Четырнадцать мгновений бармена - Валентин Одоевский
Пристав снова сделал глоток коктейля.
— Недавно познакомился с девчонкой. Умница, красавица — все дела, ну, ты понимаешь… Встречались месяц, другой, третий… как-то у нас всё завертелось, закрутилось… и складывается всё, вроде — оба на государство работаем: я — пристав, она — врач. Всё чин по чину. Уже надумал даже предложение ей делать. Колечко купил!
С этими словами он вынул из кармана брюк небольшую коробочку из красного бархата, в которой лежало золотое кольцо с маленькими синими топазами или чем-то похожим.
— А, вот, буквально дня три назад послали нас съездить к, ты не поверишь, — ветерану! Квартиру арестовывать! Ну, это ж абсурд! Я даже толком не понял за что. В общем, приезжаем мы к деду. Заходим. А он совсем старенький, уже горбатенький, говорит плохо… а мы… что мы? Стоим в этой долбаной чёрной форме…
Он брезгливо махнул рукой в сторону своих погон.
— …с автоматами и оглашаем ему решение суда и прочие формальности. А он сидит, смотрит на нас из-под своих старых век, как будто и не видит, и говорит старческим голосом: «Что же вы, сынки, меня грабить пришли? Совсем уже убить хотите, эсэсовцы?! На войне не смогли, так сейчас, что ли?!». И ты знаешь, настолько жалко мне его стало, чуть ли не до слёз… Начальник ему что-то там втолковывает, а я реально понимаю — мы ж, как фашисты!.. Что это такое? Старого человека, прошедшего войну, доживающего свой век в этой квартире, времён шестидесятых, надо выкидывать на улицу или в дом престарелых?! Разве это нормально?! А тут, смотрю, девчонка какая-то в квартиру заходит, вроде как, внучка. Увидела нас всех, растолкала, сразу к деду побежала, кричать начала… а я ж её знаю!.. Это ж Катенька! Невеста моя! Она меня видит, узнаёт и в слёзы: «Коля, как ты мог?! Что же ты за сволочь такая?!». Наши все в замешательстве, начальник что-то там бубнит про ответственность за оскорбление сотрудников, а мне тоскливо… я понимаю, что уже не женюсь на ней, что не смогу ей больше в глаза смотреть… Короче, рапорт я в тот же день написал. Не хочу я больше этим говном заниматься! И так уже всё потерял…
Николай выпил залпом пол бокала, протяжно выдохнул.
— До сих пор перед глазами этот дедушка стоит… и его фраза, что мы эсэсовцы… А, ведь, он прав, по факту… Вроде, не при фашизме живём, вроде, не каратели, а государство людей унижает и мучает похлеще гестапо, получается… мне просто обидно, что я был в этом всём дерьме…
— Чем теперь займёшься? — поинтересовался я.
Николай залпом допил коктейль, отставил бокал, положил кулак на стойку, опустил голову и исподлобья произнёс:
— Работать буду… но не на это треклятое государство… не на эту власть… Я ещё не знаю кем и где, но чтоб людям помогать. Пусть даже денег будет меньше, зато чист буду… и совестью, и душой — всем!..
Он положил на стойку несколько купюр и поднялся со стула.
— Спасибо, что выслушал!
Он усмехнулся:
— Денег на психолога нет, а поговорить не с кем.
Он откашлялся, как бы оговорился:
— …Выговориться некому…
Едва я собирался ему ответить, как Николай уже направился к выходу.
С тех пор, бывает он в баре довольно редко… и то, чтобы пропустить пару рюмочек коньяка по субботам. Вроде бы, умудрился стать адвокатом в какой-то частной конторе. Зарабатывает, говорит, неплохо. Совесть у него чиста. Вот, только, с Катей своей помириться так и не смог, ибо дедушка после этого визита очень скоро умер… Видимо, за это она его не простила….
Ветеран
Помни войну! Пусть далека она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно:
Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.
Ю.И.Визбор
Пожилые люди к нам почти не заглядывают. А если и заглядывают, то им, как правило, не больше семидесяти лет и заказывают они, в основном, пиво или что-то безалкогольное.
Однако этот старик разительно отличался от всех остальных. Хотя… его стариком-то нельзя было назвать… скорее старичок… невысокий такой, скромный, с очень мягким голосом, всё время со своей старой-старой тростью, прихрамывающий на правую ногу. Лицо его, покрытое морщинами, всегда как будто сияет, ведь он постоянно улыбается своей старческой бледной улыбкой. Волосы, на удивление, ещё не выпадают, а наоборот красиво вьются, хотя и седые. Возраст не сделал его толстым, как делает со многими пожилыми людьми, наоборот — высушил, сделал почти как мощи.
Он заходит нечасто. В основном, ближе к вечеру, когда на улице ещё светло. Опираясь на свою трость, буквально запрыгивает на стул, кладёт пятьсот рублей и просит кофе с молоком и кусочком торта. Реже он заказывает рюмку водки…
В первый раз, меня даже умилила эта его простота заказа и общения. Такой искренней вежливости я ещё не слышал ни от кого из клиентов:
— Молодой человек, будьте, пожалуйста, так добры, сделайте мне немного кофе с молоком, и какого-нибудь торта кусочек мне дайте.
Вроде, ничего необычного, а настолько душевно звучало, что я даже выдал в сердцах:
— Все бы так заказывали…
— А что? Мне ж немного надо на старости лет.
— Всем бы так…
— Ну, так, раздолье же! Вон у вас сколько бутылок-то стоит! — восхищался он.
— И то правда.
— А я своё уже отпил. Помню, раньше мог много пить и не пьянел. А с возрастом как-то, знаете, здоровье стало жаль. Вот, уже тридцать лет как, считайте, не пью.
