Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич

«Вот спасибо, комбат! Удружил!» — подумал Громобоев, откозырял и направился в батальон объясняться.

Дубае подтвердил своё решение.

— Все верно, я дал добро. У нас по плану скоро весенняя проверка, потом учения, Иванников, Бордадым и Ницевич должны к ним готовить документацию. Аты ведь фронтовик, настоящий боевой офицер, всегда готов к бою…

Станислав Вальдасович, говоря о ратной юности Эдуарда слегка ухмылялся, а остальные заместители зарылись в бумажки, ведь ни кто не хотел катить в голодающую Россию, тем более, что как только границу Германии пересечешь, так с того дня начальник финансовой службы марки сразу перестанет начислять и получка будет урезанной.

Делать нечего. Громобоев выбрал из седьмой роты толкового сержанта Лысака и трёх дисциплинированных молодых солдат, и занялся подготовкой к выезду. Предстояли большие хлопоты: собрать вещи, продукты, посуду, сделать ящики под оружие и боеприпасы.

Жена запричитала: дескать, вот, опять бросаешь меня одну.

— Ольга, не дури! Не я добровольно уезжаю, меня насильно уезжают. Командование — чтобы я про липовые ордена начальства не бухтел, да и комбат с ними заодно, желает своих любимчиков при себе держать. Мы ведь в гарнизоне без году неделя, случайные и временные, нам даже квартиру в коммуналке выделили. А за то, что без скандалов уеду, комбат обещал выбить отдельное жильё.

Жена поплакала, пострадала и успокоилась.

— Да деньги впустую не проматывай! Хватит транжирить! — наставлял её Эдуард. — Не успеваю получку получить, как уже занимать надо! Так мы машину никогда не купим.

Действительно, стоило маркам попасть в руки Ольге, как она хватала на распродажах дешёвые кофточки, майки, рубашечки. Замучила скупкой тряпья и разнообразного барахла. Ох, уж эти женщины!

И тут дочь слёзно и на полном серьёзе попросила папу привезти зайчика.

— Какого ещё зайчика? — удивился Эдик.

— Обычного: русского, белого, дикого, а я его приручу. Сейчас ведь дома снег лежит, зайчики мёрзнут и по полям в белых шубках бегают…

Громобоев опешил. Как быть? Что ответить? Поцеловал в нос и пообещал:

— Ладно, если попадётся — привезу!

Рано утром капитан прибыл в штаб полка на инструктаж, расписался во множестве журналов, получил сопроводительные документы, проездные на обратный путь по России и по Германии.

Подполковник Касеев вышел на плац проверить готовность выездного караула, придирчиво осмотрел оружие, патроны, форму, тулуп, валенки.

— Вещей у вас много, тащить тяжело, но ничего, сейчас погрузите всё в «Урал», а потом по возвращению поможем. Как приедете, сразу звоните с вокзала и вас встретит дежурная машина, — пообещал начштаба. — А теперь живее, в машину, с места погрузки уже доложили: вагоны опечатаны и эшелон уже готов к отправке. Как говорится, с Богом!

На грузовой платформе Громобоева встретил с распростёртыми объятиями нервничающий Ницевич.

— Где пропадаешь, Эдуард? Я начал подумывать, что ты дезертировал! А мне совсем не хочется вместо тебя ехать, — пробурчал широкоплечий молодой капитан. — Десять вагонов загружены, опломбированы зампотехом, теплушка оборудована.

Эдик заметил, метавшегося далеко в голове состава и о чём-то горячо спорившего с немцами-железнодорожниками Бордадыма.

— Принимай хозяйство, милости просим! — усмехнулся Ницевич.

— Федя, а может ты вместо меня? — пошутил Эдик. — Или же Иван Иваныч?

Ницевич даже невольно поёжился от мыслей о возможности покинуть тёплые немецкие края и уехать в холодную февральскую Россию, замкомбата крепко стиснул квадратные челюсти, проскрежетал зубами и поторопил товарища:

— Давай, загружайся поскорее, не задерживай отправку…

Просторная теплушка была перегорожена пополам: жилая и служебная. В жилой части — два ряда двух ярусных нар и под слуховым окошком койка для начкара, печка буржуйка с трубой, выведенной в крышу, во второй, большей половине вагона с отодвигаемыми наружу дверями, находился продуктовый склад на долгую десятидневную дорогу, вещи, посуда, вторая печка. Ворота пересекала пополам прибитая широкая доска, чтоб караульным было, за что держаться во время движения.

Эдик послал разводящего проверить пломбы, а сам проследил за погрузкой оружия. Сержант быстро вернулся и доложил, мол, всё в полном порядке. В голове состава громко загудел тепловоз, сигналя о готовности к движению.

— По местам! — рявкнул Громобоев, поправляя перетягивающую бушлат портупею с висящим на ней пистолетом в кобуре. Затем обнялся на прощание с Ницевичем и запрыгнул на подножку, начавшего движение вагона.

Поезд быстро набрал ход, караульные встали в дверном проёме, глазея по сторонам и весело переговариваясь. Город промелькнул стороной в считанные минуты, пора было организовывать службу.

— Караул, строиться! — скомандовал Эдик. — Сержант Лысак! Приказываю: в двадцать два ноль-ноль ежевечерняя проверка и отбой. После каждой остановки вновь проверяешь солдат по списку.

— За каким лешим? Зачем? — удивился сержант. — Нас всего-то четверо, чего считаться-то?

— Отставить разговорчики! Проверять, чтоб не расслаблялись! Раз, другой не проверишь — и точно кого-то потеряем. Отстанете от эшелона — потом не найти! Мы ведь за границей. А потеряетесь в России — сочтут дезертиром! Приступай, поводи проверку.

Бурча себе под нос матерки, бубня что-то про самодурство и армейский тупизм, Лысак построил бойцов и начал читать список.

— Аленичев!

— Я…

— Гришин.

— Здесь…

— Отставить! — одернул нерадивого бойца капитан.

— Ну, я… — буркнул вечно всем недовольный солдат.

— Без ну! — строго произнёс Громобоев.

— Я! — поправился солдат.

— Пикоткин.

— Я!!! — рявкнул самый бравый дисциплинированный караульный. Сержант доложил капитану, что все на месте.

— Это хорошо, а то отставший от вагона, остался бы без ужина. Кто умеет хорошо готовить?

Руку поднял всё тот же добросовестный Пикоткин.

— Замечательно! Сегодня и на все дни поездки, дежурным по кухне назначается рядовой Пикоткин. Остальные несут дневальную службу по очереди у дверей. Пока можете ложиться отдыхать…

Колёсные пары весело застучали на стыках рельс, поезд мало-помалу набрал ход, проехал через Намбург, и вскоре вагоны с боеприпасами перецепили к другому составу, который направлялся в сторону Лейпцига. На стоянках Громобоев выставлял часовых нести службу путём патрулирования по обе стороны эшелона, а кашевара Пикоткина — у входа в караульный вагон. Главное дело было вовремя бойцов снимать с постов, чтоб успели вернуться до начала движения. Едва локомотив давал сигнал, как разводящий Лысак свистел в свисток и матом подгонял бойцов быстрее бежать к теплушке. Порою если зазевались, им приходилось заскакивать в вагон на ходу.

Вскоре позади эшелона остался древний и прекрасный Лейпциг, и эшелон направился на север, в сторону Берлина. Через распахнутые двери вагона солдаты вместе с Громобоевым озирали остающиеся позади аккуратные и ухоженные города и посёлки. Эдик с интересом разглядывал пересекаемую страну, когда ещё выпадет такой случай пересечь всю Германию.

Вечерело. С заходом солнца заметно похолодало, тем более, что юг Саксонии остался далеко позади и началась холодная Померания. Прошло примерно чуть больше суток пути, и вот уже показался берег балтийского моря — порт Мукран. Всю Германию они пересекли очень быстро, немцы явно давали «зелёную улицу» для эшелона с боеприпасами, чтобы взрывчатые вещества поскорее покинули территорию их страны.

На припортовой железнодорожной станции Громобоев нашёл помощника военного коменданта, сделал отметку о прибытии, тем временем эшелон загнали на охраняемую территорию вблизи таможни. Караул сдал оружие в оружейку, солдат поместили на ночь в казарму, а Громобоева — в офицерское общежитие.

— Паром прибудет завтра, — пояснил ВОСОвец. — Разгрузится, и сразу начнем загонять вагоны. Пока отдыхайте, как понадобишься — вызову.