Генри Олди - Олди и компания (литературная студия на Росконе-2007)
Так вот, зрителю неинтересно, когда вы придумали жест, и из чего он родился. "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…" Зрителю важно, плачет он или не плачет. Вопрос личной честности и искренности автора – очень сложная штука. Можно так соврать, что будут рыдать, аплодировать и помнить до конца своих дней. Другое дело, когда сам видишь, что соврал неудачно… С этим, конечно, надо что-то делать. Это да. А нравится мне мой собственный текст или не нравится – это не честность, а профессиональная оценка. Честность автора – отдельно, а мотивация персонажей или внутренняя логика действия – отдельно. Это уже мастерство, соответствие реализации и задумки, вопросы сюжета, характеров, их развития, взаимодействия, гармоничного сочетания.
Конечно, такие вещи желательно отлавливать заранее, доводить до ума и приводить, так сказать, в соответствие с внутренней логикой – думаем, это вполне понятно. Но когда возникает вопрос достоверности поведения героя или реалий мира, то достоверность персонажа и "арены действия" не бывает абсолютной – в этих ситуациях по уставу надо вести себя таким образом, описание автомобиля должно соответствовать техпаспорту, и конец разговору.
Достоверность формируется на стыке знаний, представлений о реальности писателя и читателя: верю – не верю. Я могу по-прежнему соврать, и это будет для читателя абсолютно достоверно. А могу сказать правду, и в это никто не поверит.
Как-то С. Логинов в узком кругу коллег рассказывал про тракториста. Логинов когда-то написал рассказ, в котором тракторист по пьянке утопил один за другим несколько тракторов. Пьяницу каждый раз за это ругали и давали новый трактор. Такая себе деревенская проза. Принес Логинов в редакцию рассказ. Ему говорят: «Вранье! Твоего героя бы после второго утопленника-трактора посадили или, как минимум, выгнали бы из колхоза!». Логинов уперся, говорит: «Так в колхозе один-единственный тракторист, другого нету. Где замену возьмешь? Ну, его, конечно, прорабатывали, а трактор давали…». «Ладно, – говорят, – берем рассказ. Сколько у тебя тракторов утоплено было? Четыре? Давай хотя бы два сделаем – будет более правдоподобно». Логинов поспорил-поспорил, в итоге согласился – осталось два. После чего добавил грустно:
– А на самом деле их было одиннадцать!
Вот вам и случай из жизни, на предмет достоверности. Таких случаев очень много. Выходит у нас в свет роман «Рубеж» – тут же наезжают местные ура-националисты с воплями: почему текст известной украинской песни "Їхав козак за Дунай" – на суржике? Недостоверно! Мы говорим: он так написан в оригинале, в опере «Казак-стихотворец» князя Шаховского, текст песни Климовского. Мы ж не виноваты. Критики продолжают гневаться: а почему у вас ткань – бумажная? Отвечаем: потому что слово «бумазейная» появилось существенно позже. А тогда говорили «бумажная». Читайте Гоголя, там этой бумажной ткани навалом. Мы-то объясняемся, а читатель полагает фактаж – недостоверным, ошибкой.
Правда не всегда достоверна.
– Случается, возникает сюжет, написать который можно только в условиях, которые я знаю исключительно по книгам. Допустим, мне нужна Франция 1940—1990 годов. Я пытаюсь написать свой роман по прочитанным книгам – историческим, социологическим исследованиям… Мне уже высказали упрек: ах, как мало ты знаешь о Франции! – зачем вообще это делать?.. С другой стороны я знаю, что пишу не для французов, а для людей, которые тоже знают Францию по книгам…
Олди: Мы тоже никогда не были в древней Индии и Греции, в Китае и Японии пятнадцатого-шестнадцатого века. И на другой планете не были.
– Вопрос звучит так: достаточно ли совпадения? Будет ли книга достоверна?
Олди: Вполне вероятно, что будет. Если вы сумеете узнать очень много. О времени и месте действия, об историческом материале – по максимуму. Для писателя, не для историка, который пишет диссертацию, но – всерьез, от географии и этнографии до архитектуры, флоры, фауны… Как ни смешно звучит, не зацикливайтесь на вооружении. К сожалению, у нас в последнее время как заговорят о фэнтези или альтернативной истории, так главное – это знать, каким мечом ветчину режут и какой шлем на лысине носят. Отличает автор бургиньон от салада – значит, великий мастер фэнтези и инженер душ человеческих! Спросишь у «мастера», как были устроены чердаки в домах – молчит, как партизан.
Так вот, из того, что вы узнаете, в текст должно попасть 25—30 %, не больше. Нельзя совать в роман все накопленное добро, как ребенок, хвастающийся коллекцией ракушек. Но вам надо подать это так многозначительно и с легкой небрежностью, что у меня-читателя создастся впечатление: сколько же всего автор знает, сколько недоговаривает! До чего же картина объемная! Кстати, это будет, в сущности, правильное впечатление, потому что 75 % того, что вы знаете, действительно осталось за кадром. Научитесь это делать – собирать много, вкладывать часть – вам поверят на любом материале. Рекомендуем в придачу читать художественную литературу того времени. Современники в реалиях редко врали. И обязательно вставьте одну-две детали, которые мало кто знает, и которые разрушают наши читательские стереотипы восприятия.
Раз наши фэны так обожают оружие, возьмем любимый ими пример. Сколько у нас написано фэнтезей, где действуют "типа мушкетеры"! – бегают со шпагами и фехтуют направо-налево: парад, батман, реприза, финт… А настоящие шпаги того периода времени вы, дамы и господа, когда-нибудь видели? Боевые, не придворные, не церемониальные, не облегченные со временем? Отличная вещь! В Париже, например, в музее оружия – дивная коллекция! Шпаги и рапиры – клинок метр десять, широкий, мощный… Вес этого клинка себе представили? А теперь задумайтесь, что манеры фехтования, которые мы знаем по спорту и фильмам, появились минимум на сто лет позже! Этой чудо-шпагой так ловко фехтовать нельзя – рука от тяжести оружия через минуту отвалится! Никаких сложных парадов и батманов. Ей можно только колоть с большого расстояния. А защиты брались кинжалом в левой руке. Плащом, в крайнем случае, намотанным на предплечье. Левой, значит, отбиваешь, а правой тычешь едва ли не как пикой… Чувствуете, как сразу все меняется?! И мушкетер совсем другой возникает.
Вот найдите такие детали, одну-две вбросьте… Исторические романы нельзя писать, ибо мы не из того времени? Тогда и «космические оперы» нельзя писать – в галактике Ы тоже никто не был.
– Переходя от духа сугубо к практике: если берется исторический антураж – по крайней мере, хочется, чтобы он был предметным. Чтобы герои не носили абстрактные сапоги, не одевались в абстрактный плащ… Даже эрудированный читатель, когда видит слово «шаперон», зачастую говорит: «А что это?» Как выходить из положения? Сноски? – получается безобразная картина… Как сделать, чтобы и слово осталось, и понимание?
Олди:Сноски – это неплохо, но если их чрезмерно – уже тяжело. Если у вас в тексте есть экзотическое название предметов туалета – головного убора, кафтана, обуви – обязательно надо дать его в контексте. Чтобы было понятно: это разновидность шляпы, а не носовой платок. Герой вытащил из ножен скрамасакс, – не знает читатель, что такое скрамасакс, но если герой тащит эту штуку из ножен, значит, вряд ли это грабли.
Давайте проведем маленькую лабораторную работу. Вот мы – малограмотные читатели, мы не знаем, что такое шаперон. Какой он?
– Представьте себе Робин Гуда канонического, в своеобразном колпаке…
Олди: Допустим, не смогли представить. Не хватило знаний и воображения. Дайте нам любую фразу, где присутствует шаперон, где он является частью текста! «Робин Гуд стащил с головы свой шаперон» – допустим, так. Мы не знаем, что значит «шаперон». «Стащил с головы» – стало понятно: ага, скорее всего, головной убор! Плюс фонетическая ассоциация шаперона с шапкой… Или «поправил выбившуюся из-под шаперона прядь волос». Вы можете себе объяснить нам покрой шаперона, перо – что там есть, какие детали?
– Фестоны, хвост…
Олди: Отлично! «Робин стянул с головы шаперон; хвост мотнулся, ударил его по плечу…» «Стащил с головы» дает мне указание на назначение, детали создают визуальный образ, шаперон ассоциирован с шапкой – и не надо давать сноску! Да, мы взяли пример очень простой, не во всем удачный, но в целом должно быть понятно.
– А если это не конкретный английский Робин Гуд, а герой средневекового фэнтези?
Олди: Если это условное средневековье без точной привязки, скажем, к Англии или Франции, то используйте реалии плюс-минус того времени и места. Допустим, примерно Западная Европа, тринадцатый век. Но – придуманное вами королевство в фэнтезийном мире. Берете реальные страны условно того периода, берете книги по костюму, оружию, быту, что носили, в каких домах жили. Можете слегка перемешать, скажем, немецкое с фламандским. Правда, французское с английским вы уже легко не перемешаете – культуры слишком разные.