Коллектив авторов - Сравнительное богословие. Книга 6
Для внутреннего употребления «элит» был принят смысл высшей «философии». В то же время далеко не все императоры Поднебесной принимали для себя высший «философский» смысл даосского символа: многим из них для упорядочивания Поднебесной было достаточно и светской традиции.[708] Традиционно Ян олицетворяет небесный порядок и мужское начало. Этим чертам вполне соответствовал титул императора Поднебесной. Вот что пишет по этому поводу А.А.Маслов в статье «Инь и Ян. Хаос и порядок» (выделено жирным нами):
«Совсем по-иному обстоит дело в светской традиции, к которой, кстати, могли относиться и многие вещи, внешне похожие на некую «тайность». Здесь начало ян, наоборот, оценивалось выше. Иногда это объясняют патриархальной ориентацией общества, где мужчина, т. е. выразитель начала ян, играл основную роль. Известны даже ритуалы, благодаря которым женщина (т. е. инь) могла перейти на уровень мужчины (т. е. ян) и тем самым улучшить свой статус.
Небесные духи и сам высший дух древности шан-ди представлялись как высший момент упорядочивания, абсолютная гармония и порядок. Это — начало ян, и именно они помогают душе после смерти человека сохранить свою индивидуальность, за счет чего к ней могут в дальнейшем обращаться потомки.
Эти черты перешли и на представителя шан-ди на земле — императора, Сына Неба. Этому гармонизирующему и упорядочивающему воздействию противостоит и одновременно его дополняет мир начала инь, представленный духами типа гуй, знаменующими собой хаос, неструктурированную массу и энтропию, вредоносность и разрушение. Более того, сами духи и шан-ди могут представлять собой не некие мистические сущности, а лишь метафору вечного столкновения неструктурированной массы (духи гуй в том числе и в чистилище) с четкой структурой и иерархией, представленной добрыми небесными духами шэнь. Такая странная структура осознания мира как чередования хаоса-порядка даже позволила некоторым исследователям говорить о наличии некой единой метафоры восприятия мира, и с этим трудно не согласиться. Представления о духах, о сложной небесной иерархии в конечном счете являлись не только объектами веры, но метафорой имперско-иерархического единства: хаос и порядок в эзотерическом мире всегда имеют свое точное отражение в мире посюстороннем».
Трудно не увидеть в светском подходе к символике, выражающей высшую китайскую мудрость, явное противоречие с высшей мистико-«философской» традицией. Но китайская цивилизация такова, что её жители, не посвящённые в высшие тайны даосов, будучи в своём большинстве ещё недавно неграмотными — в большей мере следовали светской традиции (как поддержке власти императоров — «Сынов Неба»), одновременно поддерживая в своей простонародной среде особые мистические представления, основанные на высшем даосском смысле обретения бессмертия, но адаптированные к мере понимания толпы.
Простонародный контур вынужден был подстраиваться под светский (либо ему помогли подстроиться) так, что его мистика и теоретизирование как бы были основаны на высшем «философском» контуре «бессмертия», но в то же время — они обслуживают интересы государственного толпо-«элитаризма»: это тема отдельного рассмотрения, к которой мы вернёмся чуть ниже. Простонародный контур является производным в первую очередь от имперского светского понимания символики и связанной с этим религиозной традиции — «гармоничного» чередования хаоса-порядка — вытекающей из связки светской политической традиции (где доминирует конфуцианство) с древней даосской «философией». О противоречии двух традиций (светско-религиозной и «философской») интересно и весьма точно пишет А.А.Маслов (выделения и сноски наши):
«Инь — это очевидный первозданный хаос, это обращение человека к самому истоку (точнее, до-истоку) собственного возникновения. Хаос в даосской мысли, равно как и во всех мистических школах, носит позитивно-креативный[709] характер, поскольку символизирует нерасчлененность и единство мира. Он — знак не столько рождения мира, сколько потенциально заложенной в нем возможности рождения чего угодно без четкого определения его сути. Это возможность всего и потенция ко всему[710] в ее абсолютной аморфности и неопределенности. Его метафорой выступают понятия «изначальный ком», «гулкая пустота пещеры», «беспредельное» (у-и, зи), «прежденебесное» (сянъ тянь). Это та обитель, не имеющая форм и границ, где слиты воедино знание и незнание, рождение и смерть, бытие и небытие.
Вся имперская культура — воплощенное ян — противостоит символике «изначального кома». Она призвана разделять и «раздавать имена», и почти параноидальная тяга китайских древних мудрецов и современных политиков к упорядочиванию и созданию четких ценностных иерархий есть не более чем попытка воплотить принцип превалирования ян над инь.[711] Одновременно это и принцип светской культуры — здесь ян главенствует над инь, в то время как в мистической парадигме инь является единственно возможным исходом противостояния и взаимодополнения инь и ян».
Упорядочивание первозданного хаоса связано в первую очередь с созданием китайской культуры. Напомним, что китайская культура состоит из трёх религиозно-политических составляющих: конфуцианство, даосизм и присоединившийся к ним позже буддизм. Но главная религиозная мистика китайцев отдаёт предпочтение первозданному хаосу, рассматривая «поднебесную» упорядоченность как искажение (лживость) первозданной гармонии. Это видно и по текстам Дао-Дэ-Цзина (перевод В.Перелешина. Рио де Жанейро, 1971 г.):
5 (1)Если Истину произречь,Суть погибнет, а выйдет речь.Если имя ты назовешь,То не имя оно, а ложь.
6 (2)Ничто[712] — причина Небу и Земле,И только в них начало всех вещей.
В условиях «господства» конфуцианства в процессе «упорядочивания хаоса» (государственного строительства и соответствующей ему политики) простонародный даосизм — «низший» пласт религиозного сознания — оставался верен даосской традиции бессмертия. В то же время, будучи подневольными людьми, простонародные массы признавали государственные законы, «упорядочивающие» все сферы жизни китайского общества и, будучи даосами по убеждению, не были посвящены в высшую мистику даосской «философии». Религиозная жизнь простонародного даосизма курировалась «низшим» даосским духовенством, которое само если и было посвящено в высшую мистику даосской «философии», то вынуждено было адаптировать последнюю к мере понимания простонародья.
Высший «философский» уровень даосизма с самого начала развития китайской государственности стал достоянием имперской «элиты», которая желала обретения бессмертия и «пользовалась» услугами даосских мудрецов, хранивших закрытую традицию, в которой идеальным считалось начало Инь. В то же время императоры и высшая «элита» проповедовали государственно-политический имперский «элитаризм» и в разной мере поддерживали культ порядка, выраженный началом Ян. Мера убеждённости имперской «элиты» в этой поддержке высшего даосизма была разной в разные времена и при разных династиях.
В средневековом Китае простонародный пласт даосизма оставался едва ли не единственной доступной сферой существования даосизма в Поднебесной. От него отвернулись образованные конфуцианцы, чьи социально-политические взгляды считались официальной идеологией власти, а впоследствии и буддисты, которые рассматривали простонародный буддизм как «языческие» пережитки архаических верований. Связь «высшего» и «простонародного» пластов даосизма была и до средневековья весьма своеобразной и неоднозначной, а в средневековые времена (самое позднее) она оказалась во многом утраченной. Простонародный даосизм весьма широко распространился на подневольные «низы» и стал «религией китайского народа», а высший «философский» даосизм в некоторых случаях остался при дворе и/либо сохранялся в преемственности некоторых китайских мудрецов.
Зачастую представители низшего даосского духовенства, занимавшиеся лечением, гаданием, составлением гороскопов и т. п. «науками» — производными от высшей «философии» бессмертия — просто эксплуатировали авторитет даосизма как религии обретения бессмертия для привлечения внимания верующих простолюдинов к своей профессиональной деятельности, от которой они кормились. При этом деятельность многих представителей низшего духовенства не имела никакого отношения к высшей цели даосизма. В то же время нельзя не признать, что огромный отряд целителей, предсказателей и заклинателей (низшего простонародного духовенства) добился небывалой популяризации идей даосизма во всех слоях китайского общества. Но простонародный вид даосизма утратил чистоту восприятия первоидей, которые мы рассматривали как высший «философский» контур.
