Иоахим Гофман - «Русская освободительная армия» против Сталина
Генерал-майор Григоренко дает в своих воспоминаниях представление о том, как трудно, должно быть, было для многих постичь, что «знаменитый генерал» Власов, «не какой-нибудь выскочка, а офицер с блестящей карьерой», с помощью немцев создал Русскую освободительную армию [779]. «Почему же? – спрашивал он себя. – У меня не укладывалось в голове, что этот человек мог быть изменником!.. Измена Власова была моментом, который я бы никогда не переварил!» Позже он узнал, что генерал-майор Трухин, его преподаватель «тактики крупных войсковых соединений» в Академии Генерального штаба, наряду с комдивом Иссерсоном – единственный «незаурядный» профессор в Академии, стал начальником штаба РОА, а его заместителем (в действительности – начальником оперативного отдела) был полковник Нерянин, офицер чисто пролетарского происхождения, соученик по Академии Генштаба, которого начальник Генерального штаба Красной Армии, Маршал Советского Союза Шапошников, когда-то назвал «одним из самых наших блестящих армейских офицеров». «Это совершенно шокировало меня, – признался Григоренко, т. к. у него не было сомнений, что Нерянин примкнул к Власовскому движению по «честным мотивам», – в отношении Нерянина ничто не убедило бы меня в обратном». То, что Власов и другие были осуждены на секретном процессе «за закрытыми дверями», «подняло мое беспокойство до точки кипения», признавался Григоренко: «Что-то тут в деле должно быть не то, подсказывало мое сознание». Ему и его товарищам еще долго пришлось дожидаться ответа.
После того как власовская проблема, не считая случайных упоминаний в литературе о партизанах, долгое время обходилась молчанием, в середине 50-х годов наметился перелом. 17 сентября 1955 г. Президиум Верховного Совета объявил амнистию всем советским гражданам, которые в 1941–1945 гг. сдались в плен или добровольно пошли на службу в вооруженные силы на германской стороне. [780] В связи с этим советский пропагандистский аппарат стал разворачивать среди бывших советских граждан, ускользнувших за границу, используя при этом прежде всего отдельных возвращенцев, интенсивную разъяснительную кампанию [781], в ходе которой пришлось считаться и со всеобщей осведомленностью эмигрантов о Власовской армии. Весомую роль в начавшейся тогда акции играл учрежденный в Восточном Берлине «Комитет за возвращение на Родину», впоследствии – «Советский Комитет по культурным связям с соотечественниками за рубежом», возглавляемый находившимся в немецком плену генерал-майором Михайловым, [782] но, по мнению эмиграции, управляемый КГБ. То, что во внутрисоветской литературе еще почти не упоминалось, в сообщениях, направленных вовне, например, в печатном органе комитета «За возвращение на Родину», позднее – «Голос Родины», или в радиопередачах признавалось уже как нечто само собою разумеющееся, хотя и в полемично-искаженной форме: существование «враждебной нашей стране военной организации вроде бесславной РОА или национальных батальонов». Но тем временем слухи вокруг Власова и «власовцев» распространились и в самом Советском Союзе, причем вскоре в таких масштабах, что для предупреждения каких-либо кривотолков и политически вредных тенденций здесь, наконец, были вынуждены отказаться от прежнего метода замалчивания и вступить в своего рода идейную полемику. Собственно, толчком к этому послужил сам по себе доброжелательный рассказ «В родных местах», опубликованный Ворониным в 1959 г. в ленинградском литературном журнале «Нева» [783]. Два ветерана войны, из которых один, перед тем как перейти к партизанам, некоторое время служил в РОА, точнее сказать – в восточных частях под немецким командованием, встречаются в своей родной деревне. Герой рассказа узнает о прошлом своего бывшего друга, но не доносит о нем властям, хотя и осуждает его образ действий, т. к. видит, что того мучит совесть. Этот вывод, в осторожной форме сделанный и в других публикациях, – что «великодушный советский народ» простил этих людей и осуждает их уже только морально – вызвал настоящую бурю возмущения. Специальное заседание партийной организации Ленинградского отделения Союза писателей осудило рассказ, а заодно и автора с максимально возможной суровостью – как «вредный». Против редколлегии журнала «Нева», к которой принадлежал и Воронин, было начато расследование. Недовольство было вызвано «попыткой Воронина открыто и во всеуслышание проповедовать лживый принцип христианской любви к ближнему», «попыткой напустить сентиментальной слюны вокруг “выжившего власовца”», «пролить слезу над несчастной судьбой власовцев». Здесь пришлось вмешаться. Писателям нужно было дать ясные представления, необходимо было втолковать, как следует относиться к проблеме «власовщины».
Для того чтобы ознакомить советских писателей с директивами Коммунистической партии, была как всегда использована «Литературная газета». Смирнов, главный редактор этого центрального литературного органа, изложил официальную партийную программу 27 октября 1959 г. в статье под заголовком «Именем солдат [784]». Его определение еще полностью отвечало изначальному клише: «власовцы» – это «солдаты так называемой «Русской освободительной армии» (РОА), банд, сформированных генералом-предателем Власовым из изменников родины», «выродки, без чести и совести, моральные отбросы общества». А затем – неожиданное вынужденное признание. «Но мы знаем, – заявляет Смирнов, – что «власовцы» в своем подавляющем большинстве были непримиримыми врагами нашего строя, нашего государства», т. е. что они, иными словами, являлись политическими противниками. Совершенно новый тон, позволяющий понять, по каким причинам от советских писателей требовали непримиримости. В первый раз было признано, что в случае с Власовым дело прежде всего в политической проблеме. «Идеологической диверсии» надо было противостоять, и по поводу того, в какой форме это должно было делаться, не оставлялось сомнений. Лейтмотивом директивной статьи Смирнова явился эпизод из 1944 г., когда капитан Красной Армии, недолго думая, приказал расстрелять нескольких пленных военнослужащих «РОА» при всеобщем одобрении красноармейцев. «Возмездие народа было справедливым», – так характеризуется это убийство военнопленных. Статья Смирнова заканчивается заверением, что «наш народ», т. е. Коммунистическая партия Советского Союза, «никогда и никому не простит одного» – а именно «измены родине», которую якобы совершил Власов. От имени «миллионов бывших фронтовиков» советских писателей призывали не проявлять идейно-литературной мягкотелости и разоблачать каждого из оставшихся «власовцев».
Для придания полемике большей убедительности, было решено впрячь в работу имевшихся в Советском Союзе бывших сторонников Власовского движения и использовать их специфические познания в тщательно отредактированном виде. Одним из них был Брунст, представитель НТС, который даже после войны вел в СССР антисоветскую подпольную работу вплоть до своего ареста органами госбезопасности [785]. В своем длинном повествовании Брунст в 1961 г. разоблачил прежние попытки НТС приобрести политическое влияние на РОА через таких своих видных членов, как генерал-майор Трухин и подполковник Тензоров. То, что он так сильно впутал в дело НТС, имело достаточные основания, ведь одновременно нужно было политически скомпрометировать эту организацию, игравшую активную роль в эмиграции на Западе. Брунст, который в критические дни мая 1945 г. находился в свите Тензорова в Богемии и, таким образом в непосредственной близости от Власова, стремится показать, сколь невыносимо было для него уже тогда «откровенно бесстыдное и презренное бегство» генерала и его людей от «наступающих советских армий». Под заголовком «Путь к правде» в «Известиях» от 2 сентября 1962 г. [786] высказался о Власове и других деятелях Освободительного движения (странным образом – в заметно более умеренном тоне) другой носитель информации, добровольно возвратившийся в 1955 г. в СССР бывший член украинской национальной организации «Просвите» и позднее КОНР профессор Василакий. Но обращение к теме, выглядевшее объективно (неважно, по каким причинам), не допускалось. Генерал-лейтенанту Фоминых пришлось снова наводить порядок, и он в «Известиях» от 7 октября 1962 г. рассказал об обстоятельствах пленения Власова («Как был пойман предатель Власов») таким тоном, который в меру своего отхода от правды позволил выпятить якобы имевшиеся негативные черты характера генерала.
В стремлении выступать перед читающей публикой с убедительными аргументами особого внимания заслуживает 1-я часть исторического романа А. Н. Васильева «В час дня, Ваше превосходительство», напечанная в сентябрьском номере литературного журнала «Москва» за 1967 г. [787] Впервые публикация о «власовщине» для пущей убедительности прямо ссылалась на документальную основу. Она базировалась на воспоминаниях Мартынова, якобы советского агента в штабе Власова, который, выдавая себя также за «уполномоченного КОНР в Курляндии», еще в 1965 г. опубликовал в «Голосе Родины» интересную в психологическом отношении статью «Правда о власовцах» [788]. Наряду с необузданными оскорблениями по адресу Власова, которого Мартынов сравнил с простой «шарманкой» немцев, их «марионеткой-автоматом» и даже обвинил в методичной помощи Гитлеру при реализации плана «истребления населения» России, в этой статье все же проступали и внешние контуры Освободительного движения. Для идеологического прояснения власовской проблемы документальный роман А. Н. Васильева имел теперь еще большее значение. Это вытекает и из того, что Кривицкий особо подчеркнул его историческую достоверность перед советскими читателями в еще одной статье «Литературной газеты» («Отголоски прошлого» [789]), процитировав в этой связи ленинские слова: «Смешно не знать военную историю». Однако достоверность Васильева выглядит сомнительной с самого начала, т. к. «подполковника Павла Никандрова» – псевдоним Мартынова – в штабе Власова вообще не было, а обращение «Ваше превосходительство» в РОА не использовалось. Полковник Поздняков, подвергнувший роман А. Н. Васильева основательному анализу вследствие грубых и непростительных ошибок мнимого авторитетного лица, также приходит к выводу, что достоверность автора может существовать лишь в искаженном восприятии КГБ.
