Игра в японскую рулетку - Ирина Сергеевна Тосунян
В один прекрасный день, закончив десятую по счету куклу, изображавшую придворную даму и по совместительству знаменитую писательницу Сэй-Сёнагон, я принялась рассматривать альбом старинных японских гравюр известных художников. Прекрасные женщины и мужчины, одетые в старинные многослойные наряды, удивительно фактурные, гармоничные и таинственные. А что, если попробовать перенести эти образы, используя стиль «кимекоми», шелк и парчу, несколько изменив исходный материал, в настенные картины-аппликации?
Кстати, исходным материалом для кимекоми нингё сегодня уже служит не дерево. Еще в эпоху Мейджи, которая приходится на 1868–1911 годы, токийский художник по куклам Эйкичи Йошино внес в методику по их изготовлению радикальные, даже революционные изменения: корпус куклы он придумал делать из смеси опилок и специального клея. Новый материал получил название «тосо». А очень скоро тосо вывел кимекоми нингё на потребительский рынок и сделал их доступными для покупателей. Расширились и сюжеты, появились персонажи театров Кабуки, Но. А самое главное, каким-то странным образом тосо помог куклам приобрести пластику живого движения и эффект легкого дыхания. Затем технику кимекоми продолжали совершенствовать сын художника Киоджи Йошино и его ученик Шундзан Нагава (Первый). Оба они впоследствии создали свои собственные стили и удостоились титула «Мастер кукол кимекоми». После 1911 года ученик Киоджи Йошино Матаро Канабаяши (Первый) несколько поменял тематику и от абстрактной старины перешел к реалистичному изображению тех или иных знаменитостей, сделав основной темой своих работ элегантный мир красоты периода Хэйян. Появились куклы-двойники известных актеров, писателей, музыкантов. Размеры кукол также изменились от 20 см до 30 см и выше, костюмы теперь были из очень дорогих материалов – шелк, парча, золотое шитье, изысканные аксессуары. А в наши дни такими красочными стали все куклы кимекоми, начиная от эпохи Эдо до наших дней.
Идея аппликации в стиле кимекоми оказалась далеко не новой, такие картинки продаются в японских магазинах: множество девочек и мальчиков с кукольными лицами, стилизованные император и императрица. Вот только объемных, многослойных картин-аппликаций, созданных по мотивам старинных гравюр, никто еще делать не додумался. И я, закупив все необходимые материалы, приступила к работе. Спустя два месяца показала первые опыты подругам-японкам. Реакция была ошеломительная: на этот раз у меня самой появились прилежные ученики. «Русская Ирина-сан учит нас, японок, делать японские картины», – весело смеялись они и охотно «копировали» мою «манеру и приемы».
Перед отъездом я решила подарить одну из готовых работ японской знакомой, не учившейся в «моей школе», и решила узнать, какую из гравюр японских мастеров она выберет в качестве образца. Подруга подошла к этому вопросу крайне новаторски (и кто только придумал, что в японской культуре представление об индивидуальности никогда не получало самостоятельного развития). Указав на «Красотку» Хисикава Морунобу, она деловито распорядилась: «Только, пожалуйста, сделай новую работу так: кимоно пусть будет такое, как на картине Утамаро, пояс такой, как у Каноо Масанобу, а прическа, как на картине Судзуки Харунобу».
Свет мой, зеркало…
Архаический постмодерн театра Но
«Как одеться в театр?» – спросила я супругов Обата, пригласивших нас с мужем в театр Но. Вопрос не казался мне праздным, ибо из проштудированной еще в институте литературы я знала, что в традиционном театре Но зрители сидят под открытым небом – прямо на земле или на деревянных скамьях, а сами спектакли длятся долго-долго, перемежаясь представлениями другого театрального жанра – Кёгэн, короткой пьесы с использованием комедийных приемов.
«Туда, как правило, надевают что-нибудь нарядное, – ответила Обата-сан, – кимоно, либо вечернее платье…»
Представление о японском театре, почерпнутое из книг, и впрямь оказалось устаревшим: спектакль играли внутри высокого и просторного здания с красиво изогнутой крышей, длился он чуть более двух с половиной часов, зрительный зал располагал двумя ярусами удобных кресел, и только сцена была точно такой, какой изображают ее старинные ксилографии. Вопреки уверениям нашей японской приятельницы, мол, зрители разоденутся в пух и прах, в нарядных кимоно были шесть дам, две из которых явные туристки из Европы. Остальная публика до боли напомнила ту, что заполняет вечерами московские театры, а в антрактах жует бутерброды с колбасой или красной рыбой в театральных буфетах.
Однако, если в России театр, по известной всем схеме, начинается с вешалки, то здесь сей важный атрибут даже не предусмотрен. Лишь у входа в здание располагаются стойки для зонтиков с индивидуальными замками и электронными номерками-отмычками. А в фойе нарасхват идут наушники-переводчики с двумя кнопочками: одна для синхронного перевода на английский, вторая – с древнеяпонского на современный японский.
Сначала – для разгона – играли сатирическую пьесу Кёгэн. Называлась она «Зеркало» и повествовала о том, как некий муж отправился из деревни в город за покупками. Погулял, выпил в ресторанчике сакэ, и ушлому уличному торговцу удалось всучить подвыпившему деревенщине ручное зеркальце. Вернулся муж домой и отдал зеркало молодой, но сварливой и глупой жене. Та долго не могла понять назначение привезенного подарка, заглянув, наконец, в зеркало, убедилась, что красивая молодая женщина, глядящая на нее из непонятного предмета – новая пассия ее неверного супруга. Долго выясняли молодожены отношения, но, как и во всех пьесах этого жанра, остроумных и развлекательных, недоразумение разрешилось благополучно и весело.
Считается, что жанры Кёгэн и Но, хотя и очень разные, изначально вышли из одного корня – танца плодородия «самбасё», который еще и сегодня часто можно видеть во время некоторых синтоистских праздников, а также одного из древних японских театральных жанров Саругаку. И все же, несмотря на то, что веселые комедии неизменно сопровождают классические трагедии Но, ни один актер Кёгэна играть в пьесе Но не сможет. Это совсем иная «опера».
Утверждают, что театр Но, с тех пор как сложился и полностью сформировался в XIV–XV веках, никаких изменений в последующие годы уже не претерпел, сумел непостижимым образом сохранить свои вековые традиции. И что зритель, пришедший на представление в 2006 году, может быть уверен: он видит спектакль именно таким, каким видели его и предки – пятьсот лет тому назад. Та же светло-бежевая, очень теплого оттенка деревянная сцена с «зеркальным помостом», та же декорация – нарисованная на заднике изысканная стилизованная сосна, то же количество маленьких сосенок перед боковым проходом, откуда появляются актеры, те же неизменные три барабанщика и один флейтист, небольшой хор, сидящий на коленях по правую сторону сцены… И та же, что и века назад, драматургия…
А за кулисами скрыта комната с множеством зеркал. В этой комнате перед началом спектакля актеры «настраиваются». Их задача – сконцентрироваться настолько, чтобы видеть только
