Постижение смысла - Мартин Хайдеггер
Тогда и метафизика Лейбница тоже остается лишенной основы, она не отваживается отправиться в без-дно-основу истины пра-бытия.
128. Кант и метафизика
Только посредством «критического» доказательства невозможности «спекулятивной» метафизики «метафизика» как череда тем суще-бытующего в целом только и прикрепляется окончательно к смыслу изначальной и платоновской суще-бытности.
Ближайшее следствие выказывает себя как «метафизика» немецкого идеализма, который соединяет и то, и другое особенно в безусловности абсолютного спекулятивного познания и абсолютной действительности и посредством этого передает 19 веку непревзойденное богатство метафизических аспектов; при этом безразлично, воспринимаются они «идеалистически» или «позитивистски». Метафизика как череда развивающихся тем (Fuge) остается и становится в своем оставании-пребывании и в своем приоритете тем более неузнаваемой, чем более спорными и плоскими являются принципиальные позиции, занимаемые по отношению к «метафизике», чем более дико и необузданно утверждают себя в своей значимости «мировоззрения».
129. Последний подъем метафизики
есть история безусловного доминирования махинативности (ср. 8. К постижению; и размышления XIII, в особенности 41[128]). Существенное предвосхищение этого последнего подъема осуществляет мышление Ницше, хотя оно как раз и не может пониматься как завершение метафизики.
Преодоление махинативности не позволяет осуществлять себя непосредственно, посредством какой-либо формы разрушения или даже только через посредство «опровержения» метафизики. Все непосредственное отрицание ведет в Ничто, тем более, что также вовсе не понятно, откуда и посредством чего оно могло бы осуществиться.
Преодоление махинативности может осуществляться только опосредованно – в той мере, в которой оно может позволить обеспечить метафизике в ее завершении новое начало вопрошания, соответствующего истории пра-бытия. Такое допущение-позволение требует от мышления, сообразного истории пра-бытия, своей собственной позиционной стратегии, которая должна быть жестче, последовательнее и долгосрочнее, чем тот «налет-атака», который тотчас же в соответствии с существом дела позволяет обернуться тюремной зависимостью от того, что атаковалось.
Уже познание завершения метафизики как истории безусловного доминирования махинативности возможна, только исходя из другого начала. Преодоление здесь есть по существу преобразование мышления, переход от представляющего проекта-наброска к ходу делающего ставку на себя и бросающего себя как жребий.
130. Конец метафизики
Случайно ли то, что во времена безусловного забвения бытия «онтология» претерпевает разве что только школярско-ученое и историческое (historische) обновление? А ведь это создает иллюзию, как будто там все же ставится вопрос о «бытии» – так, что бытийный вопрос, сообразный истории пра-бытия, приходит слишком поздно и не может претендовать ни на какую изначальность. Конечно – «онтология» повсюду есть только лишь распространение видимости постановки бытийного вопроса, сообразного истории пра-бытия, и эта видимость имеет свою собственную историческую (geschichtliche) задачу; она объединяет все то, у чего отсутствует всякое предусловие вопрошания бытийного вопроса, сообразного истории пра-бытия; то, что все это считало сущностью, остается максимально далеким от вопрошания, соответствующего истории пра-бытия.
«Онтология», поэтому имеет роль, сводящуюся к тому, чтобы вопрос об истине пра-бытия держать в подобающей ему недоступности для метафизики; это – защита, обеспеченная метафизикой – против ее воли и намерения – мышлению, сообразному истории пра-бытия, защита от обезображивания непониманием.
То же самое действие оказывает – только на противоположный лад – приоритет «мировоззрений». Они распространены целиком и полностью в суще-бытующем – и распространены вместе с ним как «действительным» – «близким к жизни» в качестве рассчитывающих-расчетливых форм или, иначе, чудовищных бесформиц метафизики. Как таковые, они апеллируют на «действительное» в отношениях, коллизиях и обстоятельствах, ссылаются на «характер» и «инстинкт», проявляющихся в человеческих жизненных позициях. Они сопротивляются всем и всяческим онтологиям как «всего лишь» сообразному разуму, пустому понятийному решению, построенному на расчете, но все же только создают видимость того, что привносят толкование суще-бытующего и установление масштабов-мерил. То, что еще остается из стоящего под вопросом, ограничивается более или менее заботливым и образованным сооружением и оснащением учебных конструкций и систем веры, который сами по себе неприкосновенны. «Онтология» и «мировоззрение» имеют поэтому – если смотреть на них с точки зрения обеспечения застывания метафизики в прочности, которым они занимаются, и, то есть, с точки зрения растрясания-рассеивания вопроса о бытии как вопроса, соответствующего истории пра-бытия – существенное историческое (geschichtliche) значение.
131. Метафизика и «мировоззрение»
«Мировоззрение» есть ответвление метафизики; а именно она становится возможна только там, где метафизика приходит в состояние своего завершения. «Мировоззрение» есть свойственная современности форма уродования метафизики, ее масштаб-мерило – публичность, в которой Всякий находит доступным Все и на основе такой доступности заявляет некое притязание; этому не препятствует то, что «мировоззрения» тогда становятся прямо-таки очень «персональными» и скроенными на «индивидуальный» лад; эти индивиды чувствуют себя сторонними Всякими, подобными кому угодно, людьми, которые опираются сами на себя, отстаивая свою картину мира, мир пред-ставляют как картину и как своего родаспособ ориентации-самооправдания, позволяющий определить свое место в жизни (характер) (например, Хьюстон Стюарт Чемберлен).
Для «мировоззрения» существенно:
1. приоритет суще-бытующего (действительного) (забвение бытия)
2. отвлеченность от «целей», которые должны быть воплощены в действительность;
3. устройство путей и обпеспечение средств для такого воплощения в действительность;
4. Все это – в заранее желавшейся публичной понятности для всех;
5. сообразно этому, мыслится и рассчитывается исторически (historisch), но безальтернативно, не допуская выбора, и, то есть, сплошь и рядом неисторично.
Мировоззрение есть завершение укрепления в постоянстве засилья безусловного отсутствия постижения смысла в эпоху завершенной бессмысленности. О сущности понятия «мировоззрение» и его связи с современной метафизикой сравни доклад 1938 года «Обоснование современной картины мира посредством метафизики»[129].
«Мировоззрение» движется в русле, по которому следуют, словно темы в фуге, темы метафизики: оно знает «Идеи» и способствует их развитию и занимается из воплощению в действительность в «существовании» («Existenz»); идеи становятся у него «ценностями», и от «существования» (то есть здесь от наличествующего человека как субъекта «переживания») требуется занятие принципиальной позиции и оценка. «Мировоззрения» перерабатывают – как они как раз и предлагают себе делать – «понятия» и «положения» метафизики, не ведая его первоистока и ее границ. «Мировоззрения» мыслят «природно-естественно», они имеют свои масштабы-мерила в «жизненной практике»; оттуда же проистекает и их склонность к «биологии».
132. «Мистика»
Вся и всяческая мистика есть граница, которая установлена самой метафизикой – еще для себя или против себя.
«Мистика» – только «в пределах», «внутри» метафизики, то есть в округе-окружнии ее сущностной сферы; отсюда часто склонность предпосылать началу западного мышления «период» «мистики», в который уже познается все, что впоследствии метафизика только возвышает-возводит в понятие (λόγοϛ). Если посмотреть не дело верно, мистику проектируют-набрасывают, уже идя от метафизики и в
