Клод Дюфрен - Великие любовницы
Агнесса тоже чувствовала приближение конца. С большим достоинством, без страха, как она вела себя на протяжении всей своей жизни, продиктовала свою последнюю волю, не забыв никого в последнем порыве благородства и щедрости, назначив Карла «единственным и полным» своим наследником по завещанию. Потом она позвала своего духовника, отца Денни, и попросила отпустить ей грехи. Да так ли уж много грехов она совершила, чтобы еще при жизни ей был вынесен общественный приговор, объявивший ее «посланницей дьявола»? Любовь к женатому мужчине, страсть, которую она ему внушила, в те времена были расценены как исполнение воли Сатаны… Но сегодня любовь и преданность Агнессы дороги нашей памяти.
9 февраля состояние Агнессы резко ухудшилось. Бессильные перед скоротечностью болезни врачи поставили диагноз – «нарыв живота». Сидевший у изголовья Карл не сводил с нее глаз, словно надеясь этим отсрочить неизбежную кончину. Он взял руку молодой женщины, и Агнесса нашла в себе силы улыбнуться ему в последний раз… Потом ее губы шевельнулись, все услышали, как она прошептала имена Пресвятой Девы и Марии Магдалины. Затем на несколько часов она впала в глубокую кому. Внезапно открыв глаза, Агнесса из последних сил проговорила фразу, которая показывает ее глубокое понимание человеческой судьбы: «Это ничто, лишь пустота и зловоние нашей недолговечности…»
Спустя два дня, в понедельник, 11 февраля 1450 года в шесть часов вечера Прекрасная дама покинула этот мир. Она была одним из самых лучших его украшений. Ей еще не исполнилось и двадцати восьми лет.
Внезапно потеряв фею, руководившую его судьбой, король оставил пленительный чертог, в котором пребывал целых семь лет. Мираж рассеялся. Его постоянство, жажда борьбы, радость жизни ушли вместе с Агнессой. Он снова стал таким же нерешительным, опасливым, недоверчивым, каким был в прошлом.
Он уехал из Нормандии спустя несколько дней после кончины Прекрасной дамы, приказав перед отъездом воздвигнуть в Жюмьеже памятник своей возлюбленной. Ее тело было захоронено на хорах собора Нотр-Дам-де-Лош. На могиле Агнесса изваяна из алебастра в одном из ее великолепных платьев, которые вызывали восторг толпы… и зависть. Последними почестями «прекрасной фее» стали стихи на латинском языке, увековечившие ее память:
В могиле сей покоится голубка столь нежная, каких на свете мало,Она была белее лебединого крыла и много ярче пламени блистала.Но предана прекрасная Агнесса земле, которую собою украшала.И в вечной жизни средь других святых она теперь царицей стала,Наш бренный мир покинула она, лишь руки к небу вознеся устало.
Эта эпитафия не отражает участия Агнессы в счастливом завершении последнего этапа Столетней войны. Несмотря на боль утраты, Карл VII считал, что не вправе отказываться от побед, которые сами шли ему в руки. И вскоре этот неисправимый бабник снова стал совершать любовные подвиги. Известно, что угрызениями совести он не страдал. Ну а коль скоро ни одна из женщин не могла заменить Агнессу, вместо одной фаворитки король обзавелся целым гаремом любовниц. А набожная королева Мария, внезапно перечеркнув полвека аскетизма и строгости нравов, собрала в замке Шинон блестящий двор, стала одеваться в роскошные наряды и транжирить золото из королевской казны. Эту традицию охотно поддержали все последующие французские королевы.
Спустя три года после смерти Агнессы, в 1453 году Карл VII отправился в свой последний военный поход, которому предстояло положить победный конец войне, продлившейся сто тринадцать лет. И часть славы в этой победе принадлежит Прекрасной даме. Сумрак Средневековья уходил в прошлое, на горизонте забрезжило Возрождение, которое преобразило Францию в годы правления Карла VII. А эти три женщины – Иоланда Арагонская, Жанна д’Арк и Агнесса Сорель – превратили Карла Благослуживого в Карла Победителя.
2
Анна против Франсуазы
в борьбе за прекрасные глаза короля
Я хочу, чтобы меня окружали самые красивые и любезные женщины», – говорил Франциск I.
Его воля была исполнена. Любовный мир короля был полон созданий, одно красивее другого, «любезных» в том смысле, какой некогда придавался этому слову, то есть не слишком манерничали, предоставляя ему то… что он от них требовал. Действительно, прекрасный Франсциск мог показаться требовательным. Что ж, он имел к тому все основания: этот король Франции был королем и как мужчина. При двухметровом росте обладал мускулатурой на зависть нашим современным культуристам, с широкими плечами и тонкой талией. Но словно этих преимуществ было недостаточно, держался воистину по-королевски, умел сочинять мадригалы, покорять женщину словом… Поэтому нет ничего удивительного, что кандидатки толпами стояли перед дверями спальни монарха. В этом окружении красивых женщин исключением была его супруга, королева Клод, чьим именем назван сорт великолепных слив[25]. Природа не наградила бедняжку красотой, но в этом-то и заключается парадокс нашей истории: поскольку французские королевы имели основной задачей рожать наследников престола, от них никто не требовал, чтобы они были красивыми и желанными. Вот и Франциск уделял Клод ровно столько времени, сколько было необходимо для зачатия оных наследников. А когда он не был занят войной или охотой, свой досуг он посвящал Венере.
С восемнадцатилетнего возраста, когда Франциск был провозглашен наследником своего кузена Людовика XII, помимо многочисленных любовных интрижек, которые каждую ночь меняли тела и лица, он был в любовной связи с красивой женой известного адвоката Жака Дизомма. Возможно, что мужская сила господина Дизомма не соответствовала его многообещающей фамилии[26], поскольку жена без стеснения изменяла ему даже у себя дома! Когда встал вопрос о женитьбе на Клод, дочери короля Людовика XII, а по линии матери Анны наследнице герцогства Бретань, Франциск рассказал о своих намерениях сестре Маргарите не без некоторого цинизма: «Тут замешан вопрос с Бретанью, то есть государственные интересы. Я, конечно, уважаю эту королевскую дочь, но никогда не смогу ее полюбить. Ничто в ее облике меня не привлекает, но это не имеет значения! Я хочу жениться на этой девочке! Это вопрос государственной важности! Для любви есть другие луга, где я могу, даже не нагибаясь, набрать целую охапку самых нежных цветов и продолжу так долго, как пожелаю, нюхать розы удовольствия с женой адвоката Дизомма».
Жанна Дизомм была путеводной звездой в его жизни. Став королем, Франциск подчинил двор своим удовольствиям. «Двор без дам, что сад без цветов…» – заявил он. Чтобы «засадить свой сад», король завел не менее двадцати семи «цветов», которых он одевал за свой счет и, естественно, по своему вкусу. Он «срывал» их поочередно в зависимости от своего желания. В этом «земном раю» поэзия служила обрамлением любовных забав. Чаще всего именно в стихотворной форме король просил оказать ему знаки внимания, и ни одна из этих дам не думала ему отказывать. В своих стихах он притворно вздыхал:
Где ж вы теперь, забавы дней былых?Ужель меняете обитель постоянно?Кому теперь скажу о горестях своих?
Но, будучи переменчивым из-за своего темперамента и страстной натуры, он не испытывал ни малейшей ревности, когда какая-нибудь из его любовниц платила той же монетой:
Хотя и часто женщина меняется,Но тот умен, кто ей не доверяется.
На написание этого двустишья его толкнула спустя много лет последняя и самая неблагодарная из всех его «властительниц сердца» – Анна де Писсле. Но вне зависимости от поведения любая женщина пользовалась у Франциска уважением, и его сострадание простиралось даже на наименее целомудренных из них. Как пишет Андре Кастело[27]: «Для него звание женщины было неприкосновенно и священно, даже если это касалось проститутки». Он защищал всех женщин при дворе, как подтверждает его письмо, адресованное Жоану Дювалю, «нашему верному хранителю казны. В этом письме он просит выдать “Сесиль Вьевиль, хозяйке девиц для увеселений, которые следуют за нашим двором, сорок пять туренских ливров на сумму двадцать золотых экю с солнцем”». Речь идет не об оплате за услуги или благодарности, а о ежемесячной заработной плате «как для нее, так и для других женщин ее призвания». И Франциск уточняет, «что уже давно завел этот обычай платить». Воздадим должное слову «призвание», которое король употребил для обозначения древнейшей профессии. Тем самым он в какой-то мере возвел проституцию в ранг вполне достойных занятий.
Но он заботился о проститутках вовсе не для «личного пользования», их услуги ему были ни к чему, поскольку дамы из высшего общества охотно удовлетворяли все его желания. Именно из них он выбрал первую свою фаворитку, но она оказалась и первой женщиной, которую он полюбил, – Франсуаза де Фуа, графиня де Шатобриан, темноволосая красавица, чье тело, казалось, было создано для самых сладострастных занятий любовью. И она не теряла времени, дабы предаться этому занятию.
