Николай Анисин - От Сталина до Путина. Зигзаги истории
Они, бойцы «Альфы», как на подбор рослые, в шлемах, похожих на скафандры космонавтов, паники в зале Совета национальностей своими автоматами не посеяли. Их распоряжению – выйти по одному в коридор – все спокойно подчинились. У дверей из коридора в холл два бойца у каждого выходящего изымали документ, удостоверяющий личность, и кого-то направляли к парадному подъезду, кого-то – к подъездам служебным.
Я сдал не паспорт, а корочки журналиста. Мне указали на лестницу, которая вела к двадцатому служебному подъезду. По его вестибюлю плыл пороховой дым. На полу – битое стекло. Под стекляшками там и тут темнела кровь.
Дым пороховой на улице был гуще, чем в вестибюле. Гремели и пушки танков, и пулеметы. Парламент сдался Кремлю. Но стрельба велась. Для чего? Для нагнетания страха в Москве и стране?
Шагая от Дома Советов до станции метро «Баррикадная», я не подозревал, что пальба из танковых орудий транслируется по телевидению. Но именно тогда при вдыхании порохового дыма на Красной Пресне у меня зародилась мысль: статья, которую я напишу о событиях 3–4 октября 1993-го будет называться – «Расстрел напоказ».
Утром 5 октября домашний телефон главного редактора нашей газеты «День» Александра Проханова не отозвался. К полудню того дня я, как и положено добропорядочному газетчику, отправился в редакцию. На Цветной бульвар – в здание Издательства писателей, где мы снимали кабинеты. Прихожу. Здороваюсь с вахтером и слышу от него: сотрудников «Дня» пущать не велено. Кем не велено? Директором издательства Анатолием Головчанским.
Звоню ему с вахты. Он разрешает мне подняться в его кабинет, и увидав меня, спрашивает:
– Ты в своем уме?
– Пока не рехнулся.
– Ну а с какой бредовой ноги тебя сюда занесло? Ты соучредитель «Дня» – так? Так. А на всех его соучредителей Министерство печати направило представление – арестовать вас за подстрекательство к бунту против президента Ельцина. В кабинетах вашей редакции проведен обыск и их опечатали. Все вами купленные компьютеры-принтеры изъяты.
Головчанский посоветовал мне убираться прочь из Москвы. Я совет не принял – не верилось почему-то в возможный арест. И двинул в редакцию газеты «Правда». Ее выпуск также запретили, но редакцию не разгромили. Вместе с товарищем моим, обозревателем «Правды» Александром Головенко, я установил телефоны чрезвычайного военного коменданта Москвы, управления делами столичной мэрии, Генеральной прокуратуры. Звонил по этим телефонам и вопрошал:
– Кто распорядился незаконно опечатать кабинеты редакции «Дня», конфисковать его технику и заморозить счет в банке?
Выяснилось – вице-премьер правительства Российской Федерации и министр печати Владимир Шумейко. Генеральная прокуратура отклонила его представление об аресте главного редактора «Дня» и его соучредителей, но закрыла глаза на предпринятые им меры по административному удушению нашей газеты.
Уже собравшись уходить из кабинета Саши Головенко, я вдруг вспомнил, что в моем нагрудном кармане – визитка Сергея Потёмкина. Набрал напечатанный на ней номер:
– Алло, могу я перемолвиться с Сергеем Григорьевичем?
Мне ответил милый дамский голос:
– Вы кто и по какому делу?
– Я товарищ Сергея – журналист Николай Анисин.
– Можете оставить номер вашего телефона?
Я продиктовал цифры телефона Головенко. Через десять минут – звонок:
– Николай? Это – Дмитрий. Я служил с Потёмкиным, работаю в его фирме и разговаривал с ним сейчас. Он интересовался, как выбрались вы из Дома Советов?
– И без синяков, и даже без царапин. А что с Сергеем?
– Две пули прошили бедро. Кость задета. Прихрамывать, может, будет. Мы вывезли его из городской больницы в подмосковный санаторий – укрыли от ментов надежно. Подлечим здесь, а восстанавливаться за границу отправим. Наш комбат Потёмкин в какие только передряги ни попадал… Не всегда выходил из них целым-невредимым, но всегда – к новым боям годным.
Глава 3. Капкан в миллион долларов
На пятый день после расстрела Дома Советов все пятеро соучредителей «Дня»: Проханов, Бондаренко, Нефёдов, Султанов и я, – собрались на явочной квартире у метро «Добрынинская» и единогласно постановили: надо готовить нелегальный выпуск нашей запрещенной газеты.
Спустя неделю восемь полос с фотографиями кровавой бойни в Москве и текстами, раскрывающими жуть госпереворота Ельцина, были сверстаны на компьютерах фирмы прохановских друзей. На полосе первой начинался мой репортаж – «Расстрел напоказ». И тут меня позвал к себе домой Проханов и, тоном, возражения исключающим, сказал:
– Ты был директором школы и занимался финансово-хозяйственной деятельностью. Ею тебе и впредь заниматься в газете. Вот три тысячи долларов – больше найти не удалось. Возьми их – где хочешь и как хочешь, напечатай тираж «Дня» и передай его завредакции Тамаре Сащенко для распространения.
С пачкой валюты в кармане джинсов и с трубкой верстки газетных полос я подался в типографию подмосковного Красногорска. Показал копию свидетельства о регистрации газеты «Согласие». Поведал, что она давно не выходила и теперь ее намерены издавать в 100 тысячах экземпляров.
– Отлично, – мне ответили, – с солидным, выгодным заказом вы к нам пришли.
Я рассчитался за заказ. Бумажные полосы «Дня» под названием «Согласие» превратили в металлические пластины и поставили на печатные машины. Мне оставалось лишь вызвать грузовик и доставить тираж на квартиру Сащенко. Но кто-то из работяг-печатников показал первые образцы продукции начальству, и машины остановили.
Забрав деньги из Красногорской типографии, я покатил в Калугу. Потом в Тулу. Затем в Тверь. В типографиях этих городов меня с заказом на «Согласие» встречали с распростертыми объятиями. Но как только видели фото и тексты авторов «Дня» – печатать отказывались. Расстрел Дома Советов обуял страхом должностных лиц Российской Федерации.
Товарищи нашего главного редактора Александра Проханова вывели его на телефон Виктора Чикина – редактора белорусской газеты «Мы и время». Тот без всяких колебаний дал добро на тиражирование «Дня» под шапкой своего издания. И мы с моим другом Василием Прохановым немедленно выехали в Минск.
Василий там заменил на компьютерной верстке первой полосы «Согласие» на «Мы и время» – и уникальный номер чикинской газеты отправился в типографию Белорусского Дома печати. На там почему-то его выпуск затормозили. Я напросился под вечер на прием к директору Дома. Он, разложив при мне полосы газеты, стал рассуждать:
– Так, я это напечатаю, ельцинское Министерство иностранных дел России направит ноту главе Белоруссии демократу Шушкевичу, и меня пинком под зад выставят на улицу.
– Вы, – из моих уст вырвалось, – как руководитель типографии, не обязаны отвечать за содержание печатающихся у вас газет.
– Да, – наморщился директор, – не обязан. Ну, а если – нота с угрозой отключить российский газ нашей республике?
При сей его фразе в кабинет заглянул главный инженер:
– Павел Петрович, сегодня, между прочим, родился дорогой Комсомол, который нам дал путевку в жизнь.
Директор расправил морщины на лбу:
– А что ж ты не несешь «Зубровку»?
– Как не несу? – возмутился главный инженер. – Одна нога здесь, другая – там!
Сорокаградусная «Зубровка» разогрела души двух бывших комсомольских секретарей. Они, выяснилось, к тем, кто разрушил СССР и к тем, кто ныне пытает граждан ублюдочными «реформами» в якобы независимых республиках, относились так же, как и я. В конце концов, директор провозгласил:
– Орденоносный ВЛКСМ – не лыком шит. Огонь по пакостной демократии! Крамольный для Ельцина «День» печатать в честь Дня Комсомола!
Под стотысячный тираж «Дня» с названием «Мы и время» мы с Василием купили целый купейный вагон в скором поезде Минск – Москва. Молодые друзья Виктора Чикина помогли нам перевезти уйму пачек с газетами из типографии на склад в неприметном дворе, а потом – на площадь перед железнодорожным вокзалом. Оттуда тонны пачек наша компания перегрузила в фургон, которому надлежало развозить по перронам продукты для вагонов-ресторанов. Из фургона пачки были перенесены в зафрахтованные купе, и мы с Василием доставили их на Белорусский вокзал Москвы.
Выход запрещенного «Дня» в любом виде ждали и его читатели, и энтузиасты-распространители в разных городах. Поэтому Тамара Сащенко так успешно распродала тираж «Мы и время», что не только окупила все расходы на его печатание и транспортировку, но и одарила коллектив несуществующей де-юре редакции денежным довольствием. Приличным по той поре.
От погрузок-разгрузок в Минске мне и Василию позволили очухаться. Второй нелегальный номер «Дня» под шапкой «Согласие» поехали издавать в Липецк Евгений Нефёдов и Александр Лысков. В тот ноябрьский день 1993-го, когда они укладывали тираж в грузовик, я получил свидетельство о регистрации новой нашей новой газеты – «Завтра». И с ним, набравшись наглости, попёрся в центр Москвы – в переулок напротив Государственной консерватории – в бедствующую типографию железнодорожного министерства «Гудок». Заключать договор на печатание свежеиспеченной газетёнки. Директор типографии обрадовался деньгам, которые я готов был немедленно внести в кассу, договор подписал и нашими публикациями не поинтересовался. И его, сорокалетнего здоровяка, через пару дней после выхода первого номера «Завтра» уволили «по состоянию здоровья».
