Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №4 (2004)
В примечаниях же цитируется известная речь Петра I 1714 г., в которой говорится, что науки и искусства из Греции перешли в Италию и Европу, далее же найдут свое пристанище в России. На эту тему Кантемир написал в 1730—1731 гг. “Песнь” под названием “В похвалу наук”****.
Несомненно, что Кантемир был инициатором немецкого издания “Московитских писем”. Но кто был переводчиком и автором текстов примечаний? Генрих Гросс, принятый в 1736 г. на посольскую службу в канцелярию Кантемира, возможно, перевел на немецкий язык текст памфлета с французского оригинала (см. выше). Правда, некоторые исследователи предполагают, что и перевод “Московитских писем” был поручен старшему брату Генриха Гросса — Христофу Фридриху Гроссу, который до 1728 г. был профессором Императорской академии наук в Петербурге и учителем Кантемира, первым редактором и составителем “Санкт-Петербургских ведомостей”, а в 1730-х годах был домашним учителем и секретарем у вице-канцлера Остермана. Версию, что именно Х. Ф. Гросс работал над подготовкой примечаний к немецкому изданию “Писем”, доказывают архивные документы: “Списки книг и рукописей по истории и географии России, принадлежавших покойному проф. Гроссу”, хранящиеся в “Канцелярских ордерах и документах к библиотечному и кунсткамерскому журналу 1748 года”*. Благодаря хлопотам А. Кантемира из Парижа о письменном наследии Х. Ф. Гросса было: “По определению канцелярии академии наук велено письма покойного профессора Гросса, о которые господин профессор Миллер академическом собрании объявил, что оные весьма достойны к хранению при академии, по каталогу принять в библиотеку...”**. На листе приписано: “Получено сент. 21 дн. 1748 года № 1461”; а на его обороте помечено: “При сем ордере означенные книги и письма в библиотеке получены, и куда что подлежит поставлены”***. В пользу этой версии свидетельствует и лингвистический анализ текста, в котором делается попытка вывести слово “русские” (Reis-Ryssen-Russi) из древненемецкого обозначения Атиллы как “бича божья” (Rute, Reis — розга, хлыст, прут)****.
Комментатор приложил к переводу обширный исторический очерк России. При подготовке немецкого издания Кантемир просил Остермана о предоставлении ему соответственных теме материалов: об этом свидетельствуют и рукописи на темы истории и географии России в его фондах*****. Это доказывает, что Кантемир не только был инициатором издания, но и идейно управлял процессом его подготовки, возможно, редактировал тексты.
Но мне кажется несомненным, что резко сатирическое предисловие к немецкому изданию принадлежало перу Кантемира, которое в переводе мы и предлагаем вашему вниманию. Это обращение “ко всем разумным и честным читателям” весьма поучительно — достойный пример из “осьмнадцатого” столетия, как надо отвечать “клеветникам России”, которые за сто лет до появления книги маркиза де Кюстина ненавидели и боялись сильной России, и, движимые страхом, клеветали на неё и русский народ.
Так называемые
МОСКОВИТСКИЕ ПИСЬМА,
или Направленные против славной русской нации и
составленные неким прибывшим с чужбины итальянцем
немыслимые клеветы и тысячекратная ложь
Перевод с французского, снабженный подробным указателем, учинен немецким автором на благо сочинителям записок и всем друзьям-единомышленникам, которые возвращаются из чужих краев с полезными воспоминаниями.
Франкфурт и Лейпциг
Издатель Иоганн Леопольд Монтаг,
книготорговец в Регенсбурге
1738
Ко всем честным и разумным читателям
Среди тех, кто по неразумию или злобе поносил другие народы или нации в самой легкомысленной, дерзкой, коварной манере, самым бесстыдным и бессовестным, каких свет не видал, следует признать сочинителя так называемых “Московитских писем”.
В этих “Письмах” он часто упоминает, что он в прошлом — наш соотечественник, но как его зовут и чем он прежде занимался, в историческом ежегоднике 1736 года не указано. Он также сообщает, что из-за неприятностей, которые с ним случились во Франции, он покинул ее, дабы поискать счастья где-нибудь в другой стране, и при этом прозрачно намекает, что из-за любви и каких-то удивительных фантазий он стал сам не свой, и поэтому в России на него смотрели как на человека, у которого с головой не все в порядке.
Мы не можем с уверенностью ни подтвердить, ни отрицать, что какие-то подобные причины подвигнули его на бегство из Франции — в особенности то, что из-за своего поведения, если б он не решился на бегство, он якобы должен был бы жениться; впрочем, причина могла быть и другой, связанной с какими-то конфликтами. Можно также представить, что эта любовная история свела его с ума. И, говоря о его поведении и поступках, следует признать, что он не принадлежал к числу тех, кто полностью владеет своими пятью чувствами.
Во всяком случае, в голове его сидел какой-то злоботочивый червь и роились всякие замыслы. Отсюда понятно, откуда взялось его нелепое чванство. Не имея на то никаких оснований, он стремился представить себя человеком благородного происхождения и высокого ранга. Так как, к своему величайшему сожалению, он убедился, что в России его ни по одежде, ни по манерам не воспринимают как человека знатного, да и к тому же он странно двигал своей головой неправильной формы, он пережил такое смятение, что и сам перестал понимать, что он такое из себя представляет и как ему относиться к тем людям, которые не проявляют к нему достаточного почтения.
Наконец, в нем одержали верх гнев и жажда мести, и, так как у него не было ни повода, ни возможности нападать на отдельных лиц, он обрушил свою злобу на всю Россию, припомнив все, что ему стояло там поперек дороги. Отныне для него не оставалось ничего святого, возвышенного или просто хорошего, а все представлялось мелким, ничтожным, недостойным внимания; все время пытаясь самым коварным образом все обливать грязью и подвергать шельмованию ради унижения самой российской нации, он опустошил все возможные источники, исчерпал все запасы клеветы и лжи, поддаваясь при этом разнузданности своих жалких страстей — так что трудно сказать, чего здесь было больше: злобы или глупости, яда или легкомыслия, подлости или безумия.
В таком вот бурлении появилось на свет это бездушное творение, получившее название “Московитские письма”. Всему свету стало ясно, что это — безнравственнейший и безумнейший пасквиль, который когда-либо появлялся на свет; сам же сочинитель его оказался весь в тех нечистотах, в каких он хотел измазать других. Фактически, он сам разоблачил себя, показал, что он не кто иной, как зловредный пасквилянт, архилжец и клеветник, взломщик, вор, предатель — одним словом, архивисельник.
После этого и спрашивать-то нечего, может ли честь и достоинство, я не говорю уж, всей нации, а хотя бы ее самой малой части, очернить неряшливая пачкотня подобного молодчика? или — не принадлежит ли автор “Писем” к тем людям, которые способны только оболгать традиции и душевную одаренность целых народов? И, особенно, достоин ли постыднейший пасквиль подобного рода, не содержащий ни одного истинно живого слова, опубликования или же только молчаливого презрения? И может ли на осуждение такового честно живущий человек напрасно тратить слова, не уронив себя?
Русская нация отнюдь не располагается в каком-то заброшенном углу оторванной от всех остальных частей земного шара, а населяет огромные земли в Европе и Азии, которыми владеет, образуя государство. Какой она была в древнейшем времени — это, слава Богу, еще не полностью предано забвению, и память о блеске и процветании в разные периоды истории прошедших веков отнюдь не утрачена. Можно вспомнить о судьбах нации, как она сложилась в средние века, когда страна была раздроблена на множество владений. Но это ни в малейшей степени не уменьшает ее славы, ибо она преодолела это положение, обнаружив незаурядное мужество, смелость и героизм. А то, что она в новейшие времена отмечена великими и славными деяниями, дает нам право признать, что ни в коем случае не канули в забвение благородные черты ее предков, кровь которых течет в жилах их преемников, и не забыто и происхождение от древнейших и знаменитейших скифов, деяния которых обрели всемирную славу. Что произошло в России при жизни нынешнего поколения — об этом знает весь мир. И речь идет не о каких-то бабьих сплетнях, а о народах, которые получили признание за свое мужество, за то, что они одержали триумф над противником, обретя мировую славу... Они именно своей храбростью завоевали уважение и дружбу, более того, почтительное отношение со стороны владетельных особ, которые отнюдь не вслепую принимали факты и события и вносили свой Votum in Senatum Gentium*.
