Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской - Михаил Борисович Пиотровский
Когда террористы атаковали Пальмиру, весь цивилизованный мир умолял: не уничтожать, не разрушать памятники, музеи. «Это всё наше, – отвечали бандиты. – Мы распоряжаемся своими ценностями так, как считаем нужным». Они уничтожили сокровища – совершили чудовищное преступление против человечества. Такое же варварство проявляли и христиане, уничтожавшие античные памятники, и большевики, которые во имя идей разрушали православные храмы, сжигали иконы. Дикое варварство, лишившее мир и красот, и великолепия, и памяти. Я убеждён и отстаиваю свою позицию: культура принадлежит всем, живущим на земле, и ни одному народу не позволено распоряжаться ею по собственной прихоти или капризу. Мне кажется, всем нам нужно помнить: музей – место, где концентрируются силы, противостоящие злу. Обратите внимание: силы зла в первую очередь уничтожают музеи, памятники, книги, потому что это – вернейший способ уничтожить память о прошлом, а без памяти о прошлом легко кем угодно манипулировать, в любых целях.
Помните «эффект бабочки» – предупреждение, опасение Рэя Брэдбери в его рассказе «И грянул гром»?
Экельс, охотник-любитель, отправился в мезозойскую эру. Путешествие могло состояться, если соблюдать очень строгие и жёсткие правила: нужно идти по особой тропе, потому что нельзя случайно сломать даже травинку, иначе в будущем из-за неосторожности могут произойти страшные события. Будьте осторожны. Держитесь тропы. Раздавить ногой мышь – равносильно землетрясению, которое исказит весь облик Земли, изменит судьбы людей. Во время путешествия Экельс всё-таки сошёл с тропы, случайно, а после возвращения в своё время обнаружилось – мир изменился: тирания, разруха, ужас воцарились. Экельс вспомнил: он, сойдя с тропы, случайно раздавил бабочку… и грянул гром.
Музей – тропа, которая охраняет мир от бед и страшных потрясений. Нужно быть очень осторожными и деликатными, занимаясь судьбой музея, и помнить: музеи лучше окружающего нас мира. Они создают особую атмосферу надёжности, защищённости и подают всем нам пример, как сделать жизнь лучше.
В Эрмитаже нет призраков, но в Эрмитаже живут духи прошлых лет, веков, мгновений. Что такое привидение? Кого-то убили, и он возвращается, чтобы напомнить о себе или отомстить. Он так пугает. А духи – совсем другие сущности: они никуда не уходят, живут там, где всегда жили, мечтали, трудились, любили. Эрмитаж наполнен очаровательными духами – в этих стенах жили цари, царицы, князья, придворные, воспитатели их детей, охрана, слуги. Здесь принимались важные решения, плелись причудливые интриги, строились грандиозные планы, терялись надежды. Эрмитаж хранит все эти чувства, ощущения, сны, надежды, сомнения и восторги. Он – великий и прекрасный дворец – насыщен мощнейшей энергией, и она влияет на каждого человека, который сюда приходит. Может быть, я ненормальный, но я очень остро ощущаю жизнь духов, их присутствие. Они здесь бродят, смотрят на нас… Как знать, может быть, тоскуют или усмехаются нам.
Я работаю в непростом кабинете: до меня здесь много лет провёл мой отец, здесь в середине XIX века заседал кабинет министров, и я чувствую, как энергия этого места, память о том, что здесь происходило, влияет на моё настроение, состояние, даже на мои решения и поступки. И когда я брожу по залам Эрмитажа, то чувствую время физически – память тех веков и тех людей, которые когда-то давно жили здесь, прогуливались и разговаривали, ссорились и мечтали…
Люди, которые приходят в Эрмитаж, испытывают такие же удивительные, таинственные ощущения. Дворец напоминает нам о жизни других, давно ушедших людей, но существующих в этих стенах. У нас не так уж и много уцелело подобных дворцов и усадеб, а здесь, в Эрмитаже, всё осталось, как прежде, сохранился неуловимый дух прошлой жизни. Поверьте, нигде нет такой мощной концентрации энергии истории, как в нашем дворце. Когда спрашивают, чем уникален Эрмитаж, я отвечаю: ощущением духа истории, энергией веков. Такого больше нигде нет. Эрмитаж именно поэтому необыкновенный и особенный, он – живой музей.
Русские цари сегодня – очень востребованный бренд, и мы, конечно, стараемся соответствовать вкусам современности. Монархия – эстетически прекрасная система, и лучшие образы культуры, что говорить, созданы именно этой системой. А наша задача – показать лучшие, достойнейшие её образы. Мы изучаем, рассказываем, нам важны все оттенки, все особенности, все нюансы времени, личности. Размышляя о сложностях эпох, мы не приветствуем однобокость, примитивность и упрощённость взглядов на исторический процесс, на пути истории. Справедливость есть, но правды – нет, истины исторической – нет, есть множество интерпретаций, и они всё время меняются. Как быть? Нужно рассказывать обо всём, что было, и не смущаться, и не бояться: чем больше разных фактов – тем лучше, а дальше – человек сам будет разбираться, думать, сравнивать, сам будет решать, какой образ человека или эпохи ему ближе, дороже, важнее.
Император Александр I: каким он больше нравится – старик Фёдор Кузьмич, удалившийся от мира, в покаянии; или Александр I – молодой человек, позволивший убить своего отца; или Александр I – победитель, храбрый воин и обаятельный человек? Какой образ ближе вам? А Николай II: замечательный семьянин или император, допустивший Кровавое воскресенье; один из сильнейших правителей Европы, или царь, втянувший мир в войну, допустивший революцию; или император – мученик и страдалец? Меншиков – лукавый царедворец, казнокрад, или великий человек, построивший Петербург? Николай I: жандарм, солдафон, Николай Палкин, казнивший декабристов, проигравший Крымскую войну; или Николай I – мудрый правитель, блестящий организатор, честный человек, создатель первого национального музея? Незадолго до своей смерти он пришёл в Эрмитаж, бродил молча по залам и сказал: «Да, это действительно прекрасно!» Какой же Николай вам ближе? Решайте сами. Человек – сложнейший организм, сотканный из противоречий, в нём и свет, и тень, и сумрак, и ясность. Каждая жизнь нуждается в понимании, сочувствии, уважении. Выбирайте.
Но справедливость историческая на самом деле складывается из очень разных, противоречивых событий, влияний, решений и поступков, и необходимо знать многое о многом, разное о разном. История – сложная полифония, но она понятна людям сложным. Для простых же – всё просто, всё объяснимо, понятно, и музеи для них – не для размышления, а для развлечения, для любопытства. Вот здесь жили цари, здесь – Леонардо, чуть дальше – Рембрандт, мумия, а посередине – часы «Павлин». Всё, пошли дальше. Но нельзя относиться высокомерно к людям с так называемыми простыми запросами и вкусами, всегда есть смысл попытаться увлечь, очаровать сложностью. Иначе – беда. Мы привыкли всё упрощать. Но простого человека легко и быстро заменит машина, а сложного – никогда. Почему? Дело в том, что у сложного человека столько разных сложностей, и они все нерациональны, все – не высчитываются арифметикой. Искусственный интеллект просто с ума сойдёт, столкнувшись с ним. Сложность – это прекрасно, от сложности получаешь удовольствие, различия – чудесны, загадочны, в них множество смыслов и вариантов. Человек создан для сложностей, а иначе – зачем он вообще нужен?! Всё в мире чётко распределено, рассчитано, выстроено, только человек непредсказуем, необъясним, загадочен. Нельзя утратить сложность, иначе мир опустеет, обесцветится и у цивилизации не будет будущего.
Но как воспитать сложность? «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»[80]. И в нашем распоряжении, конечно, образ. Сегодняшняя эпоха – эпоха образов (не слов и текста), и образам нужна сложность. Главное – заинтересовать, сделать сложное увлекательным, заманчивым, интересным. Постепенно через развлечение человек начнёт размышлять, думать, вглядываться, вслушиваться в мир, в искусство, в историю.
Музей становится посредником между простоватостью и сложностью, он – проводник в мире сложных чувств,
