Яков Гордин - Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 2. Тем, кто на том берегу реки
Годы в крепости доказали: произошло нечто из ряда вон выходящее – чужая, базаровская, жизнь стала для Писарева своей.
Борьба Писарева в повести С. Лурье – это борьба не столько с враждебными силами мира, сколько с собой. Финал повести – обрыв перед решающим периодом – объясняется тем, что победа уже одержана, далее – другой сюжет, другая борьба, реализация своего успеха вовне.
Проблема самосоздания личности под мощным напором эпохи, естественно, возникает у самых разных писателей. И исследовать эту проблему на материале историческом весьма сподручно, ибо, как уже говорилось, историческая проза дает возможность ретроспективного эксперимента, в котором смешаны прошлое и настоящее знание.
И в этом плане повесть Самуила Лурье непосредственно связана с романом Юрия Давыдова «На скаковом поле, около бойни…» Дело тут не только в том, что их роднит напряженное внимание к идеологизированному быту и стремление построить достовернейшую из возможных психологическую модель эпохи, но и в том, что Ю. Давыдов исследует с той или иной степенью полноты почти всю проблематику, подвластную исторической прозе, и не пересечься с ним просто невозможно.
Дмитрий Лизогуб и Дмитрий Писарев схожи по многим аспектам. Но главное – это волевое переключение из одного типа существования в другой. Разработка психологического механизма этого переключения необходима для понимания прежде всего истории русского освободительного движения – от Радищева до Толстого. Как благополучный и стоящий на прочном традиционном пути человек выходит в принципиально иной пласт деятельности – вот что является предметом первоочередного рассмотрения. При этом качественном изменении высвобождается энергия огромной разрушительной силы, направленной как на внешний мир, так и на саму личность персонажа.
Но взаимоотношения личности и эпохи могут носить и совершенно иной характер.
Валерий Полуйко, автор романа «Лето 7071»[125], очень точно – для своего замысла – выбрал момент царствования Ивана Грозного: 1562–1563 годы. Это время наивысшего военного успеха России – взятие Полоцка. И это время, когда упоенный успехом царь начал расправу с оппозицией. Недаром вторая часть романа называется «Навстречу Лихолетью».
В. Полуйко старается определить те процессы, которые привели к опричному террору, разгрому Новгорода, тяжелому поражению в Ливонской войне, жестокому разорению страны. Он рассматривает ситуацию с точки зрения разных слоев и группировок. «Лето 7071» относится к типу романов без центра. Это одна широчайшая периферия, которая тянется к некой точке только в идеологическом, но не сюжетном смысле. Иван Грозный не есть главный герой романа. Истинный герой романа – ситуация. Что же касается центральной идеологической точки, центральной задачи романа, то она заключается именно в исследовании соотношения эпохи и перестройки личности.
От сцены в думе – первая в романе встреча царя с боярами – до страшного пира после взятия Полоцка, в конце романа, идет стремительная смена лиц и сцен. Историческая ситуация создает грозного царя.
Перед молодым еще царем Иваном много вариантов, хотя как человеческий тип он уже сложился. Эти варианты жизненного поведения представлены конкретными людьми: напряженно злобный, постоянно ожидающий удара, унижения Федька Басманов, величественно гордый в своей непогрешимости князь Мстиславский, мятущийся от предчувствия бедствий Курбский, чудовищный в своей жестокости к себе и другим Малюта Скуратов. И многие другие.
Встречаясь и расходясь с людьми, всматриваясь в них и понимая их своим пронзительным злым умом, Иван берет от них худшее.
Воздух вокруг напоен жестокостью: спокойно и обстоятельно В. Полуйко рассказывает о кулачном бое между Рышкой и Фролкой, двумя силачами, которые беззлобно убивали друг друга, и о толпе, заставляющей их друг друга убивать. Воздух царствования Ивана напоен равнодушием к своей и чужой жизни. Но Иван уловил в воздухе эпохи только равнодушие к чужой.
Это нагнетение равнодушной жестокости быта идет у В. Полуйко размеренно и непрестанно. Сцене кулачного боя предшествует сцена наказания провинившихся ратников. Причем палач Махоня – брат мясника Рышки, убившего своего партнера по кулачной забаве.
«По всей Руси знали Махоню: он сек и новгородских, и тверских, и псковских, и рязанских, сек в Казанском походе, сек в Астраханском, сек в Ливонском, теперь сечет в Литовском. Махоня был добр, покладист…»
Это патриархальное, добродушное палачество входило обязательным элементом в быт государства, но для эпохи Ивана IV оно уже не годилось. Из него вырастало иное явление. Иван, как опытный селекционер, производил отбор, выращивал новую породу. В предбаннике, в котором Махоня не спеша делает свое дело, искренне сочувствуя наказываемым, появляется зловещий персонаж – знак наступления новых времен. Сотский Малюта Скуратов, звероподобное существо: он может выдержать любые побои, но когда сам берет в руки розгу, то оказывается куда страшнее профессионала Махони. Малюта, как и царь, впитывает только злые токи времени. Ненависть – его идеология.
Он еще маленький и бесконечно удаленный от царя человек. Но они должны сойтись и сходятся. Малюта важен не сам по себе – это поднимается новый слой, та группировка, опираясь на которую Грозный начнет разорять страну.
Малюта написан В. Полуйко убедительно и неожиданно. Это не просто злодей по инстинкту – у него есть своя система ценностей.
Линия появления этого нового типа людей, которых вызвало к жизни правление Грозного, четко завершается в последних главах романа историей Петра Хворостинина, мечтающего ехать учиться в чужие края. Царь велит братьям Петра решить его судьбу. И старшие братья отправляют младшего в тюрьму…
Роман густо населен, в нем немало ярких персонажей. Но достоинство романа не в индивидуальном психологизме – внутренний облик основных героев достаточно прост и прямолинеен. Достоинство романа и не в исследовании идеологии эпохи – она была, очевидно, сложнее и разветвленнее, чем представляют себе действующие лица. Но общественный быт эпохи написан В. Полуйко настолько значимо и осмысленно, что становятся понятны пружины наступления «того мрачного, жуткого времени, которое, как обложная гроза, заходило над Русью».
Сама фактура общественного быта в исторической прозе имеет первостепенное значение. Что прежде всего поражает нас в исторических главах «Мастера и Маргариты»? Не диалоги Иешуа и Пилата, несущие открытый смысл, а смысловая насыщенность описания жизненного процесса, смысловая значимость каждой детали – внешности, персонажей, одежды, походки и т. д.
Этот важнейший для исторической прозы принцип говорящего быта прекрасно использован Сергеем Львовым в романе о Кампанелле[126]. Действие начинается в жарком дремотном воздухе глухого итальянского селения, где жизнь течет медленно, где смысл жизни в самом процессе этого дремотного существования, до определенного момента. Эта жизнь, подробно и узнаваемо выписанная автором, резко контрастный фон к стремительному созреванию Кампанеллы-мыслителя, Кампанеллы-заговорщика. Роман развивается двумя пластами: первый – то, что говорит автор, второй – то, что видит и чувствует герой. С. Львов дает широкую и крупную картину исторического мира, в котором Италия занимает не так уж много места. Реформация и контрреформация, Тридентский собор, войны с турками… Кампанелла видит жизнь вокруг себя конкретно и ясно. И еще один компонент – мысль героя, которая объединяет эти два пласта. С. Львову нужна такая структура для решения вполне определенной, им же сформулированной задачи:
«…Геометрия определяет положение тела в пространстве тремя точками. География определяет местоположение координатами долготы и широты… Но как определить положение Кампанеллы в пространстве историческом?»
И дело тут не только в Кампанелле. С. Львов, начиная еще с замечательной по лаконичности и глубине повести «Жизнь и смерть Петра Рамуса»[127] и затем в книгах о Брейгеле и Дюрере, искал методику определения местоположения героя в историческом пространстве. Определить точное соотношение главных процессов эпохи и движения судьбы персонажей представляется С. Львову – и с полным основанием – задачей необходимой.
Решением этой задачи так или иначе занимается любой серьезный исторический писатель; поиски этого решения – подоснова любого серьезного произведения на историческую тему. Но делается это с разной степенью подготовленности и осознанности. С. Львов подходит к задаче с профессиональной целеустремленностью, во всеоружии знания.
