Александр Хинштейн - Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

Короче, это была натуральнейшая пирамида, только организованная самим же государством. Уже к началу 1998 года выплаты по ГКО превысили все доходы страны ровно вдвое. И когда по весне банки дружно принялись сбрасывать эти дутые бумажки, вся пирамида угрожающе затрещала.

Конечно, если бы лавочку эту вовремя прикрыли, надвигающегося кризиса вполне можно было избежать. Но в том-то и закавыка, что участникам пирамиды гораздо выгоднее было тянуть до последнего, наживая сумасшедшие барыши.

Как впоследствии установила Генпрокуратура, среди наиболее активных игроков значилось, как минимум, 780 высокопоставленных чиновников (в том числе два вице-премьера, два федеральных министра и бесчисленное количество зам. министров). А также обе президентские дочери: Елена Окулова и Татьяна Дьяченко.

(«Мы рассматривали версию того, что должностные лица, понимая, к чему приведет пирамида, сознательно не останавливали маховик, – говорил мне еще в те времена генпрокурор Скуратов. – Возможность получить сверхприбыли, тем более, если ты четко знаешь, что никогда не останешься в проигрыше, была для них важнее интересов страны».)

17 августа пирамида ГКО рухнула окончательно, надолго отбросив страну далеко назад; рубль – мгновенно – обесценился в 4 раза. Государство было вынуждено объявить дефолт. Ясное дело, вина в том молодого премьера была самой последней, но кого-то ведь следовало сделать козлом отпущения.

Хотя нет. Шанс отделаться малой кровью у Кириенко все же был. 20 августа к нему в белодомовский кабинет заявилась представительная делегация олигархов; были там Смоленский, Гусинский, Прохоров, но главным заводилой выступал, естественно, Березовский. Магнаты требовали выделить из бюджета деньги для поддержки банка «СБС-агро» (Березовский контролировал в нем не менее 30 %). Однако Кириенко ответил отказом. Тогда ему прямо в глаза объявили: значит, будет война.

«Березовский пообещал: „Мы добьемся вашей отставки“, – вспоминает Кириенко. – Что я мог ответить? – „Добивайтесь“».

Ровно через три дня Кириенко был с позором уволен. А вот дальше начался совсем уже какой-то сюр. Потому что из небытия извлекли вдруг не кого-нибудь, а бывшего уже в употреблении Черномырдина, с чьей отставки полгода назад и началась, собственно, вся эта свистопляска. Едва ли не самым рьяным сторонником его реанимации оказался, как ни странно, Березовский.

Вновь, как бывало уже не раз, Борис Абрамович напрочь позабыл все свои недавние слова насчет израсходованного Черномырдиным потенциала. Наоборот, на все лады расхваливал он теперь опыт, знания и мудрость Виктора Степановича – единственного политика, способного в этот роковой для отечества час вывести Россию из кризиса. То же самое сутками напролет талдычили и олигархические СМИ.

Эта удивительная смена настроений объяснялась довольно банально; сразу после мартовской отставки ушлый Черномырдин решил застраховаться от будущих неурядиц и приехал с челобитной в дом приемов «ЛогоВАЗа»; возможно, он даже притащил с собой неразлучный баян – для услады Бориса Абрамовича.

Страдания, исполненные вчерашним олимпийцем, пришлись амбициозному магнату по душе. В детстве он тоже играл на баяне, шесть лет упорно учился растягивать меха. В итоге они спелись, образовав неплохой музыкальный дуэт; только солировал в нем теперь уже отнюдь не Черномырдин.

Недаром, спустя полгода, когда Виктор Степанович станет вновь и.о. премьер-министра и вернется в родные пенаты, первым в просторный белодомовский кабинет широким хозяйским шагом войдет… кто бы вы думали? Ну, конечно же, Березовский! Черномырдин будет семенить где-то сзади, по-лакейски сутулясь.

Впоследствии Борис Абрамович примется утверждать, что своим возвращением Виктор Степанович целиком и полностью был обязан ему; дескать, через Юмашева передал он президенту это подкупающее своей новизной предложение.

Так ли это на самом деле – сказать затруднительно; учитывая тягу Березовского к мюнгхаузеновскому синдрому, верить ему на слово – дело неблагодарное. В конце концов, на том этапе тяжеловесная фигура Черномырдина, действительно, как нельзя лучше отвечала интересам Ельцина. Больше всего президент боялся, что новый премьер попытается покуситься на его власть и использует Белый дом как трамплин к будущим выборам. В этом смысле старый, битый уже Черномырдин был для него кандидатурой оптимальной, ибо амбиций никаких более не испытывал.

Хорошо помню, как в те дни уходящего лета команда Березовского бегала по Москве, формируя будущий кабинет. Они тасовали министерские портфели, точно засаленную колоду карт, раздавая обещания направо и налево.

Борис Абрамович на полном серьезе верил, что именно он теперь будет управлять правительством; Черномырдин – это лишь так, ширма для отвода глаз, подпевка на заднем плане.

(Опыт по приватизации премьеров был у него обширный – в декабре 1994-го он умудрился даже купить с потрохами престарелого председателя Совета Министров СССР Николая Тихонова. Тогда, по указанию Ельцина, в собственность концерна «АВВА» была передана тихонов– ская дача в элитном подмосковном местечке Петрово-Дальнее, с участком в 14,25 гектаров и выводком строений вместе… с самим, собственно, жильцом союзного значения.)

Но тут уже взбеленился парламент, не оценивший такой политической ветрености; премьер-министр – это все же не беспородный Тузик; утром – выкинули за порог, вечером – поманили обратно сосиской. Абсолютным большинством голосов Дума отклонила внесенную кандидатуру Черномырдина.

Однако Березовский не унимался; весь свой пыл он кинул на обработку депутатского корпуса. Борис Абрамович лично обошел каждого из руководителей думских фракций, суля золотые горы за положительное голосование; он даже не постеснялся заявиться к Зюганову, хотя только что требовал разгона КПРФ. (Вождь коммунистов рассказывал мне потом, что за поддержку Черномырдина ему в открытую были предложены немалые деньги.)

В эти критические дни «Атолл» зафиксировал весьма красноречивый диалог Березовского с его протеже Игорем Шабдурасуловым, только-только назначенным и. о. первого зам. руководителя аппарата правительства; Шабдурасулову, как и многим другим, тоже было поручено заниматься окучиванием Госдумы.

Шабдурасулов: Значит, они отклонили это дело, поручили Говорухину дорабатывать. Вот, все. Значит, нам сегодня надо обязательно вечером встретиться по тактике, я хочу…

Березовский (перебивая): Тактика только одна: сидим все на жопе, никто не отвечает. И говорят: Боря, ты куда лезешь, б. дь! Ты чего там говоришь, б. дь! Смотри, тебя завтра к Путину вызывают! Вот по. бать эту тактику я сейчас хотел, говорю совершенно ответственно, по. бать!

Шабдурасулов: Правильно. Но с Думой мы договорились, что еще сегодня-завтра мы контакты с ней имеем. Публичных, открытых, что мы готовы к компромиссам… Ни х. я не готовы!

Березовский: Нет, ты знаешь, что если будет принят тот документ, который написали сначала эти ублюдки, Уринсоны разные, забудьте. Нельзя, б. дь, между двумя стульями сидеть. Либо, б. дь, идите опять в коммунизм на х.й. И отдайте себе отчет, что вы туда идете. Либо – дальше, дальше, дальше, как писал в свое время Шатров.

Шабдурасулов: Правильно, правильно. Поэтому мы и говорим: свободны. Нам с вами консультации проводить не о чем.

Березовский: Абсолютно верно. Точка.

Шабдурасулов: Что принципиально важно – сейчас надо разводить рядовых депутатов насчет импичмента, чтобы они триста голосов не набрали. И второе – очень активно, Борь, все, кто может, олигархи эти, и с рядовыми депутатами, членами Совета Федерации работали; тоже самое, чтобы завтра они не поддержали Думу.

Березовский: А чего? Что? В чем там завтра проблема?

Шабдурасулов: В том, что Дума просит их разрешения выступить на Совете Федерации всем руководителям фракций, чтобы те проявили солидарность с позицией Думы. Вот нельзя, вообще, допускать, чтобы они там выступали.

Березовский: Я понял. Хорошо. Договорились.

Упоминание драматурга-рогоносца Шатрова – это явно оговорка по Фрейду. Некогда Березовский умело окрутил его – «развел», выражаясь лексиконом кандидата географических наук Шабдурасулова – о чем не без удовольствия вспоминал потом много лет на пару с третьей женой. (Став впоследствии пламенным оппозиционером, Борис Абрамович даже свои воззвания к соратникам будет подписывать названием одной из шатровских пьес: «Так победим!».)