Ольга Грейгъ - Женщина фюрера, или Как Ева Браун погубила Третий рейх
Известно, что Морис из-за событий ноября 1923 года также девять месяцев провел в тюрьме Ландсберга и стал водителем Гитлера через некоторое время после отсидки. В своих показаниях в 1948 году он сообщал: «В 1926 году я вступил в партию и СС. Причиной моего выхода из партии в конце 1927 года явилась моя помолвка (с Гели Раубаль), которая не устраивала Гитлера. Он просто перестал меня использовать, не объясняя причины. После того как я прожил свои сбережения, я подал на него в мюнхенский суд по разбору трудовых конфликтов, добиваясь выплаты причитающегося мне жалования. Суд обязал Гитлера уплатить. С этими деньгами в 1928 году я начал свое дело как часовщик. Тогда меня считали «вне закона» из-за того, что я посмел пожаловаться на Гитлера».
«Когда в декабре 1927 года он (Эмиль Морис. — Авт.) был помолвлен с Гели Раубаль, Гитлер потребовал от него либо немедленно расторгнуть помолвку, либо уйти с его службы. Поскольку Морис не согласился на первое, Гитлер уволил его и резко оборвал дружбу с ним», — писала в стенографических заметках Кристина Шредер. Любители «клубнички» увидели в этом увольнении лишь месть влюбленного дядюшки. Тогда как ответ кроется в широко (!) цитируемом письме Гели Раубаль к Эмилю Морису от 24 декабря 1927 года: «Одно мы должны твердо понять. Дядя Адольф требует, чтобы мы ждали два года… Подумай только, Эмиль, целых два года, когда мы лишь украдкой можем целоваться и всегда оставаться под присмотром д. А. (дяди Адольфа)». Но что свершится через два года? — всего-навсего наступит совершеннолетие Гели! И разве отцы в добропорядочных семьях немецких бюргеров поступали иначе?! Да, Адольф Гитлер ей не отец, но он, взяв на себя заботу о семье, отчасти заменил Гели отца. Судите сами хотя бы по этому письму (цитируется по книге А. Иоахимстале-ра, с. 246–247).
«Мой милый Эмиль!
Почтальон принес мне уже три твоих письма, но я никогда так не радовалась, как читая последнее из них. Наверное, причина в том, что мы в последние дни так много пережили. За эти два дня (с 22 декабря) я так страдала, как никогда прежде. Но так должно было случиться, и это оп
ределенно хорошо для нас обоих. Теперь у меня такое ощущение, что эти дни связали нас навсегда. Одно мы должны твердо понять. Дядя Адольф требует, чтобы мы ждали два года. Подумай только, Эмиль, целых два года, когда мы лишь украдкой можем целоваться и всегда оставаться под присмотром д. А. (дяди Адольфа). Ты должен работать, чтобы заработать нам на жизнь…кроме моей любви и безусловной верности Тебе… Я бесконечно люблю тебя!.Дядя Адольф требует, чтобы я училась дальше. Сейчас он ужасно ласков. Я хотела бы принести ему большую радость, только не знаю, как это сделать. Но дядя А. говорит, что наша любовь должна оставаться тайной… Думаю, я буду совершенно счастлива. Вечером мы увидимся у рождественской елки или, может, даже днем? Милый, милый Эмиль, я так счастлива, что могу остаться с Тобой. Мы будем видеться часто и часто наедине, это обещал мне дядя А., он — золото. Представь себе, если бы я теперь оказалась в Вене. Я бы долго не знала о тебе ничего. Мне так одиноко в Вене, хотя там моя мать. Ты был бы здесь, в Мюнхене. И я обязана этим главным образом фрау Гесс. Сначала я не хотела, чтобы она пришла ко мне. Но когда она пришла, то была так ласкова, она — единственный человек, верящий, что Ты действительно любишь меня, и поэтому я ее полюбила. Надеюсь, Ты получишь письмо уже сегодня вечером!
Тысяча поцелуев от Твоей Гели.
Я очень счастлива!»
Основной смысл послания таков: дядя (взявший на себя роль отца) требует, чтобы девушка не только ждала своего совершеннолетия, но и продолжала образование, тогда как мужчина, готовый на ней жениться, обязан трудиться для обеспечения будущего семьи. Также следует обратить внимание на то, что мать легкомысленной Гели находится далеко от дочери, а тут еще фрау Гесс, единственный человек, верящий, что Морис действительно любит племянницу Адольфа Гитлера, — человека, имеющего вес и стремящегося к вершине власти.
Дядя Адольф, пообещавший Гели игрушку — замужество с симпатичным ей человеком, простым парнем-шофером, еще несколько лет наблюдал за сменой капризных девичьих желаний, среди которых были и… желания новых помолвок. «Я оставляю за собой право находиться рядом и не спускать с нее глаз до тех пор, пока она не найдет себе мужа, отвечающего моим требованиям», — рационально и совсем по-отечески подметил Гитлер в разговоре с Генрихом Хоффманном. Кстати, дальнейшая судьба Эмиля Мориса вовсе не была трагичной из-за конфликта с Гитлером. Несмотря на судебные разбирательства, этот человек остался верен нацистским идеалам, он принимал участи в печально известной «ночи длинных ножей», сопровождал Гитлера в Бад-Висзее, в 1936 г. стал депутатом рейхстага, в 1937 г. — руководителем Общества профессиональных ремесленников в Баварии и президентом Торговой палаты Мюнхена, в 1939 г. — еще и оберфюрером СС. Риторический вопрос: разве мог так продвинуться по служебной лестнице человек, которого глава государства считал бы своим соперником в деле любви?! Эмиль Морис вскоре после размолвки с Адольфом Гитлером женился, завел детей и был вполне счастлив со своей супругой.
Да разве Эмиль был единственным в списках сердец, покоренных юной красавицей? Говорят, будучи помолвленной, Гели сама влюбилась в некоего человека, с которым познакомилась еще в Вене. Мать подтверждала, что Гели любила человека из Линца, музыканта, на 16 лет старше ее, и мечтала выйти за него замуж. Ходили слухи что он также желает во что бы то ни стало жениться на прелестнице. В чувствах к жизнерадостной девушке признавались доктор Пельцер — оперный тенор из Мюнхена, несколько других мужчин. «Теперь дядя, осознающий свое влияние на твою мать, старается с безграничным цинизмом использовать ее слабости. К несчастью, только когда ты будешь совершеннолетней, мы сможем ответить на этот шантаж…», — писал в письме Гели некий художник из Линца, очередной охотник, страждущий добраться до аппетитного тела племянницы влиятельного партийного деятеля. «Легкомысленная девица, пробующая свое искусство обольщения на каждом», — охарактеризовала девушку экономка Гитлера Анни Винтер, развенчивая гаденькие намеки ушлых и любопытствующих журналистов: «Он (Гитлер. — Авт.) к ней относился как отец. Он хотел, чтобы у нее все было хорошо. Гели была обычной легкомысленной девушкой, испытывающей чуть ли не на каждом мужчине свое обаяние. Гитлер просто хотел уберечь ее от дурного влияния» (цитируется по: Н. Ган. Ева Браун: жизнь, любовь, судьба. М., 2003, с. 18).
Избалованная девица получала практически все, что хотела: пикники, экскурсии, автомобильные прогулки, походы в театры, кино, в рестораны, на концерты. Они посещали все новые оперные и театральные постановки, и даже магазины. «Гели любила Гитлера, — подтверждает Анни Винтер. — Она неотступно следовала за ним. Несомненно, она очень хотела стать «госпожой Гитлер». Он был, конечно, выгодным женихом, но ведь она флиртовала с кем ни попадя. Гели была очень легкомысленной» (там же, с. 20). Даже бывший краткое время женихом Эмиль Морис впоследствии признавал, что его брак с Гели вряд ли был бы счастливым; «Она утащила бы меня вслед за собой в пропасть»… И о какой интимной интриге Гели с Адольфом Гитлером может идти речь, если он был категорически тверд в вопросах незыблемости и святости брака, а тем паче — зыбких вопросах кровосмешения. «Гитлер был душой нацистской партии, ее создателем, выразителем ее идеологии. Мужчины относились к нему с почтением, женщины — с обожанием. Он не мог рисковать скандалом, особенно в связи со своей племянницей. И все же Гитлер впервые в жизни был влюблен — ошеломляюще, неподобающе, страстно влюблен», — утверждает автор книги «Загубленная жизнь Евы Браун» Анжела Ламберт, и мы можем даже согласиться с автором. — «Чувства Гели угадать сложнее. Она гордилась своей властью над ним, но сопротивлялась его попыткам ограничить ее свободу. Гитлер столкнулся с личностью, которую не в состоянии был подчинить себе — ни приказами, ни подарками, ни даже засовами на дверях. Вопреки собственной воле он был заворожен «маленькой дикаркой», и ее сопротивление приводило его в ярость… По выходным, если он не был занят делами партии и не произносил публичных речей, они обычно оправлялись в Оберзальцберг, хотя присутствие ее матери исключало любого рода интимные отношения, так как в то время Хаус Вахенфельд еще был маленьким домиком. Могла ли Ангела Раубаль оставаться в неведении относительно страсти Гитлера к ее дочери?..» (М., 2008, с. 138, 139)
