Профессия: репортерка. «Десять дней в сумасшедшем доме» и другие статьи основоположницы расследовательской журналистики - Нелли Блай
– Да, – ответил он, – почти все эти люди ищут свои чемоданы.
Я сказала:
– Похоже, все они иностранцы, как и я.
– Да, – сказал Том, – они все иностранцы и только ступили на берег. Они все потеряли чемоданы, и у нас уходит куча времени на их розыски.
Мы вошли в зал заседаний: это был полицейский суд Эссекс Маркет. Наконец-то вопрос о моем душевном здоровье или сумасшествии должен был разрешиться. Судья Даффи сидел за высоким столом, и лицо его с виду источало безграничную доброту. Видя это выражение доброты во всех его чертах, я испугалась, что избегну желанной мне судьбы, и с замиранием сердца последовала за миссис Стэнард, когда прозвучало требование приблизиться к столу, где Том Бокерт заканчивал отчет о моем деле.
– Подойдите, – сказал офицер. – Как вас зовут?
– Нелли Браун, – ответила я с легким акцентом. – Я потеряла чемоданы и была бы благодарна, если бы вы их разыскали.
– Когда вы прибыли в Нью-Йорк? – спросил он.
– Я не прибыла в Нью-Йорк, – ответила я, мысленно добавив: «Потому что я живу здесь уже довольно давно».
– Но вы сейчас в Нью-Йорке, – сказал мужчина.
– Нет, – сказала я, глядя на него с недоверием, с каким, согласно моим представлениям, могла бы глядеть умалишенная. – Я не приезжала в Нью-Йорк.
– Эта девушка с Запада, – сказал он тоном, который поверг меня в трепет. – У нее западный выговор.
Кто-то из присутствующих, слышавших этот краткий диалог, заверил, что он жил на Юге и что выговор у меня южный, а другой офицер был уверен, что я с востока. Я испытала большое облегчение, когда первый офицер обернулся к судье и сказал:
– Судья, у нас тут особый случай: эта молодая женщина не знает, кто она и откуда. Вам бы лучше рассмотреть это дело не откладывая.
Я задрожала – отнюдь не от холода – и оглядела окружавшую меня толпу плохо одетых мужчин и женщин, на чьих лицах лежал отпечаток тяжелой жизни, скверного обращения и бедности. Некоторые из них взволнованно совещались с друзьями, другие сидели молча, с выражением полной безысходности на лицах. Между ними повсюду мелькали хорошо одетые, упитанные полицейские, наблюдавшие эту сцену бездеятельно и почти безучастно. Для них это было обыденностью: еще одна несчастная пополнила длинный перечень, давным-давно переставший вызывать у них интерес или участие.
– Поди сюда, девочка, и подними вуаль, – позвал, к моему удивлению, судья Даффи суровым голосом, которого я не предполагала в человеке с таким добрым лицом.
– К кому вы обращаетесь? – осведомилась я со всем достоинством, на какое была способна.
– Подойдите, моя дорогая, и поднимите вуаль. Даже английской королеве пришлось бы поднять вуаль, окажись она здесь, – сказал он очень ласково.
– Так-то лучше, – ответила я. – Я не английская королева, но вуаль подниму.
Когда я это сделала, маленький судья взглянул на меня, а затем спросил очень добрым и ласковым голосом:
– Дорогое дитя, что с вами случилось?
– Ничего, я просто потеряла свои чемоданы, и этот человек, – я указала на полицейского Бокерта, – обещал отвести меня туда, где их смогут разыскать.
– Что вам известно об этой девочке? – строго спросил судья бледную и дрожащую миссис Стэнард, стоявшую рядом со мной.
– Ничего, кроме того, что она пришла в дом вчера и попросилась переночевать.
– Дом! Что вы подразумеваете под домом? – быстро спросил судья Даффи.
– Это временный дом для работающих женщин на Второй авеню, номер 84.
– Какова ваша должность там?
– Я помощница экономки.
– Хорошо, расскажите все, что вы знаете об этом деле.
– Вчера, вернувшись в приют, я увидела, как она идет по улице. Она была одна-одинешенька. Только я вошла в дом, как зазвенел дверной звонок и вошла она. Она спросила меня, можно ли ей остаться на ночь, и я сказала, что можно. Вскоре она сказала, что все люди в доме выглядят сумасшедшими и внушают ей страх. Потом она отказалась ложиться в постель и просидела всю ночь.
– У нее были деньги?
– Да, – ответила я за нее, – я заплатила за все, а такой скверной еды я никогда не пробовала.
Эта реплика вызвала в публике смешки и приглушенные голоса: «Сумасшедшая-то сумасшедшая, а губа не дура!»
– Бедное дитя, – сказал судья Даффи. – Она хорошо одета, и она леди. Ее английский безупречен, и я готов поручиться, что она хорошая девушка. Она несомненно чья-то детка.
Это заявление вызвало общий хохот, и я поторопилась прижать к лицу платок, чтобы заглушить невольный смех, грозивший разрушить все мои планы.
– Я хотел сказать, что она детка какой-нибудь женщины, – торопливо поправился судья. – Я уверен, что кто-то ее ищет. Бедная девочка, я позабочусь о ней, потому что она напоминает мне мою покойную сестру.
После этого заявления на минуту наступила тишина, офицеры взглянули на меня приветливее, я же мысленно благословила добросердечного судью и понадеялась, что любое бедное создание, пораженное недугом, который я только разыгрывала, столкнется с таким добрым человеком, как судья Даффи.
– Как жаль, что здесь нет репортеров, – сказал он наконец. – Они сумели бы что-нибудь о ней разузнать.
Это замечание привело меня в ужас, потому что если кто и способен разрешить загадку, то именно репортер. Я почувствовала, что предпочла бы лучше иметь дело с кучей ученых докторов, полицейских и детективов, чем с парой смышленых собратьев по ремеслу, поэтому сказала:
– Я не понимаю зачем: мне просто нужна помощь, чтобы найти мои чемоданы. Эти люди – нахалы, я не хочу, чтобы они меня разглядывали. Я уйду, я не хочу здесь оставаться.
С этими словами я опустила вуаль, втайне надеясь, что репортеров будут держать от меня подальше, пока меня не отправят в лечебницу.
– Я не знаю, что делать с бедной девочкой, – сказал озабоченный судья. – О ней нужно позаботиться.
– Отошлите ее на остров, – предложил один из офицеров.
– О, не надо! – сказала миссис Стэнард с заметным испугом. – Не надо! Она леди, если отправить ее на остров, она этого не переживет.
На сей раз мне захотелось встряхнуть добрую женщину. Подумать только: именно на остров я и стремлюсь попасть, а она пытается меня туда не пустить! С ее стороны это было проявлением доброты, но досадным, с учетом обстоятельств.
– Тут точно что-то нечисто, – сказал судья. – Я уверен, что бедную девочку чем-то опоили и привезли в город. Оформите бумаги, мы отправим ее на обследование в Бельвью[4]. Возможно, через несколько дней действие снадобья выветрится и она сможет поведать нам невероятную историю. Если бы только тут были репортеры!
Репортеры наводили на меня ужас, поэтому я сказала что-то в том духе, что не
