Федор Раззаков - Как обуздать еврейство. Все тайны сталинского закулисья
Свою последнюю — 51-ю — роль Андреев сыграл в 1981 году в фильме Г. Данелии «Слёзы капали». Причём произошло это совершенно неожиданно для актёра. Дело в том, что тридцать лет назад, во время съёмок фильма «Путь к причалу», Андреев сильно повздорил с Данелией. Ссора была настолько серьёзной, что с тех пор они практически друг с другом не общались. И вдруг в начале 1981 года Данелия позвонил Андрееву домой и попросил его сняться в своей новой картине. Никакой обиды на режиссёра Андреев к тому времени уже не таил, поэтому с удовольствием согласился на его предложение.
В начале 80-х серьёзно заболела жена Андреева Галина Васильевна, и актёр большую часть времени проводил с ней. Он и сам тогда чувствовал себя не очень хорошо. Здоровье стало подводить Андреева: на съёмках фильма «Жестокость» в марте 1958 года его свалил тяжелейший инфаркт. Съёмки тогда заканчивались (оставалось три съёмочных дня), и Андреев, с трудом доиграв оставшиеся сцены, слёг в больницу. К счастью, тогда всё обошлось.
В 1975 году, во время съёмок фильма «Моё дело», старые болячки вновь дали о себе знать — у Андреева часто шла носом кровь, съёмку отменяли. Во время таких перерывов Андреев обычно отлёживался на специально принесённой для него раскладушке.
В середине апреля 1982 года Андреев съездил с Театром-студией киноактёра на гастроли в Куйбышев, вернулся в Москву и тут же занемог. О том, как это произошло, рассказывает сын актёра Борис Андреев:
«Утром, сразу же после его возвращения с гастролей, мы с отцом сидели на кухне, гоняли кофе и болтали о какой-то чепухе. (Уже почти два года у нас с ним был молчаливый договор — не заводить речь о самом волновавшем нас тогда — о болезни матери.) Вдруг отец приумолк и сказал совершенно неуместную, как мне показалось, фразу:
— Ты знаешь, что-то я устал очень. Наверное, это конец.
Даже сами эти слова казались нелепыми. Мысль о роковой, последней усталости, носящей какое-то сакральное содержание, никак не вязалась с этой могучей плеядой людей, к которой принадлежал и отец… Да, это преходящее, суетное — минутное расслабление. А отлежится, отоспится, как всегда, — и снова в бой… Но едва ли не утром следующего дня мать срочно вызвала меня с работы:
— Немедленно приезжай. Папу забирают в больницу…
У подъезда уже стояла пара медицинских спецмашин, а по квартире, уставленной кардиографами и какими-то хитрыми приборами, расхаживал в белых халатах целый консилиум врачей, укреплённый медсёстрами и санитарами: тогдашнее руководство Союза кинематографистов помогло организовать „саму кремлёвку“ — рядовому народному артисту просто так всех этих спецпривилегий не полагалось.
— Он всё время спит, а просыпается ненадолго — начинает заговариваться, — растерянно бормотала мама.
Б.Ф. сидел на кровати уже одетый, сонно щурясь, ждал отправки.
— Ну вот, пошли синяки и шишки. Пироги и пышки кончились.
— Видишь, — воскликнула мама, — опять какую-то ерунду про пироги говорит!
Увы, это была совсем не ерунда. Чувство скептического юмора и в эти совсем не весёлые минуты проявилось: Борис Фёдорович очень уместно цитировал героя из давно полюбившегося романа Джозефа Хеллерта. Кто знал, что все пироги и пышки и в самом деле кончились, ведь медики определили, по существу, простое переутомление, от которого быстро избавит высококвалифицированный и роскошный уход наподобие санаторного. О чём ещё можно было мечтать в кунцевских кущах…
С собою отец взял рабочую тетрадь для записи афоризмов (он их называл — „охренизмы“. — Ф.Р.), очки и ручку…
Итак, было 24 апреля 1982 года, чудесная погода, славное настроение. Дело, кажется, шло на поправку: накануне нам позвонили из больницы и сообщили, что состояние Бориса Фёдоровича улучшилось и его даже перевели из отделения интенсивной терапии в обычное.
Мы сидели в палате и болтали о всякой всячине, предвкушая скорую встречу по-домашнему. Когда собирались уже уходить, отец вдруг спросил:
— Как вы думаете, почему это я лежал на площади у врат храма, а вокруг было много-много народа?
— ??
— Ай, — он по-особенному, как только ему присуще было, досадливо отмахнулся рукой, — должно быть, приснилось. Ерунда какая-то.
Сколько ни упрашивали, он настойчиво вызвался нас проводить — хотя бы до коридора. Огромный и добрый, стоял, заслонив дверной проём, и глядел, как мы уходили. Нет, не мы. Тогда от нас уходил он.
Вечером, в половине одиннадцатого, позвонила лечащий врач… В это не хотелось, нельзя было поверить.
…На исходе Пасхальной недели отца хоронили. Шли последние минуты прощания. Гроб с телом русского артиста установили перед входом в церковь Большого Вознесения, что на Ваганькове. Отчаянно светило солнце. Вокруг собрался народ. Многие плакали…»
Буквально через несколько месяцев после смерти мужа из жизни ушла и Галина Васильевна.
P.S. Незадолго до смерти у Б. Андреева родился внук, которого в честь деда назвали Борисом.
Она защищала Родину
(Вера Марецкая)
Эта великая актриса умерла поздним летом 1978 года в Кунцевской больнице в страшных мучениях. Говорят, по тому, как человек уходит из жизни, можно определить, как к нему относится Всевышний. Марецкая умирала тяжело, но почему произошло именно так, объяснить трудно — ведь она была человеком с юмором и Бога старалась не гневить. Может быть, это была расплата за её профессию — актёрство исстари считается бесовским занятием.
Вера Марецкая родилась 31 июля 1906 года в семье циркового буфетчика, который был одержим идеей вывести своих детей — а их у него было четверо — «в люди». И ему это удалось. Оба сына поступили в Московскую практическую академию, а обе дочери — в Московский университет. Однако из всех четверых именно Вере суждено было оказаться тем самым «уродом», о которых обычно говорят, что они есть в каждой семье: через год учёбы она бросила университет и отправилась испытывать счастье сразу в три театральных вуза. Удача улыбнулась ей в двух: Шаляпинской студии и Третьей студии МХАТ. После некоторых раздумий, какое из этих заведений выбрать, Марецкая остановилась на Третьей студии: всё-таки там преподавал сам Евгений Вахтангов!
Первым серьёзным испытанием для юной Марецкой стало участие в легендарном спектакле «Принцесса Турандот», который был поставлен в 1922 году. Несмотря на весёлую атмосферу, во время работы над спектаклем Вахтангов уже был смертельно болен. Марецкая играла в нём эпизодическую роль (её героиня переставляла на сцене игрушечные аксессуары оформления), а в главных ролях были заняты актёры, которые вскоре составят цвет и гордость Театра имени Вахтангова: Борис Щукин, Рубен Симонов, Цецилия Мансурова, Анна Орочко. После смерти Вахтангова его студию возглавил Юрий Завадский. Однако, несмотря на то, что новый руководитель относился к молодой актрисе с большой симпатией и даже в итоге стал её первым мужем, роли она в основном играла небольшие. Но театральная публика её знала и с удовольствием шла на спектакли с участием Марецкой. Пресса отзывалась о её ролях благожелательно, хотя злые языки после каждой подобной статьи злорадствовали: мол, все эти похвалы — результат того, что у Веры оба родных брата работают в центральных газетах. Однако эти разговоры стихли, когда в начале 30-х одного из её братьев — Дмитрия — арестовали по знаменитому «делу Рютина» и сослали в Краснококшайск, а восторженные статьи про театральные работы Марецкой не прекратились. Стало окончательно ясно, что и тогда и сейчас восторги по поводу Марецкой не «заказные».
Всесоюзная слава пришла к Вере Марецкой благодаря кинематографу. В отличие от театра там её сразу оценили и доверили главную роль: сам Яков Протазанов пригласил её сыграть возлюбленную главного героя Катю в комедии «Закройщик из Торжка». Правда, самой Марецкой её экранное изображение не понравилось — она посчитала себя уродиной. Да и сам Протазанов шутки ради называл её после первой роли «лапшой маринованной». Однако это не помешало ему спустя несколько лет пригласить Марецкую в свою следующую картину — «Сорок первый». И снова Марецкой была доверена главная роль — Марютки. Но актриса внезапно отказалась. Удивлённый Протазанов вызвал Марецкую к себе и спросил: в чём дело? По его мнению, отказываться от такой прекрасной роли было верхом безрассудства. Так же, впрочем, считала и сама Марецкая. Но у неё была уважительная причина — в тот момент она ждала ребёнка. Отцом будущего мальчика, которого назовут в честь Вахтангова Евгением, был её учитель по студии Юрий Завадский. Однако рождение сына не убережёт молодую семью от скорого распада: спустя несколько лет супруги разведутся. Правда, без всякого скандала, как вполне интеллигентные люди. Более того, Марецкая останется работать у Завадского и проработает с ним вплоть до его смерти в конце 70-х.
