явно не вкладывала в свои слова иронии.
Но подобные забавные моменты не должны обманывать нас. Каковы бы ни были преимущества медленного питания по сравнению с быстрым, то, как общество обращается с временем, существенно влияет на способы создания благосостояния, либо усиливая десинхронизацию своей экономики, либо успешно встраиваясь в мировую экономику.
Заголовки европейских периодических изданий пестрят словом «медленный»: «Страны Центральной Европы медленно воплощают в жизнь…», «Евросоюз медлит с экономическими реформами», «Равенство полов: медленный прогресс». Медленно функционирует не только Европарламент. Деловые сделки в Европе осуществляются крайне медленно из-за непроницаемой стены регламентации, которую трудно преодолеть.
Гарвардский профессор Виктор Майер-Шенбергер пишет на страницах журнала «Парламент»: «Все в Европе протекает медленнее и отнимает больше времени и энергии». Так что неудивительно заявление Европейской комиссии, что «в США, чтобы начать свое дело, достаточно шести часов — с небольшой разницей в силу действующих в разных штатах установлений. В любой стране Европы для этого нужно потратить гораздо больше времени».
Попробуйте, например, получить в Европе патент. Согласно Тревору Куку из европейской юридической конторы «Берд и Берд», «чтобы оформить патент в Европе, нужно затратить гораздо больше времени, чем в США. Как правило, этот процесс может занять по меньшей мере четыре, а то и все десять лет, и это представляет собой реальную преграду для продвижения высокой технологии».
Или поговорите с Ритой Вилла, американским аудитором, которая работает по обе стороны Атлантики. «В Европе все требует большего времени. Чтобы заключить сделку, надо пройти гораздо больше этапов. В США, если компания хочет, например, перенести свою штаб-квартиру из Чикаго в Даллас, нет никаких проблем, но если немецкая компания пожелает переехать из Берлина во Франкфурт, ей придется пройти через длительный многоступенчатый процесс так называемой „регистрации“».
Или же, продолжает она, попытайтесь изменить статус компании, в чем небольшие компании нуждаются довольно часто.
Допустим, я владелец американской фирмы с ограниченной ответственностью и хочу превратить ее в обыкновенную компанию с «Inc» в конце названия — я могу это сделать очень быстро. Но в Германии, когда мы захотели изменить GmbH (товарищество с ограниченной ответственностью) на AG (акционерное общество) — то есть провести точно такую же операцию, — это заняло у нас около года.
Допустим, компания хочет выплатить дивиденды своим акционерам. В США собирается совет директоров, и если они сочтут идею здравой, то проголосуют за нее, вот и все. Не то в Германии. Здесь, во-первых, ее должны одобрить аудиторы. Потом бумаги поступают в совет по менеджменту. После этого — в совет по надзору. Потом в нотариат, где могут потребовать внести изменения уже после того, как достигнуто соглашение на всех уровнях. И только после всего этого акцию регистрируют.
Различия в оперативности оказывают свое влияние даже на оборонную промышленность и армию. Американские оборонные технологии нацелены на скорейшую ответную реакцию в случае кризиса. НАТО в Европе не способно на быстрое реагирование, что делает совместные действия затруднительными. В настоящий момент Совет Европы пытается — как всегда, медленно — создать собственные силы «быстрого реагирования».
Итак, на всех уровнях, начиная со стиля жизни и заканчивая обороной, а также бизнесом и экономикой в целом, разрыв в темпах между Европой и Соединенными Штатами становится все больше и больше. Обе стороны отвечают на вызовы ускоряющейся экономики и глубинной основы времени в разном темпе.
Сердцевина мира вчерашнего дня
Соединенные Штаты и Европа по-разному подходят и к глубинной основе пространства.
Исходя из мнения времен индустриальной эры, что «больше» всегда значит «лучше», Евросоюз продолжает расширять свои пространственные границы все дальше на восток, инкорпорируя новые и новые страны-участницы. Лидеры Евросоюза уверены, что чем больше его народонаселение, тем оно богаче.
Однако, преследуя интересы чисто количественного расширения, Европа смотрит на пространство через очки предыдущей эпохи.
Лидеры Евросоюза справедливо пришли бы в ужас, если бы их уподобили нацистам. Мирное продвижение Евросоюза на восток с инкорпорированием новых стран и невнятным бормотанием насчет присоединения в перспективе даже России — это нечто противоположное «Дранг нах Остен» — нашествию на восток нацистской Германии, которая двинула свои легионы смерти к вратам Москвы.
