Злой рок. Политика катастроф - Фергюсон Ниал (Нил)

В США все обстояло примерно так же, как в Великобритании, но менее сурово, – или, наверное, лучше сказать, что речь в данном случае идет о северо-восточных штатах, поскольку остальная Америка пошла по другому пути. В середине июля совокупная избыточная смертность в США составила 149 200 случаев, что на 23 % превышало средний уровень за последние годы. Эти показатели более-менее совпадали со шведскими[1276]. По отношению к численности населения избыточная смертность в США находилась между показателями Швеции и Австрии[1277]. А в сопоставлении с четырьмя последними годами в апреле и мае 2020 года участились случаи, когда причиной смерти указывали пневмонию, грипп или COVID-19[1278]. СМИ сравнивали коронавирусную инфекцию с сезонным гриппом, но это было совершенно неверно: за неделю, которая закончилась 21 апреля, число смертей от COVID-19 превышало число жертв гриппа (в пиковые недели семи предыдущих сезонных эпидемий) минимум в десять раз, а максимум – в сорок четыре раза[1279]. В дни своего апогея COVID-19 был в Америке главной причиной смерти[1280]. И все же избыточную смертность регистрировали не во всех штатах. И не все ее случаи относили на счет COVID-19[1281]. Как и в Европе, глобальная пандемия при ближайшем рассмотрении сконцентрировалась в нескольких регионах. В Италии таким оказался Бергамо и его окрестности[1282]. В Испании избыточную смертность фиксировали в таких автономных сообществах, как Арагон, Валенсия, Кастилия-Ла-Манча, Кастилия-Леон, Каталония, Ла-Риоха, Мадрид, Наварра, Страна Басков, Эстремадура, – но ее не было в Андалусии, Астурии, на Балеарских островах, в Галисии, на Канарских островах, в Кантабрии, Мурсии и в автономном городе Сеуте[1283]. Во Франции сильнее всего пострадали Иль-де-Франс и северо-восточные регионы. В США треть смертей от COVID-19 пришлась на штаты Нью-Йорк и Нью-Джерси[1284]. В самом Нью-Йорке избыточная смертность была исключительно высокой. С 11 марта по 13 апреля 2020 года умерло примерно в 3,6 раза больше людей, чем можно было бы ожидать на основании средних показателей за тот же период в 2013–2017 годах. С Нью-Йорком связано чуть менее 17 % всей избыточной смертности до середины июля; примерно такая же доля наблюдалась в Лондоне по отношению ко всей Великобритании (15 %)[1285]. Подобная концентрация была и в Калифорнии: 15 % всех случаев заражения и 56 % смертей пришлись на Лос-Анджелес[1286].

В США пандемия COVID-19 разразилась на неделе, закончившейся 28 марта, достигла апогея на неделе, закончившейся 11 апреля (когда избыточная смертность превысила норму на 36–41 %), и, казалось, почти завершилась на неделе, закончившейся 25 июня (5–9 % сверх нормы). Однако в США, в отличие от Соединенного Королевства и Европы, избыточная смертность не вернулась окончательно к обычному уровню. От низких показателей в конце июня (7-11 % сверх нормы) она снова поднялась до 20–25 % выше обычного уровня в конце июля, а потом снизилась, но не настолько, насколько этого ожидали[1287].

Можно было понять нетерпение многих американских граждан, особенно сторонников республиканцев из преимущественно «красных» штатов, где COVID-19 проявился не так сильно. Даже если бы у них были лучшие источники информации из возможных, все равно царила бы неопределенность. Сколько людей заразилось вирусом? Ранние оценки варьировались очень широко. В одиннадцати работах, опубликованных разными авторами, высказывались предположения, что число бессимптомных носителей может составлять от 18 до 86 % всех зараженных. На основе серологических исследований, которые, безусловно, разнились по точности, доля инфицированных в европейских странах оценивалась от 0,33 % в Австрии до 5 % в Испании; при этом в бостонском приюте для бездомных она составляла 36 %, а в одной из тюрем Огайо – 73 %[1288]. В Нью-Йорке в начале июля тест оказался положительным у 26 % людей; в Короне, одном из районов Квинс, – 68 %[1289]. Оценки коэффициента летальности при заражении – неимоверно важного показателя – давали примерно такой же разброс. В одном докладе, опубликованном в Калифорнии, сообщалось, что он лежит в диапазоне от 0,12 до 2 %[1290]. В Европе были иные цифры: от 0,05 % (Исландия) до 1,18 % (Испания)[1291]. Встречались и все промежуточные варианты. В британском исследовании, опубликованном в августе, приводились оценки в 0,3 % и 0,49 %[1292]. Диапазон, указанный в обзорах, оказывался неудобно широким: от 0,02 до 0,78 %[1293]. К середине 2020 года ученые в какой-то мере сошлись на величине от 0,53 до 0,82 %[1294]. Но стало очевидно, что для коэффициента летальности при заражении характерны огромные вариации, которые зависят от возрастной группы: у людей старше 65 лет риск был в десять раз выше нормы, гораздо большей опасности подвергались и работники здравоохранения (поскольку тяжесть заболевания коррелирует со степенью вирусной нагрузки, а та, как правило, соотносится с тем, насколько тот или иной человек рискует подвергнуться заболеванию)[1295]. Даже если бы американцы не оказались под лавиной фейковых новостей о «пландемии» COVID-19, их все равно можно было простить и за то, что локдауны показались им перегибом, и за веру в то, что к 4 июля – если не ко Дню поминовения (25 марта) – все вернется на круги своя.

Бестолковое открытие

Так неужели локдауны были ошибкой? В апреле некоторые пытались утверждать, что именно карантин сыграл ключевую роль и позволил сдержать распространение заразы[1296]. Но стоило изучить вопрос более пристально, и эта корреляция развеялась как дым[1297]. Исследователи из Школы государственного управления имени Блаватника при Оксфордском университете показали, что никакой связи между суровостью правительственных мер и степенью сдерживания болезни на самом деле не было[1298]. «В Германии ограничения были мягче итальянских, – заметил в мае один комментатор, – а с вирусом немцы справились гораздо лучше». На Тайване, где никто не принимал строгих мер, заражений почти не было. А вот там, где их принимали, наблюдалась статистически значимая корреляция с другим показателем – степенью падения экономики[1299]. Все больше исследователей предлагали альтернативный взгляд. Сдерживание болезни зависело от социального дистанцирования во всех его формах[1300]. Делать его обязательным не требовалось – хотя, как правило, тогда оно оказывалось более эффективным. При надлежащем соблюдении социальной дистанции в локдаунах отпала бы необходимость – достаточно было бы закрыть школы и запретить массовые мероприятия. Казалось, именно этот урок выучили в Сингапуре[1301] и даже в Китае[1302]. В самом крупном на сегодняшний день исследовании государственных мер высказывалось предположение, что обязательное социальное дистанцирование[1303] является гораздо более эффективной политикой, чем закрытие предприятий и удаленная работа для всех – включая тех, кто явно не может ее себе позволить[1304]. Следовало бы шире принять и меры, направленные на изоляцию пожилых людей и других уязвимых групп населения[1305]. Впрочем, эффективнее всего были те шаги, благодаря которым удавалось изолировать суперраспространителей и предотвращать случаи массового заражения, так называемые «события-суперраспространители». А локдауны были слишком неизбирательным откликом на вирус с таким низким коэффициентом дисперсии, как у SARS-CoV-2[1306].

С середины или с последних дней апреля такие страны, как Австрия, Дания, Германия, Норвегия и Швейцария, начали постепенно открывать магазины и школы, а затем – кафе и рестораны[1307]. К середине июня данные о трафике позволили предположить, что транспортное движение нормализовалось в Берлине, Женеве, Милане, Париже и Стокгольме (в котором никто и не устраивал локдаунов)[1308]. К лету Германия жила почти нормальной жизнью[1309]. В Испании и в ряде восточноевропейских стран наблюдались значительные скачки в количестве инфицированных, но в целом к завершению летних каникул в Европе снятие ограничений проходило весьма неплохо. Число случаев отражало количество положительных тестов, но не заболеваний, а кроме того, не было никаких признаков избыточной смертности. А вот когда избыточная смертность прекратилась в Великобритании, там никакого возвращения к норме не произошло. Мобильность оставалась необычайно низкой, составляя в конце июля примерно 25 % от своего уровня до пандемии. Казалось, что ни правительство, ни простые люди и не намерены возвращаться хоть к какому-то подобию обычной занятости[1310]. В сентябре пришлось снова ограничивать массовые мероприятия.