Антон Дельвиг - Письма

Дельвига.

Март 1826 г. Петербург

Милый друг Евгений, слава богу, последнее письмо твое и Муханова успокоили меня: письма мои стали доходить до тебя. Пишу тебе о деле – слушай. Настоящий издатель твоих сочинений {1} тот же, кто и Пушкина: Плетнев. Лучше корректора трудно найти. Во всей "Эде" значительная ошибка: "когда смятешь ты, вьюга" {2}. Четыре стиха, которые тебе кажутся очень нужными для смысла, выкинула цензура {3}. Мы советовались с Жуковским и прочими братьями, и нам до сих пор кажется, что без них смысл не теряется, напротив, видно намерение автора дать читателю самому вообразить соблазнительную сцену всей поэмы. Ты пишешь, что "Эда" хорошо расходится в Москве. Мы этого не видим. С самого начала послано туда сто экземпляров и до сих пор более не требуют. В Петербурге она живее идет, но появление полных сочинений даст ей настоящий ход. "Монах" и "Смерть Андре Шенье" {4} перебесили нашу цензуру, она совсем готовую книжку {5} остановила и принудила нас перепечатать по ее воле листок "Пиров". Напрасно мы хотели поставить точки или сказать: "Оно и блещет, и кипит, Как дерзкий ум не терпит плена". Нет. На все наши просьбы суровый отказ был ответом. Взгляни на свой экземпляр, потряси его, листок этот выпадет. Ты не понял двадцати процентов. Это не за напечатание платится, а за продажу, иле одному Сленину, а всем книгопродавцам московским и петербургским. Никто этого не избегает, и московские еще недовольны, им бы хотелось получать более, так Ширяев объявил свое мнение. Пришли поскорее свои тетради {6}. Нужно очень спешить изданием.

Через неделю получишь "Цветы" {7}, Дашков задержал их до сих пор. Переписывался с Одессой {8} и ленился. Зато высидел большую и прекрасную статью {9}. Дела собственно мои идут вот как: в хозяйственном быту не нуждаемся и не боимся нуждаться; но свадебные издержки посадили меня в долг около пяти тысяч. Скорая присылка твоих стихов в три месяца избавит меня от оного и доставит тебе столько же на прожиток. Я ни копейки не брал еще с "Эды". Пускай копится. Ежели приедешь к нам, увидишь во мне хорошего твоего управителя. Сонинька кланяется тебе. Прощай, мой друг, обнимаю тебя. Нет места более писать.

Длв.

61. А. С. ПУШКИНУ

7 апреля 1826 г. Петербург

Милый Пушкин, посылаю тебе и Прасковье Александровне насилу расцветшие "Северные цветы". Желаю, чтоб они тебе показались. Я было выпросивши у тебя позволение напечатать отрывок об Овидии {1}, хотел поместить к нему картинку: да что делать с нашими скотами академиками? Ни один не мог сделать что-нибудь сносное. С досады наш Дельвиг бросился к Григоровичу, уговорил его написать статью о русских художниках и велел гравировать с пяти русских хороших картин {2}. Граверы сделали сколько могли, к будущему году жду от них еще большего. Пора им привыкнуть к альманачному вкусу! К будущему году надеюсь на тебя, как на каменную стену, надеюсь лично от тебя получить лучшие цветы для моего парника или теплицы. От Баратынского тоже. Деньги твои я взял, как хороший министр финансов, то есть назначил Плетневу источник уплаты: я купил у Баратынского "Эду" и его "Сочинения", и "Эда", продаваясь, в скором времени погасит совершенно мой долг. Живи, душа моя, надеждами дальными и высокими, трудись для просвещенных внуков; надежды же близкие, земные, оставь на старания друзей твоих и доброй матери твоей. Они очень исполнимы, но еще не теперь. Дождись коронации, тогда можно будет просить царя, тогда можно от него ждать для тебя новой жизни. Дай бог только, чтоб она полезна была для твоей поэзии. Прощай, обнимаю тебя.

7-го апреля.

Жена моя тебе кланяется и благодарит за поздравление. Еще прощай.

62. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

11 апреля 1826 г. Петербург

Любезнейший князь Петр Андреевич. Очень виноват перед вами; но более меня виноваты обстоятельства. Я ждал каждую неделю окончание моего альманаха и насилу дождался. Вы, я думаю, уже получили его. Очень благодарен за ваши прекрасные цветы и жалею, что не мог всех поместить, особливо "Коляску" {1}. Она уже была напечатана с маленьким пропуском; но после 14-го числа совершенно выкинута цензорами, и все за такую безделицу, какую вы никак не отгадаете, ежели бы я вам не сказал. Стих: _что я не подлежу аресту_ и _воздушные кесари_ испортили все дело. Что прикажете писать после этого? Но, говорят, мы скоро получим Цензурный кодекс {2}. Как бы он строг ни был, все мы будем подчинены закону положительному, а не капризу произвольному г-на цензора. Надеюсь, вы не оставите меня и на следующий год и подарите новыми вашими произведениями. Булгарин очень смешон, ему хочется показать, что он не совсем понял _Семь пятниц на неделе_ {3} и скрепя сердце хвалит их. Будьте здоровы, пишите более. Сколько бы вы ни написали, вас всё будут читать много.

Прощайте, любите вашего

Дельвига.

11 апреля

1826 года.

63. Г. С. и А. Н. КАРЕЛИНЫМ

14 апреля 1826 г. Петербург

Поздравляю вас, милые друзья наши, с новой гостьей мира и с праздником пасхи. Молю планеты, под влиянием которых родилась ваша Софья, об ее счастии. Зная вас, знаю, каково будет ее сердце. Простите. Любите

Дельвига.

64. П. А. ОСИНОВОЙ

7 июня 1826 г. Петербург

Милостивая государыня

Прасковья Александровна.

Спешу отправить вам два анкорка столового вина и анкорок французской водки. Красное стоит 80 рублей: оно вино чистое, но требует быть разлито, и пить его должно, когда оно немного постоит у вас в погребе. Белое хорошо без предисловий и стоит 70 р. Французской водки решился купить целый анкорок за ее хорошие достоинства и в уверенности, что она, сколько бы ни стояла, никогда не испортится. Цена 180 р., а за все 330 р., в остатке у меня 30 рублей. – Мне благодарить вас за память, а вас трудно забыть! У меня теперь одна молитва к моим Пенатам: нельзя ли заманить в нашу обитель Тригорскую гостеприимную хозяйку. Пушкина, вероятно, пустят на все четыре стороны, но надо сперва кончиться суду. Что за времена! Я рад моему счастию, рад подруге моей, которая научила меня прелестям тишины домашней, и ей, по всем вероятностям, обязан удовольствию покупать для вас вина и надеяться на свидание с вами. Простите, любезнейшая владычица гор, засвидетельствуйте мое почтение вашему милому семейству.

Не забывайте и любите вас истинно любящего и уважающего.

Барон Дельвиг.

7 июня

65. А. С. ПУШКИНУ

2-я половина июня 1826 года

Третьего дни получил от Муханова это письмо и по первой почте тебе посылаю его, милый Пушкин. Что ж ты не присылаешь "Цыган", мы бы издали их? Плетнев тебе кланяется, он живет теперь на Кушелевой даче, верст 7-мь от городу, и я довольно редко с ним видаюсь. Его здоровье очень плохо {1}. Теперь, кажется, начало поправляться, но до сих пор мы думали и его проводить к отцу Ломоносову. Баратынский другим образом плох, женился и замолчал, вообрази, даже не уведомляет о своей свадьбе {2}. Гнедичу лучше, он тоже живет на даче и тебе кланяется. В комнатах, в которых он живет, жил в последнее время Батюшков {3}. До сих пор видна его рука на окошках. Между прочим, на одном им написано: "Есть жизнь и за могилой!" {4}, а на другом: "Ombra adorata!" {"Возлюбленная тень" (ит.). – Ред.} {5}. Гнедич в восторге меланхолическом по целым часам смотрит на эти строки. – Вяземский у меня был в проезд свой в Ревель. Он сказал мне, что он уверил Василия Львовича, что: "Ах тетушка, ах Анна Львовна" написано мною {6}, и тем успокоил его родственную досаду. Мы очень смеялись над этим. Отец твой ничего об этом не говорил и не говорит. Тебе напрасно его оклеветали. Из "Онегина" я взял то, что ты мне позволил, только у меня и переписано было, проч. у Вяземского. Что ты не издаешь его? Ежели тебе понадобятся деньги гуртом, продай его мне и второе издание твоих поэм. Только цензура пропустит их, деньги ты получишь. От "Эды" деньги скоро накопятся. Отдам их Плетневу или кому велишь. Прощай, душа моя, будь здоров и вспоминай обо мне.

Весь твой Д.

66. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Конец июля – август 1826 г. Петербург

Любезнейший князь Петр Андреевич. Посылаю вам письмо от Александра {1}. Оно распечатано не мною – так получил. Как вы проводите время в Ревеле и скоро ли будете у нас? {2} Пишете ли вы стихи? Я уж засеял Цветы и понемногу они подрастают. Не оставьте меня и нынешний год, нынче я решился издать без помощи Оленина. Будьте здоровы, князь, кланяйтесь Пушкиным, любите вам преданного.

Барон Дельвиг.

3 августа 1826 г. Петербург

Милостивый государь Михаило Алексеевич {1}. Вы предупредили меня {2}, но я не совсем виноват. Уважая и любя вас за литературные труды ваши, я не знал ни вашего имени, ни места жительства. Позвольте поблагодарить вас за приятное товарищество – на поприще альманахов. "Урания" меня обрадовала одна в этот год, прочие соперники наши лучше бы сделали, если бы не родились. Вы мне давно знакомы и не по одним ученым, истинно критическим историческим трудам; но и как поэта я знаю и люблю вас, хотя, к сожалению, читал только один отрывок – перевод первой сцены трагедии: "Двадцать четвертое августа" {3}. Ежели вы не продолжаете переводить ее, искренно жалею. Мы теряем надежду читать эту трагедию в русском верном и прекрасном съемке. Позвольте мне начать приятнейшее с вами знакомство просьбою. Не подарите ли вы в собрание "Цветов" моих один или два ваших цветков {4}. Вы ими украсите мое издание и доставите мне приятный случай прибавить благодарность к почтению и любви к вам и ваш‹ем› у таланту, с которыми имею честь быть, милостивый государь, вашим покорным слугой.