Николай Плахотный - Великая смута
На следующий день санный поезд тем же порядком направился к свадебному истоку.
Родители невесты встретили молодых хлебом-солью. С ног до головы щедро обсыпали ярой пшеницею вперемешку в лепестками хмеля. А кстати сказать, по стародавней традиции жениху и невесте спиртное пить возбраняется.
В этот день свадьба обрела иные черты, новые краски. Я не сразу уловил разницу, пока кто-то не подсказал:
— Дуся-то нынче уже без фаты.
Невеста сменила убранство девичье на женское. Вместо белоснежной фаты на голове сверкала радужным светом сказочная корона. Так называемая «сорока», из натуральной парчи. Стан украшала доходящая до щиколоток красная домотканная панева. Поверх такой же длинный фартук с подпоясками. Плечи туго обхватывала полотняная блуза, отороченная по рукавам замысловатой черной вышивкой. Трудно было сказать, какой наряд лучше? Вчерашний — белый, почти невесомый, воздушный. Или сегодняшний — ослепительно яркий, тяжеловесный, пролежавший кабы не сотню лет в пробабушкином сундуке, теперь же, на свету смотрится как будто бы только что пошитый. Одеяние дополняют «драгоценности», опять же самодельные. Кажется, все краски земли вобрали в себя бусы. Среди них угадываются чистейшие сердолики, редкие самоцветы.
Тут смешение всего и вся. А все вместе — изыск и гармония. Иной раз встретишь на улице иловскую «барыню-сударыню» в праздничном убранстве — глаз не отвести. Встречные невольно расступаются, дают дорогу. А едва разминулся, то, право, хочется оглянуться, еще полюбоваться. А представьте если на сельском гулянье или в одной горнице собирается развеселая компания. Впечатления словами не передать. Это надо самому видеть, слышать, чувствовать.
Еще хороша здешняя свадьба плясками. В этом виде искусства иловцы не имеют, кажется, равных во всей округе. В ходу до сих пор «барыня», «сербиянка», «матаня», зажигательный «елецкий» — по сути донская кадриль. Те же самые танцы в соседних селах — Подсереднем, Афанасьевке, Казацком, Стрелецком — исполняют разухабисто, истово, громобойно. Кажется, аж на противоположной стороне планеты отдается. Иловцы ж больше заботятся о хореографии, усложняя рисунок «фигурами», переборами, перестуками. Есть, например, мастаки плясать «в три ноги». И в нашей компании нашелся такой умелец, колхозный бригадир Николай Соломин. Ну и частит! Не уследить за движениями его в общем-то грузной фигуры.
Тесно стало. Из залы вынесли столы. Стулья, скамьи придвинули к стенам. «Шире круг! Раздайся море-океан, наш пескарь плывет!» Взвизгнула гармонь, и как заведенный закружился карагод. Поначалу на малых оборотах. Но темп убыстрялся, учащался. Кажется, сама горница ходит ходуном. Дребезжат стекла, позванивает посуда. Вдруг свашка Валя Ушакова взлетает как из пушки на скамью и, ликуя от своей выдумки, что есть силы барабанит каблуками, выбивает дробь. Руками аж до потолка досатет. На нее глядя, другие молодухи по-птичьи вверх вспорхнули. Кто-то в экстазе вскрикнул:
— Разбирайте, мужики, потолок, желаю на крышу!
Бабушки-старушки головами покачивают, но не осуждают.
Сами же когда-то такими же были — огневыми, задорными.
Как бы не гремела свадьба, приходит ее тихий час: пора бесед. Говорят о делах житейских, об устройстве молодых, об их месте в колхозе и прочем. Кто-то делает робкую попытку оценки сегодняшней свадьбы: удалась ли? Да чем запомнится? За одно прогнозируют, чья очередь следующей.
Тут можно услышать откровенные суждения по злободневным вопросам. Затрагиваются иной раз и политические темы. В тесном кругу, отгородясь от окружающих шумом, можно поговорить по душам: выяснить отношения, распутать узелок старой обиды, получить совет или заручиться поддержкой в своих намерениях, предприятиях.
Легко и шутить за свадебным столом. Только, чур, не переборщить.
— Ты человек бывалый, — вкрадчиво говорит плотник Егор куму Ивану. Он знает за своим сродственником привычку всех, кого ни попадя, озадачивать каверзными вопросами. — Ответь, пожалуйста, почему передняя ось на телеге завсегда стирается быстрее задней?
Похоже, Иван в затруднении. Пробует отшутиться:
— Кучер спереди сидит. Задом своим давит на ось.
Шутку оценили. Отгадчика похвалили.
В женской половине более приземленный разговор.
— Мой-то кроссвордами увлекся. Энциклопедии читает. Кругозор уже такой, что дальше и некуда.
— Кто ж тебе по хозяйству пособляет? — спрашивает золовка Полюшка мужнюю сестру, известную своей домовитостью.
— Иногда отвлекается. Да у нас же и помощников полон двор.
К разговору подключилась соседка справа:
— А наш к телевизору присох, как банный лист.
— Пусть лучше к телевизору, чем к молодухе.
Одна из собеседниц пригорюнилась, остальные рассмеялись.
— А споем-ка, что ли? — предлагает Ольга Злобина, невестка Пелагеи Ивановны. Тоже звонкоголосая певица, а в работе знатная ударница. Не дожидаясь общего согласия, первая и начинает.
Как наши ребята охотнички были,Как наши ребята чечеток ловили.
Песня жанровая, бытовая. И вот как дальше развивался песенный сюжет:
Родила наша чечетка аж семь дочерей —Дарью и Марью, Арину да Марину,Степаниду, Салманиду, а седьмую Катерину.И пошла наша чечетка в селе торг торговать.
Счастливые, ясноглазые сидели в красном углу молодые. Нынче их день. Все для них. Не только родня, а и люди посторонние стараются хоть в малом им угодить, украсить праздник, чтобы стал незабываемым этот исторический день возникновения новой семьи.
В разгар гулянья еще один гость пожаловал — сам председатель колхоза Николай Прокофьевич. Речь его была короткая, но содержательная:
— Молодым совет да любовь. Остальное найдется и приложится.
И сделал широкий жест. На хрустальное блюдо выложил сберегательную книжку с весомым вкладом.
— От души. На обзаведение.
За что прилюдно был удостоен поцелуя входящей в свою роль молодой хозяйки.
В тот вечер долго гомонилось большое село. Молодежь вообще чуть ли не до утра по улицам колобродила. Старики тоже долго не могли глаз сомкнуть. Вспоминали, перебирали по дням свои цветущие годы.
С тех пор с десяток лет минуло. Значит, именно столько и не был я в родных и дорогих сердцу местах.
Тут же вдруг звонок в дверь. Открываю. Мать честная! На пороге гость нежданный, но желанный: земляк, друг юности.
Славный выдался вечер. Всех мы вспомнили, иных же и помянули. Между прочим, я спросил друга-кореша: так ли звонко и весело гуляют нынче в Иловке свадьбы? Насупился мой гость. После паузы с горькой усмешкою изрек:
— Такие мероприятия нынче в диковинку. Случаются, ну раз-два в году. Да и то норовят сыграть свадебку под сурдинку, по-тихому. Дабы ни себя, ни близких не вводить в большие расходы. Денежки-то видим мы теперь только по телевизору.
Свадьбы «под сурдинку» — вот до чего дожили! В старое время этак гуляли людишки ущербные или доведенные до крайней нужды. Теперь же такое стало в обычае. Так куда же всех нас занесло?
Мои земляки-донцы в подобных случаях говорят:
— Вертайте оглобли назад.
Али еще определенней:
— Распрягайте, хлопцы, коней!
Ведь если и дальше так пойдет, забудем свое прошлое, в том числе и обряды предков. Есть такая опасность.
Любителей старины и русского фольклора хочу успокоить. Свадьбу Дуси и Ваняты — со всеми «черемониями» и прибамбасами — записал я «от» и «до» на магнитофонную пленку. Находится она в радиокомитете, на улице Пятницкой. Ей гарантировано вечное хранение. Так что имейте в виду: есть на худой конец законсервированный образчик.
Значит, не все еще потеряно.
СТРАШНО ЛИ В КОЛХОЗЕ БЫЛО?
Наша Машенька успешно перешла в третий класс. И стала приносить из школы вопросы один трудней другого.
Как-то отвела меня в другую комнату. Сделав большие глаза, полушепотом спросила:
— Дедушка, правда, что ты был колхозником?
Я не стал отпираться, признал данный факт своей биографии. В доказательство показал личную трудовую книжку.
Быстро-быстро своими пальчиками она все до последней странички перелистала. Некоторые записи перечла по складам. Дрогнувшим голосом спросила:
— Признайся. Страшно в колхозе было?
Чтобы Машеньку успокоить и утешить, рассказал о своей прошлогодней поездке в село, где еще остались кое-какие родовые наши корни. Да и колхоз худо-бедно, однако еще функционирует.
В Придонье ожидалось цветение садов. Эту пору люблю больше красного лета. Но прошлый раз в природе в один час все переменилось. Задул знобкий северян. Уже набухшие цветочные почки скукожились. Над ними автоматически сомкнулись жесткие створки.
