Харуки Мураками - Подземка

Я пролежал в больнице тринадцать дней. Все это время мне ставили капельницу, сделали переливание крови. Больше всего я страдал из-за мочеиспускания. В самом деле, каждые пять минут мне хотелось в туалет, однако почти ничего не выходило. Из-за постоянных позывов я не мог ночью спать.

Начиная с четвертого дня пребывания в больнице, началось что-то подобное галлюцинациям. Каждый раз видел один и тот же сон. Как только засыпаю, сразу вижу. Как будто лежу в совершенно белой комнате, и с потолка на мою голову свешивается и постоянно раскачивается что-то похожее на белую материю. Она мне мешает, и я пытаюсь схватить ее руками, но не могу достать — и не потому, что она висит высоко. Она совсем рядом. Этот сон я видел каждую ночь, все время один и тот же.

Когда он приходил, у меня возникало гнетущее чувство, будто кто-то давил на мое тело. От страха я просыпался. Говорят, плохие сны — последствие отравления зарином. Я называю это сном, но правильнее сказать, что это не сон, а эхо того испуга, который остался в голове. Но когда приходил этот сон, мне все равно становилось страшно, и я три-четыре раза ночью вскакивал с постели. Это было очень тяжело.

Со временем он стал приходить реже, однако потребовалось месяца полтора, пока он полностью не исчез. После выписки я принимал снотворное, но оно не помогало.

Если говорить о других осложнениях, то у меня значительно ухудшилось зрение. Если раньше я менял очки каждые три года, в последний год зрение стало прогрессивно ухудшаться, оно вряд ли восстановится. Поэтому при работе с печатной формой мне стало трудно видеть мелкие детали.

Неделю потом я не ходил на работу, а если включить пребывание в больнице и дома, получится три недели. Если так долго не бывать на фирме, то она может и обанкротиться (смеется). Я отвечаю за изготовление печатных форм, и никто другой не может меня заменить. Сначала работал два-три дня в неделю — больше не мог. На четвертый день в больнице мне из фирмы стали приносить работу, и я по телефону давал указания, а они в вестибюле записывали. Даже болея, нельзя отлынивать от работы, но я думаю, что в конечном счете это и помогло мне выздороветь.

В общем, после этого инцидента я перестал хорошо спать, довольно быстро все тело уставало. Но падать духом — не в моем характере, поэтому в метро я садился в тот же поезд, в тот же вагон, на то же место. Я даже решил побывать на том месте, где упал, и после недельного отдыха дома пошел туда. Тогда мне показалось, что я пробежал довольно большое расстояние, но выяснилось, что всего 50 метров.

Некоторое время после инцидента я хотел выбросить все свои вещи — видимо, от изнеможения. Я вообще бережно отношусь к вещам. Например, храню до сих пор пластмассовый пенал, который у меня был в начальной школе, или школьную фуражку. Однако теперь все хотел выбросить. Такое настроение исчезло только год спустя. Даже коллекцию бонсай, которую я больше всего ценю, собирался отдать другим людям.

Когда мои глаза перестали видеть, помню, я переживал, что могу умереть. Как мне позже рассказывали, я громко кричал: «Не хочу умирать!» — Мой голос якобы слышали от процедурного кабинета до приемного покоя. Говорили, что те, кто его слышал в комнате ожидания, содрогались, их мороз по коже продирал. На самом деле, когда мне было шесть лет, я играл в речке и чуть не утонул. Тогда меня удалось спасти, а сейчас, когда глаза перестали видеть, я решил, что умру. Сильный детский страх глубоко врезался в сознание. Я тогда не думал о семье. В голове только всплывало, что я не хочу умирать.

То, что я кричал так громко, видимо, говорит о моей сильной привязанности к жизни. Хоть я и не понимал, что со мной происходит, умирать таким образом совсем не хотелось. Это своё чувство я помню до сих пор.

Ненависти к действиям «Аум Синрикё» я сейчас не испытываю. Вначале была, но гнев сравнительно быстро испарился. Приговорят ли их к смертной казни, убьют ли их — эти мысли я выбросил. Если вечно ненавидеть и гневаться, наверное, не избежать осложнений болезни. В моем случае не осталось последствий, даже голова не болит.

Acaxapa — человек моего поколения.

И это меня особенно бесит.

Катагири-сан родился в крестьянской семье в префектуре Ниигата — в местечке недалеко от города Юдзава, знаменитого тем, что там выпадает много снега. Хоть раньше его выпадало значительно больше, но и сейчас высота снежного покрова часто достигает трех метров. Катагири-сан — третий из пятерых братьев. После окончания старшей школы уехал в Токио и устроился в фирму, торгующую автомобилями, поскольку хотел стать автомехаником. Он получал большое удовольствие от работы, однако через десять лет его перевели в отдел продаж.

Загорелый, с острым пронзительным взглядом, он производит впечатление опытного и способного продавца. Вместе с тем чувствуется, что он добивается успеха не красноречием и напором, а спокойным и неторопливым убеждением потенциального покупателя. Похоже, у такого продавца можно спокойно покупать машину.

Когда я его спросил, чувствует ли он в себе склонность к продаже автомашин, подумав некоторое время, как будто речь шла о ком-то другом, он ответил: «Я давно уже занимаюсь этим делом, так что, пожалуй, можно сказать, что у меня есть к этому склонность».

После выписки из больницы голова продолжала так болеть, что он не мог спать. И это продолжалось около недели. В тот период было много работы, поэтому, хоть г-ну Катагири и было тяжело, пришлось заниматься делом. Когда речь зашла об этом периоде, его лицо несколько помрачнело.

После вечернего интервью он возвращался домой за рулем совершенно новой машины своей фирмы, и его лицо выглядело почти счастливым. Кстати, насколько я знаю, это единственный человек, который после инцидента сам за рулем своей машины приехал в больницу.

Как механик, я имел дело с механизмами, и это мне нравилось. После того как меня перевели в отдел продаж, мне пришлось общаться в основном с людьми, а это совсем другое дело. Первое время я не знал, как себя вести, что говорить, и, конечно, ничего не мог продать. Совершенно ничего.

Только через три года я смог продать свою первую машину. Все это время я только наносил визиты вежливости возможным покупателям, кланялся им и рассказывал о своей фирме. В нашем бизнесе если три года не продержишься — потерпишь крах. Почти все, кто начинал со мной, уже исчезли. Однако и наоборот: сумеешь выдержать три года и будешь все это время активно обхаживать покупателей — обеспечишь себе пропитание на десять лет вперед. В общем, если не будешь выходить за рамки разумного, а будешь терпеть, в конце концов все образуется.

Мне поручили подрайон Гоханда в административном районе Токио Синагава, куда также входили Таканава, Сироганэ, Мэгуро, ограниченные внутренней стороной кольцевой наземной железной дороги Яматэ. Если обходить потенциальных клиентов, ставя перед собою цель — уговорить купить машину, — из этого ничего не получится. Первое время в беседах автомобили затрагиваются не очень часто, и разговор ведется на отвлеченные темы, например о бейсболе и т. п. Прощаясь, говоришь, чтоб без стеснения обращались, если нужно о чем-то посоветоваться. О машинах можно и не говорить, поскольку, прочитав мою визитку, они и так знают, зачем я приходил.

Через какое-то время я уже знал, кто в моем районе на какой машине ездит, и кто уже подумывает сменить ее на новую. Однако самое важное — чтобы тебя запомнили. Если идешь по улице, и тебя не узнают — дела плохи. Однако в период экономики «мыльного пузыря» район Гоханда сильно изменился. Исчезли заводы и фабрики, которых тут было довольно много, а с ними — и постоянные покупатели.

Живу я в городе Госитани. Сейчас, когда дети уже выросли, подумываю о переезде в более просторный дом. Детей у меня трое. Старший учится во втором классе средней школы, средний — в первом классе, а младший — в четвертом классе начальной. Дети растут, и с ними все труднее управляться.

Из дома я выхожу в семь утра и, сделав пересадку на станции Нингётё, примерно в половине девятого приезжаю на станцию Тогоси. Далее мне предстоит пересадка на Кига-Сэндзю, где сколько ни пропускай поездов, все равно не найдешь сидячего места. Поэтому я сажусь в первый же поезд.

В марте машины хорошо продаются — это конец финансового года. Декларацию о доходах надо подавать примерно 14 марта, после чего видны результаты нашей деятельности. К этому времени дилеры по продаже машин должны подводить баланс, и нам надо прилагать все усилия к тому, чтобы продать как можно больше машин. Поэтому если хотите купить машину — это самое лучшее время, и мы больше всего загружены именно в этот период.

Фирмы нашего профиля до 31 марта должны представить данные о проданных машинах, но автомобиль еще не считается проданным, если заключен лишь контракт о продаже. Для этого он должен быть зарегистрирован, и только затем его можно включить в число проданных. В предыдущем месяце мы продали больше машин, чем за тот же период прошлого года, о чем много писали в газетах. Но все эти цифры основывались лишь на количестве зарегистрированных машин.