Яков Гордин - Кавказская Атлантида. 300 лет войны
Кавказская война была сложнейшим явлением, многообразно воздействовавшим на общественное сознание России. Через Кавказскую войну прошли сотни тысяч русских людей. Влияние Кавказа на русскую культуру в самом широком смысле еще не исследовано и не осознано.
Не обдуман и не осознан и тот урок безнаказанной бесчеловечности, который получила Россия на Западном Кавказе.
И еще одно: Российская империя лишила себя возможности обогатиться не просто лишними землями, но инкорпорировать своеобразную и мощную культуру, которая, сближаясь с русской культурой, обогатила бы ее представления о взаимоотношениях человека с миром, человека с человеком.Приложение. М. Я. Ольшевский [197] Военные действия на Западном Кавказе с 1861 по 1863 год
Отсрочка на один месяц, данная 18 сентября 1861 года лично нашим великодушным и добросердечным государем императором, старшинам абадзехов, шапсугов, убыхов и других горских народов Западного Кавказа, не повлекла ни к каким для них благоприятным последствиям.
Нельзя было ожидать, чтобы после ответа нашего царя на дерзкие и нелепые предложения старшин нашего неприятеля вся масса населения могла изъявить согласие поселиться на указываемых им местах. Такие условия заставили бы призадуматься и более благоустроенные общества, нежели горские племена Западного Кавказа, между которыми не существовало единства мысли, а каждый глава семейства действовал по своему убеждению и внушению.
Променять свои заветные, дышащие здоровьем, свободой, независимостью горы и леса на зловредные равнины Черноморья и болотные низменности Большой Лабы не значит ли отдать себя на жертву лихорадок? И действительно, если страшно болели живущие там казаки, как родившиеся среди миазм, или переселившиеся туда со степного пространства, то каким образом могли перенести эту миазму жители гор, дышавшие всегда свежим, здоровым воздухом?
К тому же каждый абадзех, шапсуг, убых понимал, что, с переселением в Черноморию и на Лабу, он будет лишен той независимости и свободы, которой пользовался в труднодоступных для нас горах и лесах. Каждый горец хорошо понимал, что, будучи окружен нашими укреплениями, станицами и войсками, он лишается возможности действовать произвольно и что, находясь под постоянным надзором, каждое неблагонамеренное его действие будет замечено и подвергнет его ответственности.
Большинство дальних абадзехов и шапсугов не хотело слышать и о переселении в Турцию. К этому большинству принадлежали беззаботная молодежь и «байгуши», то есть люди, не имеющие, как говорится, ни кола, ни двора.
– Мы будем драться и все умрем, но не покинем наших лесов и гор, – кричали они, подстрекаемые убыхами.
– Пусть только падишах пришлет нам обещанную помощь, то мы освободим вас от ненавистных гяуров, – вторили им убыхи. – Нам нечего бояться русских, нас защищают от них горы, – добавляли они с надменною гордостью, столь свойственной легковерному молодому горцу.
Однако благоразумные не только абадзехи и шапсуги, но убыхи видели настоящее свое печальное положение и понимали, что то время, когда они должны будут покинуть свои заветные горы и леса, приближается. Некоторые из них втайне приготовлялись к переселению, разумеется, не в наши пределы, а в Турцию; делали же это не явно, потому что боялись укора не только со стороны других, но даже от своих родичей.
Лихорадочная деятельность была заметна между теми абадзехами, темиргоями, махошами и егерукаями, которые жили между Фарсом и Белой. Их беспокоил не столько абадзехский отряд, по-прежнему расположенный на том месте, где осчастливил своим трехдневным пребыванием государь император, сколько просека, прокладываемая войсками этого отряда, вниз по Фарсу на станицы Нижнефарскую и Кужорскую. Жители этих мест видели и понимали, что с проложением сообщения через недоступный и заветный лес, имеющий более двадцати верст протяжения, они должны будут безусловно покориться или немедленно переселиться в Турцию и уйти в горы. На первое они не согласились, а поспешили удалиться в горы и частью переселились в Турцию.
Здесь, кстати, упомяну, что проложение просеки абадзехским отрядом не нарушало перемирия с нашим неприятелем, потому что войска этого отряда не переходили Фарс; по правую же сторону этой реки мы могли действовать по своему усмотрению и заниматься прорубкой просек, проложением дорог и устройством станиц.
С наступлением ноября открылись наступательные военные действия с двух сторон.
Отряд, выступивший из Майкопа под начальством командира Кубанского пехотного полка, полковника Горшкова, в составе шести батальонов с пропорциональным числом артиллерии и кавалерии, двинулся вверх по Белой. На обязанности этого отряда лежало: а) в 14 верстах от Майкопа выстроить станицу Егерукаевскую; b) прорубить просеки через леса, растущие на так называемой Семиколенной горе, что между строящейся станицей и Фюнфтом, а также между урочищами Большим и Малым Кожохом, что поблизости Каменного моста на Белой; с) проложить колесное сообщение на пространстве между станицею Егерукаевскою и Каменным мостом, и d) устроить укрепленный складочный пункт у впадения Фюнфта в Белую.
Абадзехскому отряду, оставленному мною в конце октября {8} и состоящему под начальством знакомого уже нам генерала Тихоцкого, предстояло исполнить следующее: а) построить станицу Царскую на левом берегу Фарса напротив лагеря, осчастливленного пребыванием нашего царя, и поэтому названную Царской; b) построить станицу Севастопольскую в верховьях Фюнфта на половинном расстоянии между Фарсом и Белой; и с) проложить колесное сообщение на двадцативерстном гористом и перерезанном крутыми оврагами пространстве, лежащем между Фарсом и устьем Фюнфта в Белую, где вместо складочного укрепленного поста должна быть построена станица Абадзехская.
Исполнение этих предприятий, возложенных на оба эти вышеупомянутые отряды, по сложности своей не было вполне удовлетворительно, как по времени года, так и по короткому сроку, назначенному для этого. Граф Евдокимов желал, чтобы все это было окончено к марту. Он полагал, что одновременно с проложением просек можно также удобно строить станицы и проводить дороги. Но на деле вышло не так.
Не одному графу Евдокимову, а всем воевавшим в Чечне, начиная со времен генерала Фрейтага, было известно, что зима считалась самым удобным временем для проложения просек в лесу и, чем сильнее была стужа, тем скорее и шла эта работа, в особенности если отряд располагался внутри того леса, который предназначался к рубке; тогда он истреблялся с неимоверной быстротой на огромных и во множестве раскладываемых кострах. Работы же по проложению дорог на большом расстоянии и по устройству на протяжении нескольких верст земляных валов, вокруг вновь устраиваемых станиц, не могли с успехом производиться на земле, не только крепко замерзшей, но и покрытой глубоким снегом. А зима в декабре 1861 и январе 1862 года, как бы наперекор предположениям графа Евдокимова, была суровая и изобильная снегом. Притом прочному проложению дорог препятствовало бесчисленное множество ручьев и источников, в зимнее время или иссякнувших, или невидимых.
Поэтому на самом деле случилось то, что дорога по Фюнфту, а также переезды через Семиколенную гору и урочище Кожох оказались вовсе негодными, и их нужно было снова переделать. Между тем, от тяжелых земляных работ и некоторых других неудобств в сильной степени развилась болезненность между нижними чинами. К тому же к больным прибавилось более 200 человек с отмороженными членами, во время стужи и метели, застигшей отряд под личным предводительством графа Евдокимова, при обратном следовании от Белой к станице Царской, так что к марту месяцу все госпитали и лазареты были переполнены больными.
Несмотря на это, граф Евдокимов продолжал упорно приводить в исполнение свои предположения по заселению края. С раннею весною, а именно в марте, не только заселены жителями огороженные станицы: Царская, Севастопольская, Абадзехская и Егерукаевская, но приступлено к устройству и заселению новых станиц: Баговской, Баракаевской, Хамкетинской, Махошевской и Псефирской между Фарсом и Лабою, а также Ханской и Белореченской по Белой.
Каждая из этих станиц должна была вмещать от 150 до 250 и даже 300 семейств; и так как кроме широких улиц, огромных площадей, сенников поселяне наделялись большими усадьбами, то через это станичные юрты становились слишком велики. Такое широкое расположение станиц и наделение усадебною собственностью жителей было весьма удобно, если бы эти поселения воздвигались в мирном крае и если бы не нужно было принимать никаких охранительных мер против неприятеля. Но так как в то же время каждая из станиц обносилась по преимуществу земляным валом, то такое широкое расположение, противореча военному положению края, значительно увеличивало личный труд войск и расстраивало их в материальном отношении.