Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века.
Мнение же Новикова Берия учел просто потому, что оно было высказано тем специалистом, который объективно должен был знать положение на Ижевском заводе лучше кого бы то ни было. Ведь методом Берии был не кнут, а опора на людей и доверие к компетентным специалистам.
Но это не все…
В 1988 году Политиздат выпустил книгу Новикова «Накануне и в дни испытаний», где есть глава «О славной русской винтовке, и не только о ней»… И там Новиков даже не упоминает о задании пять тысяч винтовок в сутки, а сразу гордо сообщает о задании ГКО двенадцать тысяч!
При этом уже в ноябре 1941 года ижевцы изготавливали четыре тысячи, а «к концу лета 1942 года» — двенадцать тысяч винтовок в сутки! И сам Новиков пишет, что приехавший в Ижевск Ворошилов глазам своим не верил: «Не могут винтовки течь рекой». А Новиков отвечал, что «так винтовки текут у нас круглые сутки из недели в неделю, из месяца в месяц»…
То есть фактически для плана в пять тысяч винтовок реальным был срок не более пяти и даже четырех месяцев. Так, спрашивается, кто боялся брать на себя ответственность за форсирование сроков?
Да, Новикову пришлось из Ижевска не вылезать месяцами, но ведь Берия и надеялся на его чрезвычайные усилия. И имел на это полное право не только потому, что времена
были чрезвычайные, но и потому, что сам ежедневно выкладывался чрезвычайно, потому и имел «бледный оттенок» лица.
Тот же Новиков описывает и еще один показательный случай… Весной 1942 года к нему в Ижевск приехал от Берии генерал-лейтенант Ткаченко с поручением лично наблюдать за ходом производства пулеметов «максим», о чем сам Ткаченко сообщил при первом визите к замнаркома вооружений. Утверждать не могу, но по всему получается, что это был начальник 7-го секретного отдела НКВД по чекистскому обеспечению производства минометов, так что особо долго он у Новикова быть не мог. Но какое-то время Ткаченко «вникал», следуя за Новиковым — если верить последнему, — как тень. Между прочим, Алексей Топтыгин, автор «Неизвестного Берии», считает рассказ Новикова о коллизии с генералом НКВД «откровенно надуманным анекдотом», однако история эта в своей основе, как я понимаю, правдива.
Итак, вскоре Ткаченко познакомил Новикова со своей докладной запиской Берии. Замечу — не за спиной Новикова ее решил направить наркому, а познакомил! И несмотря на возражения Новикова, отправил ее по назначению. Вряд ли Ткаченко был во всем прав, хотя он, например, оценил директора пулеметного завода Дубового как слабого работника и предлагал заменить его главным механиком завода № 74 П.А. Сысоевым, а «защищал» Дубового Новиков так: «Что касается директора завода Дубового, то он работает добросовестно, но… я его подменяю в эти тяжелые дни. И если надо освободить, по вашему мнению, директора, так это надо освободить меня».
То есть Новиков ни в 1942 году, ни в 80-е годы не понял, что хотя бы в отношении Дубового фактически признал правоту Ткаченко — сильные работники в начальственных подпорках не нуждаются, а, по признанию Новикова, фактическим директором пулеметного завода был не Дубовой, а он.
К слову, в июле 1942 года Сысоев был назначен директором нового механического завода в Ижевске, о чем я узнал из солидной коллективной монографии «Оружие Победы», вышедшей в 1987 году под редакцией Новикова. Причем имя (и портрет) Сысоева, «протеже» Ткаченко, там есть, а вот «протеже» Новикова — Дубовой, в этой монографии даже не упомянут.
Так или иначе, докладная Ткаченко ушла. И вот Новикову около трех часов ночи звонит по ВЧ Берия и начинает выяснять его мнение о тех работниках, которых Ткаченко оценил как «вредителей». Новиков все отвергает, и Берия интересуется — где Ткаченко? А тот как раз появляется в дверях, и Новиков передает трубку ему… Дальше, по словам Новикова, было вот что:
«…слышу, через каждые три-четыре слова такой мат, что… Короче, смысл сводится к следующему: «Я зачем тебя… посылал к Новикову — шпионить за ним или помогать ему? За твою телеграмму ты, такая-то б… подлежишь расстрелу… Не тем делом ты занялся, я тебя помогать послал, а ты чем занимаешься?.. Кляузы разводишь на хороших работников?»
Ткаченко стоит не бледный, а синий и только бормочет бесконечно: «Слушаюсь, товарищ нарком»…
Такого «воспитания» я в жизни не слышал ни раньше, ни позднее. После этого случая Ткаченко ко мне не появлялся примерно десять дней. А вскоре и совсем уехал куда-то…»
Якобы «по-черному» нецензурный лексикон Берии и «десять дней не появлялся» — это на совести мемуариста. Во-первых, Ткаченко и до войны, и во время войны, и после войны был в рабочей «команде» Берии, и ему, как правило, поручались именно контрольные функции. То есть Берия Ткаченко неизменно доверял, а унижать людей у наркома было не в обычае. Во-вторых, вряд ли в военное время генерал-лейтенант НКВД после такого разворота событий мог позволить себе почти полмесяца прохлаждаться в Ижевске, а не отбыть в Москву.
Но что важно в свидетельстве Новикова? А то, что Берия жестко осадил своего подчиненного исключительно на основе возражений Новикова! Так где же здесь подозрительность и неумение верить людям? Причем сам Новиков подчеркивает, что «в особо острых случаях звонил прямо Берии… И он обычно отвечал: «Ладно, что-нибудь придумаем»…»
Однако Новиков объясняет такую реакцию члена ГКО опять-таки тем, что Берия-де «боялся Сталина, боялся его гнева, боялся потерять его доверие и расположение…» Вывод ясен: не о деле, не о нуждах фронта «монстр» душой болел, а за шкуру свою тревожился…
Случай с Ткаченко приводят в своих книгах и Юрий Мухин, и Алексей Топтыгин, и Елена Прудникова. И Ю. Мухин констатирует, что Новиков, оценивая Берию как шкурника, судил по себе… Это, конечно, слишком жесткая оценка Новикова — он в войну сделал для фронта много. Однако пример Новикова характерен другим. Как и во многих других случаях, когда о Берии отзывается кто-то, имевший с ним дело лично, воспоминания о Берии можно разделить на две противоположные по смыслу части.
Из описания фактов, относящихся к личному деловому общению мемуариста с Берией, виден прекрасный, в общем-то, человек, преданный делу и умеющий его делать.
Из оценок же и из сведений, передаваемых мемуаристом с чужих слов, предстает привычный образ негодяя.
Так, Новиков пишет о том, что когда в Ижевске оставалось угля на сутки, он звонил Берии, и уголь приходил. Это из уст Новикова точный факт. Он сам этот уголь просил и сам его получал.
Но вот Новиков пишет, что Берия, пользуясь своей властью, поворачивал на Ижевск «угольные» маршруты из Кузбасса, предназначенные для авиационных заводов в Казани. Мол, выслуживаясь перед Сталиным, Берия-де интересы общего дела игнорировал и ущемлял-де «авиатора» Маленкова.
В принципе переадресация эшелонов могла иметь место, хотя вряд ли Новиков о ней, сидя в Ижевске, знал. До того ли было Новикову, чтобы выяснять, откуда пришел уголь? Пришел, и ладно!
Но вот уж то, что Берия самовольно и эгоистически перехватывал уголь у Маленкова, «который опекал авиацию», это уже полностью относится к измышлениям Новикова, навеянным традицией измарывать Берию до черноты шахтера, только что поднявшегося из забоя. И дело даже не в том, что такое самоуправство тут же стоило бы Берии дорого! Дело в том, что Новиков общей ситуации и общей картины перевозок знать не мог. То есть, когда писал свой «перестроечный» очерк, воспользовался антибериевскими сплетнями. И ведь не Антонов-Овсеенко, а выдающийся организатор промышленности, Герой Социалистического Труда… Увы, на бесчестном отношении к Берии поскользнулся не он один.
Заканчивая же тему «Берия — «оружейник», скажу, что эти его заслуги в войне не только замолчаны, но и неоднократно перевраны даже в официальных источниках. И вот даже полностью лояльная к своему герою Е. Прудникова числит за Берией, как за членом ГКО, курирование производства вооружений и минометов лишь с 4 февраля 1942 года — вместо Вознесенского, который якобы вел вначале это производство как советник ГКО (членом ГКО он стал в феврале 1942 года). Но этого просто не может быть! В противном случае никаких совещаний по винтовкам Берия у себя в июле 1941 года не проводил бы! У него что, своих дел было мало? И не образовался бы тогда в сентябре 1941 года 7-й отдел НКВД по минометам. К тому же что еще из оружия числить за Берией, как за членом ГКО, с начала войны? Их всего-то в ГКО было тогда пять человек, включая Сталина! Танки, как мы знаем, Сталин вначале отдал Молотову, авиацию вначале курировал Маленков (с подключением Лаврентия Павловича)… Вооружения же и боеприпасы были «чистой епархией» члена ГКО тов. Л.П. Берии.
А уж потом и танки с самолетами перешли к изначальному «оружейнику» и «боеприпаснику» Берии (Е. Прудникова не заметила, что сам Новиков датирует начало курирования Берии над наркоматом вооружений началом войны).
