Александр Бондаренко - Загадочные страницы русской истории
Вообще получалось, хотя это далеко не всегда было определено официально, что все награды примерно соответствовали определенным чинам и должностям. Например, в Петровской Табели о рангах кавалеры первого российского ордена приравнивались к III классу, то есть к генерал-лейтенанту. Впрочем, тут зависимость была скорее обратная: высшую награду империи никогда бы не дали личности малозначительной. Тот же Суворов получил св. Андрея Первозванного в 1787 году в чине генерал-аншефа — это был чин II класса. Через два года после этого Суворов был удостоен ордена св. Георгия I степени, стоявшего вне общей системы, а в 1799-м, перед отъездом в Италию, — недавно учрежденного ордена св. Иоанна Иерусалимского большого креста, то есть Командорский, который во времена Павла I считался чуть ли не более высокой наградой, нежели орден Святого Андрея Первозванного.
Более низких орденов Александр Васильевич, разумеется, не получал — точно так же, как никого не награждали и вторыми таким же орденом.
Так неужели, спрашивается, прославленный полководец в самую пору своего расцвета имел от Екатерины II и Павла I минимум наград, так «вычерпал» все их раньше? Да нет, при налаженной системе вопрос поощрений был вполне решаем даже для такого человека. Не перечисляя годов, скажем, что он был возведен в графское достоинство, затем награжден золотой шпагой с алмазами и надписью «Победителю визиря»…
Кстати, так называемое золотое оружие — награда, приравненная к ордену, вследствие чего офицеры носили на мундире миниатюрное изображение клинка — также давалась только один раз. Офицер получал золотую шпагу или саблю (в зависимости от принадлежности к виду войск) с надписью «За храбрость», а генерал — золотую шпагу, украшенную алмазами. Но тут могли быть варианты. Поэтому Суворов, получивший шпагу с алмазами в 1775 году, в 1789 году получил шпагу с надписью, то есть другую награду. Так же, кстати, и генерал Милорадович в 1809 году был награжден шпагой с надписью «За спасение Бухареста».
Затем Суворов был удостоен почетного звания подполковника Преображенского полка, в его честь была выбита медаль, а Сенат составил ему похвальную грамоту. После того последовали производство в генерал-фельдмаршалы, возведение в княжеское достоинство, и, наконец, он стал генералиссимусом всех российских войск. Это не считая разного рода материальных поощрений. В общем, обижен Суворов не был, хотя награды не повторялись.
Ну а другие офицеры, не столь знаменитые, получали награждения под Новый год и на Пасху — это, конечно, в мирное время. Служит офицер хорошо, нареканий нет, и выслуживает себе вскоре св. Анну на шпагу, затем — Станислава III степени и т. д., в строго установленном порядке. Так и получалось, что по количеству и характеру наград можно было примерно определить чин офицера: маленький бордовый крест под воротником — св. Владимир III степени — полковник, алая лента через левое плечо — св. Анна I степени — генерал-майор.
Впрочем, порядок награждений не меняла даже война. Обратившись, например, к истории Кавалергардского полка, можно узнать, что за Бородинское сражение «полковник В. В. Левашов получил Георгиевский крест, три офицера награждены золотыми шпагами, все остальные — следующим орденом».
Награждения «следующим орденом» производились достаточно часто. Если, допустим, офицер имел св. Владимира III степени, то теперь получал звезду ордена св. Станислава — первую его степень. Такая вот была система.
Известные события, происходившие в России в конце XIX — начале XX века, переполнили чашу народного терпения, а потому лозунг «Весь мир насилья мы разрушим» был воспринят совершенно буквально. Уничтожалось не только плохое, но и хорошее. Погибла, разумеется, и отлаженная наградная система. А потому, вспомним о нескольких орденах Ленина у высших партийных чиновников — вроде другим орденом и наградить нельзя, а выше ничего нет; вспомним вручения «старших» орденов перед «младшими», да и, нередко, спонтанность награждения — по разнарядке, к праздникам и юбилеям… Одно время, правда, давали ордена после соответствующей выслуги лет, но это как-то не очень привилось. Стали давать медали «За безупречную службу». В общем, недаром в те времена появилась в офицерской среде такая невеселая присказка: «А на груди его могучей одна медаль висела кучей, и та за выслугу годов».
Сейчас, к сожалению, мы вновь идем по советской системе, когда, как бы ты ни служил, но, если не повезет, то выше грамоты ничего не получишь. Конечно, и грамота может быть ценна — если это не один и тот же текст из года в год, да еще и за одной и той же руководящей подписью.
Отсюда вывод, что продуманная наградная система могла бы решить сразу несколько важных вопросов. Тут и повышение престижа военной службы, и серьезное мобилизующее воздействие на офицеров — если честно служишь, то значит, в установленный срок получишь положенный тебе «очередной орден»; да это еще и реальная борьба с коррупцией в этой сфере, ибо неотлаженная система таковую нередко порождает…
«Блестящие тускнеют офицеры…»
Во все времена штатские завидовали военным. Завидовали страстно и мучительно, старательно пряча зависть под иронией и сарказмом — мол, что нам эти служаки! Но стоило появиться в обществе мундиру, особенно гвардейскому или кавалерийскому, — и самые блестящие кавалеры из числа служащих по гражданской части «получали отставку». Недаром же писали поэты: «к военным людям так и льнут», «любят женщины военных»…
Однако не только мундирами, эполетами, оружием, наградами, усами и боевыми воспоминаниями затмевали офицеры «рябчиков», «шпаков» и прочих господ, не имевших чести принадлежать к военному сословию. Людей, носивших мундир, отличали особенные личные качества — смелость, патриотизм, умение ставить интересы Отечества выше своих собственных. Подробно говорить о том не имеет смысла, потому как и сегодня эти качества сохраняются в военном сословии — люди, прошедшие закалку в военноучебных заведениях, находящиеся в воинских коллективах, продолжают традиции своих предшественников. Ведь именно в этих традициях и заключена душа армейской службы.
Все же главный престиж службе придавало особое отношение к ней, да и вообще к воинскому сословию, российских императоров. Государи несли ответственность перед Богом и народом за безопасность вверенной им державы, нерушимость ее границ, а потому они были по-настоящему военными людьми. Даже на портретах цари изображались исключительно в военных мундирах.
Проходя службу в войсках, государи лучше узнавали своих подданных, завоевывали у них не только «должностной» авторитет, а с армией их связывали гораздо более прочные узы, нежели большинство европейских монархов. К тому же царям не нужно было объяснять, кто такие люди военные, сколь велика их роль в жизни общества и государства. Потому они преспокойно назначали действующих офицеров на любые партикулярные должности. Так, при Николае I обер-прокурором Святейшего синода был полковник лейб-гвардии Гусарского полка Протасов, дослужившийся на этом посту до чина генерал- лейтенанта. Гусар руководил священнослужителями! Между прочим, успешно.
Понятно, что жизнь, весьма отличавшаяся от той, которую вели чиновники и придворные, требовала от офицеров совершенно особенных качеств. Вот поэтому, когда 24 января 1722 года царь-реформатор Петр Великий ввел в действие «Табель о рангах», определявшую (слово «табель» было женского рода) строгую иерархию всех чинов воинской, статской и придворной службы, то в ней было предусмотрено старшинство воинской службы над прочими. То есть если обратиться к VI классу, то полковник был старше не только коллежского советника, но и действительного камергера.
Какое, кстати, это имело материальное выражение?
В книге И. Ульянова «Регулярная пехота. 1801–1855» сказано: «В 1838 году оклады офицерского жалованья несколько повысили: полковник теперь получал 2000 рублей ассигнациями в год, капитан — 1500, поручик — 1100, прапорщик — 850. Помимо этого, офицерам стали выдавать столовые и квартирные деньги».
Речь идет об офицерах армейской пехоты, самых низкооплачиваемых, если не брать в расчет гарнизонные войска. Но все же 850 рублей в год по тогдашним масштабам — это много или мало? Все познается в сравнении.
В 1841 году Николай Васильевич Гоголь написал свою знаменитую повесть «Шинель». Ее герой, Акакий Акакиевич Башмачкин, был, как известно, чиновник — «то, что называют вечный титулярный советник». По «Табели о рангах» это чин IX класса, что соответствует армейскому капитану. Капитан — ротный командир, и, думается, нет смысла объяснять, что входило в его обязанности, сколько было у него в подчинении людей. А чем был занят чиновник того же IX класса? Перепиской бумаг! То есть выполнял ту работу, с которой сегодня справляется обыкновенная секретарша. Гоголь пишет, как один раз пытались поручить Акакию Акакиевичу более сложное задание: «дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье». Он этого не сумел, и потому «оставили его навсегда переписывать».
