Газета Завтра - Газета Завтра 785 (49 2008)
Честь имею!
Автор - генерал-майор м/с, заслуженный деятель науки, академик Российской академии образования, доктор медицинских наук, профессор
Владислав Смоленцев КОНЦЫ В ВОДУ?
Судя по всему, в военном ведомстве господина Сердюкова наступили не лучшие времена. Катастрофические последствия начатой реформы уже захлестнули Министерство обороны и Генштаб валом негативной информации с мест и массового возмущения военных произволом, творимым "реформаторами".
В итоге, чтобы скрыть правду от общества, 11 ноября этого года начальник Генерального штаба генерал армии Николай Макаров подписал директиву "О недопущении разглашения сведений о реформировании Вооруженных Сил РФ". Сей удивительный документ фактически под страхом уголовной ответственности запрещает распространение каких-либо сведений о ходе реформ, о возникающих проблемах, а главное, о настроениях в войсках.
Столь неуклюжая и грубая попытка надеть на армию "намордник" вызвала непонимание даже у тех, кто числил себя сторонником реформ. Целый ряд политиков и общественных деятелей осудил подобную практику.
Если суммировать их высказывания, то можно констатировать, что такое серьёзное мероприятие, как военная реформа, нуждается не в умалчивании и закрытости, а, наоборот, в максимальной гласности, открытости, так, чтобы каждый гражданин России понимал, зачем проводится военная реформа и какова её цель?
Если же Генштаб и Минобороны начинают скрывать от общества ход и последствия реформы, то это верный знак того, что последствия реформирования удручающи.
Что подтверждается информацией, идущей из войск.
Целый ряд военачальников, не желая участвовать в развале армии, подали рапорта на увольнение. Среди них начальник ЦКП Вооружённых Сил генерал-лейтенант Гошкодёра, два заместителя начальника Главного оперативного управления, генерал-лейтенанты Запаренко и Пустовой, а также начальник тыла Вооружённых Сил генерал Владимир Исаков. Последней новостью стала информация о том, что рапорт на увольнение подал начальник ГРУ генерал армии Валентин Корабельников.
Возмущение и сопротивление достигли такого накала, что министр обороны Анатолий Сердюков приказал недавно своим заместителям и другим военным руководителям отправиться в военные округа и флоты для разъяснения личному составу планов по "оптимизации" Вооруженных Сил. Первый заместитель министра генерал-полковник Александр Колмаков посетит Северокавказский военный округ, начальник тыла генерал армии Владимир Исаков - Северный флот, замминистра генерал-полковник Владимир Филиппов - Приволжско-Уральский округ, начальник Главного управления боевой подготовки и службы войск генерал-лейтенант Владимир Шаманов - Дальневосточный округ. Начальник Генштаба Николай Макаров уже побывал на Балтфлоте и в Сибирском округе. Статс-секретарь Минобороны генерал армии Николай Панков объяснял "оптимизацию" на Черноморском флоте, а замминистра генерал-полковник Владимир Поповкин - на Тихоокеанском.
Одновременно с этим тихой сапой дан "задний ход" некоторым самым одиозным реформам. В Минобороны уже не говорят о немедленном и тотальном упразднении института прапорщиков и мичманов, что ещё совсем недавно было объявлено как решённое дело.
Решено оставить несколько наиболее боеготовых дивизий, хотя ещё месяц назад дивизионное звено планировалось полностью упразднить.
Объявлено, что после ремонта в здании Генерального штаба ГОУ и ГОМУ вернутся на свои места, хотя при переезде было сказано, что большая часть помещений будет отобрана в пользу министерского аппарата, банка ВТБ и магазинов.
Всё это свидетельствует о том, что реформа Сердюкова рассыпается на отдельные бессвязные звенья.
Иван Миронов: «Я - ПЛЕННЫЙ…» На вопросы «Завтра» отвечает узник «Лефортово»
"ЗАВТРА". Иван Борисович, вы - писатель, политик, историк, оказались в тюрьме, то есть судьба "подарила" вам опыт, который имели многие люди, оставившие значительный след в мировой истории. Что такое для вас этот новый опыт? Куда склоняется ваше мировоззрение? Как дался переход от "свободы" к "несвободе"?
Иван МИРОНОВ. Исполняется два года моего заключения. Но я отчетливо, словно это было вчера, помню первые долгие месяцы тюрьмы. Реальность казалась ужасной. Спасение обреталось только во сне. Я готов был спать по двадцать часов в сутки, лишь бы не видеть вечных решеток и серого бетона стен. Больше всего тогда я боялся бессонницы, лишавшей меня забвения. "Бессонница - насилие ночи над разумом", - говорил Виктор Гюго. Сегодня же мне приходится сожалеть, что в сутках всего 24 часа, к которым я бы с радостью подкинул еще шесть-восемь. Не успеваю читать и писать в той мере, в которой хотелось бы.
Всякое страдание - это побуждение к деятельности. И в этом отношении тюрьма не исключение. Семь часов на сон - пока единственный возможный компромисс между ленивым телом и голодным разумом. Очень кстати здесь нет Интернета, телефонов, тусовки, машин с вечными пробками… - лишней бесполезной суеты, никчемной информации, которые, заполняя сознание, опустошают душу. К слову, здесь понимаешь, почему и насколько продуктивными были сталинские "шарашки".
Переход от свободы к несвободе дает осознание того, что свобода не снаружи, а внутри нас. Свободы не могут лишить никакие лишения: ни голод, ни боль, ни тюремные стены. Свободу убивают лишь страх, отречение от собственной воли, мыслей и совести.
Тюрьму все воспринимают по-разному. Одни - как испытание, другие - как возврат долгов. Очень точно сказано старцем Паисием Святогорцем: "Те, кто невиновны и мучаются, откладывают на сберкнижку, те, кто виновны, погашают долги". А известный сиделец, недавно приговоренный к девятнадцати годам, расценивал свою арестантскую долю как "путешествие в затерянный мир".
"ЗАВТРА". Опыт тюрьмы может вообще переформировать личность: либо подавить все импульсы, направленные на развитие, или, наоборот, стимулировать рост каких-то не предполагаемых ранее свойств личности и характера?
И.М. Тюрьма не может всё переформировать, всё подавить, это не служба в правоохранительных органах. Тюремные понятия гораздо глубже, мудрее и человечнее, чем всякий устав и так называемая "корпоративная культура". Но тюрьма - это социальный микроскоп, в который видны пороки, не видимые постороннему глазу на воле. Ни одну душевную червоточину не скроешь ни за какой маской, которую в тюрьме удержать невозможно. Здесь видят и узнают друг друга в течение нескольких месяцев. День за днем в разных психологических ситуациях, эмоциональных состояниях. Даже родственники не могут знать друг друга так хорошо, как сокамерник сокамерника. На воле каждый стремится соответствовать морали, задаваемой обществом, подобно холсту покрываясь яркими мазками, пряча под красивыми наслоениями родной цвет и текстуру. Тюрьма смывает напускное без остатка. Тюрьма - это собрание человеческих подлинников, где нет места копиям, репродукциям и фальшивкам. Наверное, поэтому и дряни здесь я встречал гораздо меньше, чем снаружи.
Однако отрыв от семьи, близких, привычной среды обитания неизбежно обрекает большинство арестантов на духовное одиночество. Святитель Николай Сербский справедливо отмечал: "Одиночество приводит либо к религии, либо к самоубийству". Действительно, мало где молятся так искренне и страстно, как в тюрьмах. На фоне серого смятения обреченности молитвенников всегда легко узнать по светлым лицам, источающим уверенную надежду и самодостаточный покой.
Тюрьма, война и тяжелый недуг - три пути к Богу, из которых заключение если не самый короткий, то самый "комфортный". Небольшая иллюстрация. Весной на Светлую неделю в камере нас было четверо. Из верующих только двое, я и В. С. Барсуков. В это время нам устроили очередную потраву: это когда арестантов вместе с вещами закрывают в отдельный бокс, а все стены, шконки, решетки обильно орошают ядохимикатами, якобы с санитарной целью. Процедура гарантирует последующее двухдневное удушье, резь в глазах, тошноту и дикую головную боль. За время моего заключения я подвергался двум химическим атакам в одной камере с недельным интервалом. Так вот, чтобы хоть как-то спастись от едкого запаха, пришлось жечь бумагу. Сначала заворачиваешь ее в плотную трубочку, поджигаешь и тушишь, чтобы она медленно тлела, источая тонкую струйку дыма. Спустя несколько секунд после того, как бумага занялась угольком, вся хата вдруг наполнилась благоуханием ладана. Двое наших неверующих соседей потом ещё долго экспериментировали с остатками бумаги, которая у них еле чадила гарью. На следующий день, не сговариваясь, они надели кресты.
"ЗАВТРА". Иван Борисович, ваша активная деятельность на свободе хорошо известна. А чем вы занимаетесь в тюрьме?
Иван МИРОНОВ. Главное занятие в тюрьме - выживание с минимальными потерями для здоровья, хотя в нашей пенитенциарной системе это ох как сложно. Два года "крытки" не прошли бесследно. Отсутствие дневного света, нет возможности смотреть вдаль, дальше стен камеры, нехватка витаминов стремительно убивают зрение. Правда, когда видишь, как рядом с тобой с потрясающим мужеством борются за жизнь люди со страшными онкологиями, или с одной почкой и одной рукой, о своих занозах даже заикаться стыдно. Один мой сокамерник сказал: "Не дай Бог однажды понять, что пребывание в тюрьме оказалось бесполезным". Бестолково отсидеть в тюрьме - все равно что дураком выпуститься из института. Поэтому стараешься больше времени уделять чтению и писательству. Например, сейчас готовлю ко второму изданию свою книгу "Роковая сделка: как продавали Аляску". Параллельно идет осмысление тюремной хроники.
