Сергей Переслегин - Мифы Чернобыля
Если говорить о трудностях, с которыми мы столкнулись в Чернобыле, то прежде всего это большие поля гамма-излучения. И персонал, который работал на 4-м энергоблоке на строительстве саркофага, постоянно находился под опасностью переоблучения. Дело в том, что там были очень большие неравномерности полей излучения и уровень гамма-фона мог меняться на несколько порядков буквально за несколько метров, поэтому надо было очень четко определить место работы, время работы персонала, чтобы никто не получил больших доз облучения. Дозы облучения были ограничены, они составляли 1 рентген. По тем меркам, чернобыльским, дозы облучения не должны были превышать 1 рентген в день, а суммарная доза облучения за весь период работы в 30-километровой зоне не должна была превышать 25 рентген. И надо сказать, что в принципе нам удалось создать такие условия, такую организацию работ, которая позволяла не превышать заданных уровней облучения. Сергей Николаевич сказал, что в УС-605 работало порядка 50 тысяч человек, а на индивидуальном контроле в 1986 году была 21 тысяча человек. Средняя доза составила чуть больше 8 рентген за время пребывания в Чернобыле. Только 155 человек превысили допустимую дозу в 25 рентген, причем лишь небольшая часть этих людей получила повышенные дозы в связи с высокой востребованностью опыта того или иного человека. Дело в том, что в Чернобыле ввели не очень удачное правило, когда при превышении дозы 25 рентген выплачивалось 5 окладов, некоторые случаи переоблучения как раз были связаны с тем, чтобы получить дополнительное вознаграждение. Но мы старались избежать таких случаев и четко следили за ограничением облучения. Я считаю, что это в основном нам удалось.
Работы по контролю доз облучения персонала, они нашли отражение в докладе, который представлен в книге-докладе по ядерной аварии Международного симпозиума".
Реплика (генетик, 48 лет):
— Я, к стыду своему, не знал, сколько же было сделано по научной рефлексии аварии. Если бы я мог так конструктивно отнестись к своим жизненным кризисам, и все мы… Да, есть повод задуматься. Причем, обратите внимание: они не боги, у них дети, семьи, проблемы, небольшие зарплаты до 2000 года и средние сейчас. Период так называемого унижения в отрасли на 15 лет… И — ни слова жалоб. Отчет о том, что делали… Вот что нужно в Будущее взять. Через "перевал постиндустриальный". Мне сочинение попалось. Школьник пишет о Будущем на конкурс. Так, слабенькое, но фраза одна царапнула:
"Счастье — это когда некогда…"
Реплика (физик, 45 лет):
— Ну, раз мне тут все кому не лень содокладывают, а я эксперт по теме, значится, аховый. Приведу еще цитату из интервью. С нами Насонов Виталий Петрович, начальник информационного отдела ЦИВД "Росатом": "Проведены колоссальные мероприятия, были приняты различные программы. Они утверждались и на уровне правительств, и международное агентство МАГАТЭ рассмотрело кодекс всех тех систем и необходимых нормативов, чтобы в первую очередь соблюдалась безопасность атомных станций. Блок РБМК в 1986 году и сегодня — это небо и земля, это две совершенно различные конструкции. Мы учли тот горький опыт, который был. И если мы строим станции в Китае, в Индии, то принципы безопасности закладываются на уровне проекта, это — неотъемлемая часть любого проекта".
Реплика:
— Любопытно. Ваш Насонов пишет, что второго Чернобыля ни Россия, ни атомная область не переживет. Мы же тут говорим о положительной роли катастроф в техническом прогрессе…
Не все олухи разбежались. Затаились, значит, своими прикидываются. Такие потом рассказывают, что мы секта при Росатоме.
Физик наш обозлился.
Реплика (физик, 45 лет):
— Да не будет никакого второго Чернобыля, поймите! Эта страница истории катастроф перевернута. Но обязательно будет что-то другое — может быть не связанное с атомом… Вы и в самом деле полагаете, что ничего страшнее радиации уже не придумать? Возможны очень серьезные катастрофы в совокупном знаково-символьном пространстве, в культурном пространстве… возможны разрушения исторической "ткани" с нарушением событийной логики. Да почитайте хоть В. Винджа: у него очень убедительно показана катастрофа, разрушившая несколько сотен сверхцивилизаций.
Реплика (эксперт по логистике, 34 года):
— Во-во, мы же тут главные маньяки, вы нас бойтесь! Вот я сейчас расскажу вам тайну: мы собираемся создавать "Advanced Think Tank" или, по-простому, знаниевый реактор.
Не страшно еще? Сейчас будет? Вы в играх организационно-деятельностных участвовали когда-нибудь? Нет? А там как раз плавится "активная зона" вашего сознания, причем с вашего же молчаливого и опешившего согласия… Что вы думаете, Георгий Щедровицкий свой эксперимент ставил для 1970-х годов? Для XXI века он его ставил! Чтобы мы готовы были вызов Будущего принять… И благодаря ему, величайшему, кстати, философу по совместительству, мы знаем, что такой информационный реактор тоже может "рвануть", и мало никому не покажется. "Информационное загрязнение среды продуктами незамкнутых онтологии…" — как вам такой термин? Как измерять, как защищаться?
Молодежь дергается, защищается недоуменно: "Ой, ничего не понимаю! Ой, а зачем все это нужно?" На семнадцатом семинаре такое уже не проходит. Детский сад закончился на четвертом. Повисает тишина. Им даже подняться и уйти страшно. Тем более их всего трое. У нас, кстати, в рассылке приглашений указывается обязательное участие в дискуссии и активная рефлексия. Пришедших посмотреть, как люди думают, нужно сразу отсеивать в утиль.
Реплика (физик, 45 лет):
— Катастрофы были, есть и всегда будут, если только будет развитие. Но попытка избежать его — это выход на мегакатастрофу размонтирования экономических фаз. Мы-то как раз в курсе. Видели, как это бывает, хотя размонтировался не мир, а только одна страна.
Вот вам еще одна цитата из А. К. Егорова:
"— А что страшнее, Чернобыльская авария или перестройка?
— Перестройка страшнее, потому что в результате нее государство распалось, не одна станция взорвалась, не один объект, а государство взорвалось. Потому что государство, которое много лет существовало на этом земном шарике, его не стало. Это пострашнее".
Реплика:
— А если развитие рухнет?
Ответ:
— Тогда смотри "Основание-1".
Реплика (физик, 45):
— Да, я тут собирался Азимова процитировать: он, как Медведев, прямо — с нами и не отходит. Шпион…
"— Все это здесь ни при чем, — ответил Пирени. — Мы — ученые.
И Хардин воспользовался этим.
— Да неужели ученые? Какая приятная галлюцинация, не правда ли? Ваша маленькая компания здесь — идеальный пример того, чем была больна Галактика тысячелетиями. Что это за наука, просиживать веками, собирая данные других ученых за прошедшую тысячу лет? Приходила ли вам в голову мысль, двигать науку вперед на основе старых знаний, расширять и улучшать их? Нет! Вы вполне счастливы своим прозябанием. Впрочем, как и вся Галактика на протяжении тысячелетий. Вот почему Периферия восстает, коммуникации исчезают, пустячные войны становятся затяжными, вот почему все системы теряют секрет получения атомной энергии и переходят на варварскую химическую. И если хотите знать — вся Галактика разваливается!"
Реплика (эксперт-международник, 26 лет:
— Я хотел бы закончить свой бездарно перебитый содоклад общим выводом из двух последних семинаров. Причем я намереваюсь держаться в курсе рефлексии Чернобыльской катастрофы, рассматриваемой как крупное социальное явление. Представляется, что тогда была сделана только одна принципиальная ошибка, но очень поучительная. Если из событий 26 апреля 1986 года и можно извлечь урок на будущее, то, по-моему, следующий.
Главное для командира — способность быстро принимать решения и последовательно проводить их в жизнь. Уметь принимать правильные решения — это тоже, безусловно, хорошо, но следует все-таки помнить, что нерешительность руководства может привести к весьма плачевным последствиям. В ситуации аварии на ЧАЭС от руководителей практически всех степеней требовалась военная четкость действий. Но на высшем стратегическом уровне команда М. Горбачева проявила себя плохими командирами.
Они не смогли быстро принять решение о том, как вести себя в сложившейся ситуации, что и как сообщать населению. На этом фоне действия рядовых сотрудников ЧАЭС выглядят образцом последовательности и продуманности. Все принятые "сверху" меры являлись компромиссными, "половинчатыми". Объявления в прессе, по телевидению были сделаны тогда, когда молчать было уже нельзя, — информация начала распространяться среди жителей СССР: кто-то слушал вещавшие на русском языке зарубежные радиостанции, которые к тому времени практически прекратили глушить; у кого-то знакомые стали свидетелями эвакуации или сами были эвакуированы из районов аварии; люди активно обменивались информацией, сопоставляли данные, строили предположения о том, что могло произойти. К концу майских праздников молчание со стороны средств массовой информации вызывало уже откровенное раздражение и злость.
