Владимир Шевелев - Чаушеску и «золотая эра» Румынии
Чаушеску так и не сумел осознать, что ситуация существенно изменилась. Многие годы Запад противопоставлял Румынию брежневскому Советскому Союзу, а Чаушеску выставлял как оппонента Москвы. Но после 1985 года, когда в СССР начались реформы Михаила Горбачева, Запад все меньше интересовал румынский Кондукатор. Более того, позднее появились свидетельства, что западные спецслужбы готовили акции по дестабилизации и устранению коммунистического режима в Румынии, что задним числом подтверждало справедливость подозрений Чаушеску.
6. “Антихрист был убит в Рождество”
Первым сигналом грядущей катастрофы стали события в трансильванском городе Тимишоара, где проживало немало этнических венгров. Но никто из руководителей страны тогда и в страшном сне не мог представить, что местный пустяковый конфликт так быстро и неожиданно перерастет в массовое восстание. Чаушеску обвинит “иностранные державы” во вмешательстве во внутренние дела Румынии. Может быть, ему следовало бы обратить внимание на внутренних “агентов”, прежде всего министров-“силовиков”?! Но, увы, он уже был пленником собственной системы, где главную роль играла номенклатура, а не диктатор.
Что же произошло в Тимишоаре? Румынские средства массовой информации хранили по этому поводу полное молчание. Они освещали только официальный визит Чаушеску в Иран. Однако зарубежная, особенно венгерская печать достаточно подробно рассказывала о событиях в этом городе. Ласло Текеш, венгр по национальности, реформатский священник, выступавший в защиту прав венгерского меньшинства в Румынии, был подвергнут домашнему аресту, а затем его попытались выслать из города. Группа жителей собралась возле дома Текеша, взяв его в живое кольцо. В основном это были румынские венгры. Обстановка изо дня в день осложнялась, власти ничего не могли поделать.
17 декабря 1989 года Чаушеску созвал политбюро в связи с волнениями в Тимишоаре, которые длились уже месяц, поскольку впервые верующие собрались возле дома Текеша еще 17 ноября. За все это время справиться с “бунтом” не удалось, и эта непонятная волокита очень обеспокоила диктатора, который должен был решить – уезжать ли в Иран с официальным визитом или же остаться дома и самому руководить подавлением волнений в Тимишоаре. В Бухаресте, правда, все было спокойно. О том, что происходит в Тимишоаре, мало кто из румын знал, поскольку средства массовой информации ничего об этом, естественно, не сообщали. Накануне заседания политбюро Чаушеску приказал не принимать из-за рубежа ни одного туриста, в том числе и из социалистических стран, за исключением Китая, Северной Кореи и Кубы, поскольку все они “являются шпионами”.
Открывая заседание политбюро, Чаушеску расставил все точки над “i”: “Здесь явно вмешательство зарубежных кругов, иностранных шпионских кругов, начиная с Будапешта… Известно также, что как на Востоке, так и на Западе все говорят, что в Румынии следовало бы изменить положение”.
Затем Чаушеску учинил жесткий допрос “силовикам”, которые, в силу своих “пораженческих и капитулянтских позиций” позволили первоначально незначительным событиям перерасти в мятеж “деклассированных элементов”. Обращаясь к министру обороны Василе Миля и министру внутренних дел Тудору Постелнику, разгневанный Чаушеску заявил: “Вы не выполнили приказ, который я вам дал в качестве верховного главнокомандующего и который обязателен для вас! Как это можно?! Хулиганы ворвались в здание уездного комитета партии, избили солдат, офицеров, а они не вмешались?! Что предприняли твои офицеры. Миля, почему вы сразу же не приняли меры, почему не стреляли? Нужно было стрелять, чтобы скосить их, дать предупреждение, а потом стрелять по ногам… Вы не говорите правду. Только сейчас вы мне ее сказали, а до этого дезинформировали”.
Когда же Миля и Постелнику стали заверять Кондукатора в своей преданности, тот им заявил:
"Врага не победишь проповедями, его надо уничтожить. Социализм не построить ложью и заверениями в преданности, он создается только в борьбе. Сейчас в Европе идет капитуляция, подписываются соглашения с империализмом, чтобы ликвидировать социализм”. Ответы главы Секуритате генерала Влада также диктатора не удовлетворили. Чаушеску заявил, что он смещает все трех “силовиков”. Однако неожиданно против этого выступил премьер-министр Константин Дэскэлеску, которого поддержали Георге Рэдулеску и Маня Мэнеску. Куда подевалось былое единодушие и единомыслие?! Все это было совершенно неожиданно, и Чаушеску, придя в бешенство, выскочил из зала заседаний, бросив: “Тогда выбирайте себе другого генерального секретаря!”.
В конце концов страсти улеглись, Чаушеску вернулся, а “силовики” остались на своих постах, заверив политбюро, что незамедлительно примут все необходимые меры. Правда, при этом генерал Миля как бы мимоходом обронил: “Я искал во всех военных уставах и нигде не нашел параграфа, где бы говорилось, что народная армия должна стрелять в народ…” Его прервали, но все это уже выглядело как несогласие с диктатором, скрытое противодействие его приказам. Именно поэтому Чаушеску и был так раздражен – он впервые столкнулся с откровенным саботажем его указаний и, похоже, совершенно не был готов к этому. И все же серьезной угрозы для себя в этом инциденте он не увидел. Что было тому причиной – старческая усталость, потеря чутья, исключительное самомнение, слепая вера в сподвижников? Вряд ли сейчас можно ответить на этот вопрос.
Как бы то ни было, ни осложнение обстановки в Тимишоаре, ни непонятная волокита “силовиков” не помешали Кондукатору уже вечером 17 декабря отбыть в Иран. За себя он оставил Елену Чаушеску и ближайших соратников – Эмиля Бобу и Маня Мэнеску.
18 и 19 декабря Чаушеску находился в Иране. Однако 20-го он прервал визит и вернулся в Бухарест, где в тот же день выступил по радио и телевидению. Он заявил, что “действия хулиганствующих элементов в Тимишоаре были организованы и начаты при поддержке империалистических кругов и шпионских служб различных зарубежных государств с целью дестабилизации ситуации в стране, уничтожения независимости и суверенитета Румынии”. Вскоре румынское телевидение показало несколько репортажей о собраниях трудовых коллективов различных предприятий страны, участники которых поддержали обращение Вождя.
21 декабря по указанию Чаушеску в Бухаресте был созван митинг. На Дворцовой площади собрались манифестанты с лозунгами в защиту социализма в стране, с портретами супругов Чаушеску. В полдень с балкона здания ЦК партии Чаушеску начал свою речь. Вначале все шло как обычно и ничто, казалось, не предвещало неприятностей. Вдруг прямо в толпе раздался взрыв, что вызвало панику среди манифестантов. Позже станет известно, что кто-то взорвал петарду. Чаушеску застыл с открытым ртом и поднятой рукой. На несколько минут телетрансляция была прервана, а когда возобновилась, обстановка на площади уже изменилась. Отовсюду слышались крики “Долой тирана!”, “Долой коммунизм!”. Люди разрывали лозунги, топтали портреты диктатора и его жены. Приближенные увели потрясенного Чаушеску с балкона, а тот силился понять, что же происходит.
К вечеру на Дворцовой площади появились танки, затем послышалась стрельба. Однако, несмотря на вмешательство войск, восстановить порядок не удалось. Днем 22 декабря на крышу здания ЦК сел личный вертолет диктатора, на котором и сбежали супруги Чаушеску. Вскоре после этого мятежная толпа ворвалась в здание. Тогда же стало известно о смерти генерала Василе Миля. По официальной версии, он покончил с собой. Однако его смерть сразу же приписали диктатору, что вызвало взрыв негодования в войсках. Вскоре армия начала переходить на сторону восставших.
После бегства из Бухареста чета Чаушеску добралась до города Тырговиште. Вечером 22 декабря их задержали и доставили в уездный комиссариат полиции. Вскоре туда прибыл майор Ион Мареш.
– Товарищ президент! Я получил приказ обеспечить вашу безопасность. В противном случае мы не отвечаем за последствия. Через 15 – 20 минут сюда прибудут демонстранты.
Чету Чаушеску перевезли в казарму местного гарнизона. Николае и Елена еще не подозревали, что жить им оставалось всего трое суток.
25 декабря в расположении войсковой части, где размещались супруги Чаушеску, приземлились два вертолета. На них прибыли организаторы суда над диктатором – генерал Виктор Стэнкулеску, генерал Вирджил Мэгуряну и один из руководителей новой власти Джелу Войкан Войкулеску.
Их сопровождала группа военных юристов и десантников. К этому времени военная прокуратура в срочном порядке подготовила дело на супругов Чаушеску.
Генерал Стэнкулеску обратился к десантникам.
– Сможете расстрелять их, если будет вынесен смертный приговор? – спросил он. Солдаты согласились.
Между тем Войкулеску инструктировал судей: чету Чаушеску считать “обычными злодеями” и относиться к ним с презрением, “которого заслуживают одиозные преступники”. Видимо, поэтому на суде к обвиняемым обращались на “ты” и использовали непарламентские выражения. Николае Чаушеску обвинитель в своей речи назвал “подлецом”, а обращаясь к его жене, спросил:
