Сборник - Чекисты
— К фашистам не нанимался, а служу обществу. Хочешь, спроси у людей.
— А и спросим. Комиссар, прикажи пройти по избам, собрать всех на митинг.
Ваупшасов подошел к печи, с которой сверкали две пары ребячьих глаз,
— Внуки?
— Они самые.
Достал из кармана едва початую плитку шоколада, протянул детям:
— Берите московский гостинец, не бойтесь, — погладил пацанов по вздернутым вихрам и повернулся к деду:
— Вот что, товарищ староста. Снаряди-ка к вечеру шесть подвод. Подвезешь нас к следующей деревне, какой — попозже скажу.
— Это можно, — старичок повеселел. — Ты, командир, за ребят своих не тревожься. Всех по избам определим, всех накормим и в дорогу чего-нибудь сыщем. А чтоб спали спокойно, дозорных выставлю.
— Дозорных не надо. Это уже наше дело…
Собравшиеся в школе сельчане окружили бойцов, расспрашивали их, но были настороже. «Кто знает, что за люди? Осенью были немцы, хвастались, что Москва ими взята, подтверждали это и приходившие полицаи…».
Комиссар Морозкин встал за учительский столик, поправил фитиль лампы, чтоб было посветлее, и начал говорить. Он немного волновался, ведь первый раз выступал перед людьми, давно не слыхавшими правду о войне.
— Москва стоит крепко, 7 ноября на Красной площади состоялся парад наших войск. Товарищ Сталин сказал, что враг будет разбит… Москва дала по зубам фашистам так, что они сейчас не опомнятся, тысячи и тысячи их нашли свою смерть на полях Подмосковья.
Комиссар достал несколько номеров «Правды», зачитал последние сводки Совинформбюро, призвал не слушать немецких прислужников, не отдавать врагу ни хлеба, ни мяса, вредить ему на каждом шагу и ждать освобождения, верить в победу, она придет, обязательно придет.
Газеты пошли по кругу, люди бережно гладили их, не стесняясь слез. К Ваупшасову подошла сгорбленная, морщинистая старушка.
— Милый, не видал ли моего сынка? Миша Прокопчук его звать. Как ушел в первый день войны, так и весточки не подает. Не встречал ли где?
— Воюет, мать, воюет, — Ваупшасов обнял старушку. — Встречать не встречал, но уверен, бьет фашистов. Разобьет и вернется.
К командиру пробрался пожилой крестьянин, с усами, как у запорожца, чуть потянул за рукав, сказал тихо:
— Ты старосту нашего не тронь, он за нас.
— За кого это «за нас»?
— А за советских. Я в ездовые к вам назначен. Вечером повезу, куда скажете. И еще вот что. Отойдем-ка в сторонку, пошептаться надо.
То, что сообщил усатый, нарушало все планы отряда. Предполагалось идти тихо и незаметно, вражеские гарнизоны обходить, в открытые бои пока не вступать. А тут… В соседней деревне, километрах в пятнадцати, после карательных рейдов обосновалась группа полицаев. Живут в доме лесничества, беспробудно пьянствуют, терроризируют крестьян.
Подошел Морозкин.
— Чего задержался, командир? Хозяйка поесть приготовила.
— Давай посоветуемся. — Ваупшасов объяснил, в чем дело.
Помолчали, прохаживаясь по опустевшей комнате.
— Ударим? — утвердительно спросил комиссар.
— Нельзя их упускать, товарищи. Сколько подлости сотворили, сколько еще сотворят, — подхватил усатый.
— Вот и ладно, — заключил Ваупшасов. — Отбери мне, комиссар, человек десять, когда отдохнут, скажем, в восемнадцать ноль-ноль, съездим, посмотрим, как полицаи гуляют. А ты, дядя, проводишь нас.
— Стоит ли самому-то? — усомнился Морозкин. — Давай я или поручи кому другому.
— Нет… Хочу сам наказать предателей. А пока перекусим, да и поспать немного не мешает. Кто знает, когда еще отдохнуть удастся.
Двухэтажный дом лесничества стоял на краю деревни, вплотную к густому бору. Бойцы во главе с Вауп-залегли, присмотрелись. шасовым подошли незаметно, На высоком крыльце клевал носом, что-то бормоча, сильно подвыпивший часовой Ваупшасов шепнул лежавшему рядом бойцу:
— Обойди кругом дома и отвлеки его с противоположной стороны.
Боец растворился в темноте. Через несколько минут у крыльца раздался протяжный скрип. Ваупшасов привстал, готовый к броску.
— Какой черт?! — громыхнул затвором часовой и перегнулся через перила. Командир был уже на крыльце за спиной часового, коротко размахнулся и точно ударил полицая в затылок рукоятью своего ТТ. Тот обмяк и повалился…
— Тяни его к бору, быстро!
За дверью играла гармонь и грохали по полу сапоги. Часовой от удара потерял сознание, пришлось долго растирать его лицо снегом. Наконец он очнулся, в глазах, сразу протрезвевших, были удивление и страх.
— Тихо, тихо, — Ваупшасов склонился к полицаю. — Сколько там твоих собутыльников?
— Ша-ша-шашнадцать, — зубы выбивали дробь.
— Женщины есть?
— Б-были д-днем, щ-щас од-дна, д-для главного.
— Не силой держите?
— Н-нет. В-все время с н-ним. Ваупшасов распрямился:
— Этого связать, пусть пока отдохнет. Дом окружить, чтобы ни один гад не ушел.
Когда бойцы заняли оборону, Ваупшасов неслышно взошел на крыльцо и загрохотал прикладом автомата в дверь. В доме сразу все стихло, кто-то подошел к двери:
— Кирюха, ты?
— Кирюха твой уже опохмеляется. — Ваупшасов отскочил в сторону и прижался к стене. — Вы окружены. Выходите поодиночке, оружие оставить в доме.
За дверью раздался выстрел, другой, пули прошили дверь. Через несколько секунд в окне рядом треснуло стекло, застучал пулемет. Ваушнасов, уже сбегая с крыльца и прыгая в снег, метнул навстречу вспышкам гранату. Громыхнул взрыв, в доме что-то обвалилось. Пулемет замолк, но тут же с левой стороны заговорил другой.
— Розум, полыхни-ка противотанковой, — крикнул командир.
Рослый парень приподнялся и во всю силу кинул в окно, откуда бил пулемет, гранату. Дом содрогнулся, осел, рухнул и мгновенно занялся пламенем.
Ваупшасов в свете бушующего огня зашагал к избам, где уже стояли разбуженные и испуганные люди.
— Не бойтесь, товарищи. Мы партизаны. Ведите в самую просторную избу, где поговорить можно.
— Расстрелять его, расстрелять, — требовали набившиеся в избу крестьяне.
Посередине стоял на коленях и часто моргал опухшими глазами полицай-часовой.
— Л-люди, д-добрые люди, — молил он, не находя других слов.
— Говорите, расстрелять, а за что? — спросил Ваупшасов. — Может, он ничего черного не успел сделать.
— Как же, не успел. Нюшку с нашей улицы снасильничал, — перебивали друг друга сельчане. — А лейтенанта кто выдал? По его доносу замучили фашисты совсем молоденького. Все искал парень своих.
— Товарищ командир, — боец протянул маленькую тетрадку. — У него взяли, подвиги свои, гад, чтобы не забыть, записывал.
Ваупшасов подошел к лампе, раскрыл тетрадку наугад, прочел: «В воскресенье был у гера Г., получил. 50 м. за девок»; «Партизан били плетьми, пытали огнем. Всех в яру под С.» Дальше читать не стал.
— Отведите, и подальше…
Когда вывели предателя, присел к столу:
— А теперь, дорогие товарищи, послушайте, что произошло под Москвой. Да вы рассаживайтесь, кому места хватит. Расскажу о нашей великой победе…
Так начался поход отряда С.А. Ваупшасова к Минску, поход мужественных людей, воспитанных на идеях самопожертвования, исполнения до конца своего долга перед Родиной. Преодолели без малого тысячу километров. И ведь пробирались не налегке — на спине у каждого было по тридцать-сорок килограммов груза. Хороших дорог всячески избегали. Шли по грязи и хляби, через разливы рек, топкие болота. Самыми надежными и верными друзьями для «градовцев» были густые, почти непроходимые леса. Великой благодатью считали бойцы зайти в такую глушь и даль, где можно было, не боясь немецких карательных засад, разжечь костер, обсушиться.
Как-то один из бойцов, изнемогший от тяжести, предложил закопать в приметном месте часть оружия и боеприпасов, а потом вернуться за ними. Этого «рационализатора» без вмешательства командира ребята сами пристыдили. По возрасту все они годились Ваупшасову в сыновья и поэтому пытались иногда перехитрить своего «батю»: себе взять груза побольше, ему дать поменьше. Ваупшасов все видел: «Отставить. Если хотите уважить, прибавьте пяток килограммов». А здоровье у него было уже далеко не железное. Окопы гражданской, знойные дни испанской, лютые холода и болота белофинской войны надломили организм. На привалах, сняв с плеч мешок, он зачастую уходил в сторонку, присаживался спиною к сосне и так долго сидел, пытаясь унять боль в пояснице. Отсидевшись, с трудом выпрямлялся и возвращался к товарищам. Никто, даже отрядный фельдшер, не догадывался, как трудно приходится командиру.
Настоящими праздниками для бойцов были встречи с действующими партизанскими отрядами и воюющими группами красноармейцев, не сумевшими выйти из окружения. Белорусские леса, темные и тихие на первый взгляд, таили в себе могучую силу сопротивления…
